Доклад о состоянии дел в науке - взгляд с классовых позиций
Уважаемые товарищи!
За последние годы опубликовано немало данных о деградации отечественной науки. Известно, что финансирование науки в 90-е сократилось в 20 раз, что за эти годы из науки ушло 577 000 человек*, что из России эмигрировало около 25 тысяч ученых, а 40 тысяч работают за рубежом с 1990-х гг. (т.е. вероятность их возврата близка к нулю). Известно, что 57% приборного парка РАН имеет возраст старше 10 лет, что в РФ на обновление основных фондов в науке тратится в 40 раз меньше, чем в Китае, что аппаратное оснащение среднестатистического российского ученого хуже американского в 200 раз, что расходы на исследования составляют 3-5% от аналогичного параметра в США. Недавно правительство РФ приняло решение повысить оклады действительным членам АН до 50 тыс. рублей, а членам-корреспондентам – до 25 тысяч рублей в месяц**. Таким образом, оклад академиков остается меньше зарплаты менеджера в московской фирме. Понятно, что академики в спешном порядке уезжают за рубеж – более 20 академиков из Отделения общей физики и астрономии имеют постоянную работу за границей, а 30% профессиональных математиков, в том числе все лауреаты премии Филдса, навсегда покинули Россию***.
Эти известные факты до сих пор рассматривались как данность, становясь почвой для либеральных «метафизических» умозаключений о российской неполноценности и превосходстве Запада над бывшими странами СЭВ. Диалектический подход, лежащий в основе марксизма, требует подойти к этому вопросу с классовых позиций. В настоящем аналитическом докладе я попробую преодолеть барьер молчания о первопричинах кризиса науки в РФ, раскрыв те «секреты Полишинеля», которые, с одной стороны, очевидны всем работающим в отрасли, а с другой стороны – не озвучиваются в силу академического политеса, личной заинтересованности или круговой поруки.
Понятно, что, существуя в капиталистическом обществе, наука вынуждена функционировать по законам этого общества. Перед ней стоит выбор: либо стать частью системы, не сопротивляясь капиталистической эксплуатации, либо выйти на путь безальтернативного системного протеста. В условиях тотальной эксплуатации выбор содержания и формы протеста является индикатором его зрелости и, как следствие, критерием успешности классовой борьбы. Ставя перед собой неверные цели, невозможно достигнуть верных результатов. Если научные сотрудники ставят для себя цель – достижение личного материального благополучия, они легко становятся объектом манипуляции со стороны государственно-капиталистических эксплуатирующих структур. Понятно, что, в таком случае, каждая нищенская прибавка к зарплате будет рассматриваться ими как факт успеха в борьбе. Это есть ни что иное, как тред-юнионизм. Эта борьба не носит классовый характер, так как ради достижения тактической цели «протестующие» берут себе в союзники то ЛДПР, то «Солидарность», а газета научного сообщества «ПОИСК» то критикует власть, то констатирует каждый позитивный сдвиг в стиле «пришла весна, за нею лето, спасибо партии за это».
Все по Ленину: «интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации». То есть, как бы, и попротестовать хочется, поплакаться, что плохо живем, и status quo жалко – как бы чего хуже не вышло. Ученые (а также иные бюджетники – учителя, врачи и т.д.) должны понять, что сопротивляться существующему режиму не в ущерб себе невозможно, и сделать сознательный выбор в пользу сопротивления. Необходим переход от достижения личных прав к стремлению к классовым свободам. Следует ясно понимать, что пролетарский призыв бороться за свои права – не то же, что шастанье по конторам либеральных правозащитников. Это лозунг не экономический, а политический. В этом лозунге сконцентрирована классовая концепция сопротивления – достижение личных свобод возможно только путем борьбы за права своего класса. К сожалению, в научной среде это понимание не достигнуто, в связи с чем, акции протеста носят несистемный характер, вырождаясь из протеста в «просительные» мероприятия. При направленности правящего капиталистического класса на уничтожение науки, классовая борьба ученых должна заключаться в противодействии этой политике. Цель классовой борьбы научных работников, по определению, - освобождение от капиталистической эксплуатации науки. В противном случае – борьба не имеет смысла.
Российская наука подвергается эксплуатации в нескольких аспектах, причем как российской капиталистической системой, так и мировой – вследствие глобализации.
Во-первых, в силу того, что Россия – страна с зависимым типом капитализма, российская наука носит подчиненный характер по отношению к развитым странам. Международное сотрудничество в таких условиях сводится к эксплуатации российских ученых во вспомогательных для развитых стран проектах. Скажем, по одному и тому же проекту за рубежом исследуют явления как таковые, а российской стороне перепадает уточнение значений до i-го знака, изучение отдельно взятых образцов, математическая обработка данных, т.е. второстепенные задачи, а результаты передаются эксплуататору за нищенские по нормальным меркам гранты (аутсорсинг).
Во-вторых, в силу эксплуатируемого характера российской науки, доля её представления в международных журналах чрезвычайно мала, хотя и пропорциональна количеству реальных достижений в ней. Так, мировой процент российских публикаций по фундаментальной клинической медицине составляет 0.47%, по иммунологии и фармакологии 0.33%, по неврологии и психиатрии – 0.57-0.66%. Импакт-фактор, по которому за рубежом оценивают качество статьи, отличается от среднемирового в меньшую сторону. Так, в химии он отстал на 64%, в молекулярной биологии на 69% и даже в науках о космосе наша бывшая великая космическая держава имеет импакт на 51% ниже среднемирового.
В-третьих, стремление властей придать всей науке инновационный, то есть узко прикладной характер, что заведомо ведет к сворачиванию системы направлений исследований, выталкивая РФ на задворки мировой цивилизации. Так, «Роснано» считает инновационными проекты по кожезаменителям, светодиодам, солнечным батарейкам, складам высокочистых реактивов, полимерной пленке, наночернилам и стеклянным кирпичам. После 20 лет простоя научно-технологического комплекса страны они, несомненно, «инновационны», но после таких инноваций науке – конец. И не только потому, что инновации плохи. Дело в том, что капиталистическая деморализация науки заставляет её выдумывать прикладные применения, подгонять тематические планы под коммерческую конъюнктуру, переписывать советские результаты с префиксом «нано» и т.д. Таким образом, наука из системы постижения истины становится служанкой капитала.
В-четвертых, догоняющее развитие – это всегда скрытая эксплуатация, тем более, когда речь идет о закупке лицензий и копировании зарубежных технологий. Этот вид эксплуатации ведется путем навязывания стране с зависимым типом капитализма заведомо устаревших технологи, что ведет к её технической отсталости. Экстенсивный путь развития, сопряженный с копированием зарубежных технологий, как известно, привел СССР к отставанию в области микроэлектроники и информационных технологий (пример – ЭВМ класса «Ряд» и копирование архитектуры 086 в ЕС).
В-пятых, капиталистическая эксплуатация личных амбиций научных работников является средством уничтожения науки как таковой. Наука как таковая является средством постижения истины. Если наука не ставит это целью, то это не наука. Вместе с тем, явно, что в науку идут вовсе не только для удовлетворения жажды познания. Все зависит от стимула. В капиталистическом обществе стимулом являются деньги, звания, власть и прочие атрибуты, не имеющие отношения к познанию. Эти стимулы в социалистическом обществе не играют самодовлеющей роли, тогда как в капиталистическом обществе являются предметом буржуазных вожделений. В капиталистическом обществе эти стимулы можно удовлетворить и не прибегая к науке. В результате, в России формируется сеть самозваных академий, количество которых перевалило за 200, альтернативные ВАКи, штампующие докторов по несуществующим специальностям, частные ВУЗы, в которых профессура состоит из бывших рядовых научных сотрудников, а зачастую и людей, не имеющих научной степени. Это – прямое следствие капитализма. Если рассматривать науку и образование не как инструмент развития страны, а как институты капиталистического общества, равноправные всем другим, то в рамках конкуренции такое положение представляется нормальным.
Наука расслаивается на две части – неимущие ученые и состоятельные имитаторы науки. Для первых существуют дышащие на ладан НИИ с устаревшим оборудованием и университеты с безразличными к науке студентами. Вторые же состоятельны потому, что, не занимаясь наукой, а лишь имитируя научную деятельность, они не нуждаются в аппаратуре и расходных материалах и тратят финансирование НИОКР на личные нужды. Для таких господ и существуют коммерческие академии, предлагающие т.н. «научные конференции» за рубежом (Англия, Франция, Израиль и т.д.) за несколько тысяч долларов. На такие конференции ездят, в основном, здешние администраторы, эксплуатирующие труд подчиненных, подписываясь под коллективными научными работами, делая себе на этом чины и деньги. В результате складывается классическая схема эксплуатации: подчиненные вынуждены работать не над достижением научных результатов, а над написанием липовых научных отчетов и бессодержательных статей для продвижения начальников по служебной лестнице и участвовать в имитации научной активности. Типичное отчуждение труда по Марксу. Как и во всякой системе эксплуатации, эта вакханалия становится возможной только при молчаливом согласии эксплуатируемого звена. В связи с этим возникает круговая порука, при которой научный работник превращается в конформиста, обывателя, лишенного коллективизма и
Характерный пример эксплуатации являет собой известный в связи с отказом от сотрудничества с «Единой Россией» в проекте Сколково лауреат Филдсовской премии математик Григорий Перельман. Свою невписываемость в текущую систему он объясняет так: «Чужаками считаются не те, кто нарушает этические стандарты в науке… Люди подобные мне – вот кто оказывается в изоляции… Разумеется, существует масса более или менее честных математиков. Но практически все они – конформисты. Сами они честны, но они терпят тех, кто таковыми не являются». Конец цитаты. Эксплуатируемые поддерживают «социальное партнерство» с эксплуататорами.
В чем причина? Неужели не против чего бунтовать (протесты типа «подайте нищим копеечку» не в счет)? Согласно замыслам капиталистического правительства по реформированию Академии Наук и прикладной науки, после 2010 г. из 850 академических институтов должно остаться 600, а число прикладных институтов сократиться с 1200 до 500. Дело в манипуляции сознанием с целью эксплуатации трудящихся научной сферы. Известно, что министр Фурсенко в своё время обещал довести оклад молодого специалиста академического института до 15 000-20 000 руб., а научного сотрудника - не менее чем до 30 000 руб. к 2007 г. Результат: в РНЦ Курчатовском институте заработная плата старшего научного сотрудника в настоящее время составляет 7 000 руб, стипендия аспиранта в Академии Наук – 1800 руб. Меж тем, Курчатовский институт является, по заявлениям властей, флагманом модернизации. Таким образом, обещания капиталистических властей не выполняются, но пока что люди им верят. По-видимому, только сталинский закон обучения масс на собственном опыте в своё время изменит это положение, хотя известно, что обучение на собственном опыте является не самым эффективным средством…
В таком случае становится очевидным, что вопрос – в сознании, поскольку в условиях капиталистической манипуляции сознание перестает адекватно отражать социальное бытие, в связи с чем, перестает адекватно реагировать на происходящее, иммобилизуя протестный потенциал лиц, подвергаемых систематической эксплуатации. Формирование политически-пассивной обывательской массы научных сотрудников сопровождается понижением их рабочей активности. Политика властей – не давать денег на оборудование, но дать их на зарплату, а затем заявить, что наука неэффективна. В связи с этим встает вопрос о мотивации научной деятельности. Если мотивация не будет ориентирована на конечный нефинансовый результат – науки не будет.
Те же из ученых, кто не готов протестовать не против сокращения штатов и своей низкой зарплаты, а против поругания творческого духа науки превращаются в обывателей. И не надо обвинять Маркса в идеализме: не я, а Маркс упирал на творческий труд и всемерное развитие человека как конечную цель построения коммунизма. Борьба против трудовой эксплуатации имеет смысл только в случае, если её результатом будет переход от эксплуатационного к творческому труду. Я хочу задать несколько актуальных вопросов. Почему на одинаковых установках ученые Запада делают эпохальные работы, а наши – уточняют известные результаты? Почему аппаратура по приезде в российские НИИ простаивает до 80% времени (так, в Курчатовском институте с 2008 г. не установлено около трети закупленного оборудования – в сталинское время это назвали бы саботажем)? Почему акцент в работе сотрудников смещен с содержания на форму? Почему все предприятия, выпускавшие отечественное исследовательское оборудование (пример – ЛОМО) не работают по собственной специализации? Ответ один – капиталистическое общество не требует работы, более того, под предлогом постиндустриального общества, культивирует спекулятивные и имитационные тенденции. «Не быть, а казаться», принцип Карнеги...
За последние годы опубликовано немало данных о деградации отечественной науки. Известно, что финансирование науки в 90-е сократилось в 20 раз, что за эти годы из науки ушло 577 000 человек*, что из России эмигрировало около 25 тысяч ученых, а 40 тысяч работают за рубежом с 1990-х гг. (т.е. вероятность их возврата близка к нулю). Известно, что 57% приборного парка РАН имеет возраст старше 10 лет, что в РФ на обновление основных фондов в науке тратится в 40 раз меньше, чем в Китае, что аппаратное оснащение среднестатистического российского ученого хуже американского в 200 раз, что расходы на исследования составляют 3-5% от аналогичного параметра в США. Недавно правительство РФ приняло решение повысить оклады действительным членам АН до 50 тыс. рублей, а членам-корреспондентам – до 25 тысяч рублей в месяц**. Таким образом, оклад академиков остается меньше зарплаты менеджера в московской фирме. Понятно, что академики в спешном порядке уезжают за рубеж – более 20 академиков из Отделения общей физики и астрономии имеют постоянную работу за границей, а 30% профессиональных математиков, в том числе все лауреаты премии Филдса, навсегда покинули Россию***.
Эти известные факты до сих пор рассматривались как данность, становясь почвой для либеральных «метафизических» умозаключений о российской неполноценности и превосходстве Запада над бывшими странами СЭВ. Диалектический подход, лежащий в основе марксизма, требует подойти к этому вопросу с классовых позиций. В настоящем аналитическом докладе я попробую преодолеть барьер молчания о первопричинах кризиса науки в РФ, раскрыв те «секреты Полишинеля», которые, с одной стороны, очевидны всем работающим в отрасли, а с другой стороны – не озвучиваются в силу академического политеса, личной заинтересованности или круговой поруки.
Понятно, что, существуя в капиталистическом обществе, наука вынуждена функционировать по законам этого общества. Перед ней стоит выбор: либо стать частью системы, не сопротивляясь капиталистической эксплуатации, либо выйти на путь безальтернативного системного протеста. В условиях тотальной эксплуатации выбор содержания и формы протеста является индикатором его зрелости и, как следствие, критерием успешности классовой борьбы. Ставя перед собой неверные цели, невозможно достигнуть верных результатов. Если научные сотрудники ставят для себя цель – достижение личного материального благополучия, они легко становятся объектом манипуляции со стороны государственно-капиталистических эксплуатирующих структур. Понятно, что, в таком случае, каждая нищенская прибавка к зарплате будет рассматриваться ими как факт успеха в борьбе. Это есть ни что иное, как тред-юнионизм. Эта борьба не носит классовый характер, так как ради достижения тактической цели «протестующие» берут себе в союзники то ЛДПР, то «Солидарность», а газета научного сообщества «ПОИСК» то критикует власть, то констатирует каждый позитивный сдвиг в стиле «пришла весна, за нею лето, спасибо партии за это».
Все по Ленину: «интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации». То есть, как бы, и попротестовать хочется, поплакаться, что плохо живем, и status quo жалко – как бы чего хуже не вышло. Ученые (а также иные бюджетники – учителя, врачи и т.д.) должны понять, что сопротивляться существующему режиму не в ущерб себе невозможно, и сделать сознательный выбор в пользу сопротивления. Необходим переход от достижения личных прав к стремлению к классовым свободам. Следует ясно понимать, что пролетарский призыв бороться за свои права – не то же, что шастанье по конторам либеральных правозащитников. Это лозунг не экономический, а политический. В этом лозунге сконцентрирована классовая концепция сопротивления – достижение личных свобод возможно только путем борьбы за права своего класса. К сожалению, в научной среде это понимание не достигнуто, в связи с чем, акции протеста носят несистемный характер, вырождаясь из протеста в «просительные» мероприятия. При направленности правящего капиталистического класса на уничтожение науки, классовая борьба ученых должна заключаться в противодействии этой политике. Цель классовой борьбы научных работников, по определению, - освобождение от капиталистической эксплуатации науки. В противном случае – борьба не имеет смысла.
Российская наука подвергается эксплуатации в нескольких аспектах, причем как российской капиталистической системой, так и мировой – вследствие глобализации.
Во-первых, в силу того, что Россия – страна с зависимым типом капитализма, российская наука носит подчиненный характер по отношению к развитым странам. Международное сотрудничество в таких условиях сводится к эксплуатации российских ученых во вспомогательных для развитых стран проектах. Скажем, по одному и тому же проекту за рубежом исследуют явления как таковые, а российской стороне перепадает уточнение значений до i-го знака, изучение отдельно взятых образцов, математическая обработка данных, т.е. второстепенные задачи, а результаты передаются эксплуататору за нищенские по нормальным меркам гранты (аутсорсинг).
Во-вторых, в силу эксплуатируемого характера российской науки, доля её представления в международных журналах чрезвычайно мала, хотя и пропорциональна количеству реальных достижений в ней. Так, мировой процент российских публикаций по фундаментальной клинической медицине составляет 0.47%, по иммунологии и фармакологии 0.33%, по неврологии и психиатрии – 0.57-0.66%. Импакт-фактор, по которому за рубежом оценивают качество статьи, отличается от среднемирового в меньшую сторону. Так, в химии он отстал на 64%, в молекулярной биологии на 69% и даже в науках о космосе наша бывшая великая космическая держава имеет импакт на 51% ниже среднемирового.
В-третьих, стремление властей придать всей науке инновационный, то есть узко прикладной характер, что заведомо ведет к сворачиванию системы направлений исследований, выталкивая РФ на задворки мировой цивилизации. Так, «Роснано» считает инновационными проекты по кожезаменителям, светодиодам, солнечным батарейкам, складам высокочистых реактивов, полимерной пленке, наночернилам и стеклянным кирпичам. После 20 лет простоя научно-технологического комплекса страны они, несомненно, «инновационны», но после таких инноваций науке – конец. И не только потому, что инновации плохи. Дело в том, что капиталистическая деморализация науки заставляет её выдумывать прикладные применения, подгонять тематические планы под коммерческую конъюнктуру, переписывать советские результаты с префиксом «нано» и т.д. Таким образом, наука из системы постижения истины становится служанкой капитала.
В-четвертых, догоняющее развитие – это всегда скрытая эксплуатация, тем более, когда речь идет о закупке лицензий и копировании зарубежных технологий. Этот вид эксплуатации ведется путем навязывания стране с зависимым типом капитализма заведомо устаревших технологи, что ведет к её технической отсталости. Экстенсивный путь развития, сопряженный с копированием зарубежных технологий, как известно, привел СССР к отставанию в области микроэлектроники и информационных технологий (пример – ЭВМ класса «Ряд» и копирование архитектуры 086 в ЕС).
В-пятых, капиталистическая эксплуатация личных амбиций научных работников является средством уничтожения науки как таковой. Наука как таковая является средством постижения истины. Если наука не ставит это целью, то это не наука. Вместе с тем, явно, что в науку идут вовсе не только для удовлетворения жажды познания. Все зависит от стимула. В капиталистическом обществе стимулом являются деньги, звания, власть и прочие атрибуты, не имеющие отношения к познанию. Эти стимулы в социалистическом обществе не играют самодовлеющей роли, тогда как в капиталистическом обществе являются предметом буржуазных вожделений. В капиталистическом обществе эти стимулы можно удовлетворить и не прибегая к науке. В результате, в России формируется сеть самозваных академий, количество которых перевалило за 200, альтернативные ВАКи, штампующие докторов по несуществующим специальностям, частные ВУЗы, в которых профессура состоит из бывших рядовых научных сотрудников, а зачастую и людей, не имеющих научной степени. Это – прямое следствие капитализма. Если рассматривать науку и образование не как инструмент развития страны, а как институты капиталистического общества, равноправные всем другим, то в рамках конкуренции такое положение представляется нормальным.
Наука расслаивается на две части – неимущие ученые и состоятельные имитаторы науки. Для первых существуют дышащие на ладан НИИ с устаревшим оборудованием и университеты с безразличными к науке студентами. Вторые же состоятельны потому, что, не занимаясь наукой, а лишь имитируя научную деятельность, они не нуждаются в аппаратуре и расходных материалах и тратят финансирование НИОКР на личные нужды. Для таких господ и существуют коммерческие академии, предлагающие т.н. «научные конференции» за рубежом (Англия, Франция, Израиль и т.д.) за несколько тысяч долларов. На такие конференции ездят, в основном, здешние администраторы, эксплуатирующие труд подчиненных, подписываясь под коллективными научными работами, делая себе на этом чины и деньги. В результате складывается классическая схема эксплуатации: подчиненные вынуждены работать не над достижением научных результатов, а над написанием липовых научных отчетов и бессодержательных статей для продвижения начальников по служебной лестнице и участвовать в имитации научной активности. Типичное отчуждение труда по Марксу. Как и во всякой системе эксплуатации, эта вакханалия становится возможной только при молчаливом согласии эксплуатируемого звена. В связи с этим возникает круговая порука, при которой научный работник превращается в конформиста, обывателя, лишенного коллективизма и
Характерный пример эксплуатации являет собой известный в связи с отказом от сотрудничества с «Единой Россией» в проекте Сколково лауреат Филдсовской премии математик Григорий Перельман. Свою невписываемость в текущую систему он объясняет так: «Чужаками считаются не те, кто нарушает этические стандарты в науке… Люди подобные мне – вот кто оказывается в изоляции… Разумеется, существует масса более или менее честных математиков. Но практически все они – конформисты. Сами они честны, но они терпят тех, кто таковыми не являются». Конец цитаты. Эксплуатируемые поддерживают «социальное партнерство» с эксплуататорами.
В чем причина? Неужели не против чего бунтовать (протесты типа «подайте нищим копеечку» не в счет)? Согласно замыслам капиталистического правительства по реформированию Академии Наук и прикладной науки, после 2010 г. из 850 академических институтов должно остаться 600, а число прикладных институтов сократиться с 1200 до 500. Дело в манипуляции сознанием с целью эксплуатации трудящихся научной сферы. Известно, что министр Фурсенко в своё время обещал довести оклад молодого специалиста академического института до 15 000-20 000 руб., а научного сотрудника - не менее чем до 30 000 руб. к 2007 г. Результат: в РНЦ Курчатовском институте заработная плата старшего научного сотрудника в настоящее время составляет 7 000 руб, стипендия аспиранта в Академии Наук – 1800 руб. Меж тем, Курчатовский институт является, по заявлениям властей, флагманом модернизации. Таким образом, обещания капиталистических властей не выполняются, но пока что люди им верят. По-видимому, только сталинский закон обучения масс на собственном опыте в своё время изменит это положение, хотя известно, что обучение на собственном опыте является не самым эффективным средством…
В таком случае становится очевидным, что вопрос – в сознании, поскольку в условиях капиталистической манипуляции сознание перестает адекватно отражать социальное бытие, в связи с чем, перестает адекватно реагировать на происходящее, иммобилизуя протестный потенциал лиц, подвергаемых систематической эксплуатации. Формирование политически-пассивной обывательской массы научных сотрудников сопровождается понижением их рабочей активности. Политика властей – не давать денег на оборудование, но дать их на зарплату, а затем заявить, что наука неэффективна. В связи с этим встает вопрос о мотивации научной деятельности. Если мотивация не будет ориентирована на конечный нефинансовый результат – науки не будет.
Те же из ученых, кто не готов протестовать не против сокращения штатов и своей низкой зарплаты, а против поругания творческого духа науки превращаются в обывателей. И не надо обвинять Маркса в идеализме: не я, а Маркс упирал на творческий труд и всемерное развитие человека как конечную цель построения коммунизма. Борьба против трудовой эксплуатации имеет смысл только в случае, если её результатом будет переход от эксплуатационного к творческому труду. Я хочу задать несколько актуальных вопросов. Почему на одинаковых установках ученые Запада делают эпохальные работы, а наши – уточняют известные результаты? Почему аппаратура по приезде в российские НИИ простаивает до 80% времени (так, в Курчатовском институте с 2008 г. не установлено около трети закупленного оборудования – в сталинское время это назвали бы саботажем)? Почему акцент в работе сотрудников смещен с содержания на форму? Почему все предприятия, выпускавшие отечественное исследовательское оборудование (пример – ЛОМО) не работают по собственной специализации? Ответ один – капиталистическое общество не требует работы, более того, под предлогом постиндустриального общества, культивирует спекулятивные и имитационные тенденции. «Не быть, а казаться», принцип Карнеги...
2303
2010.12.07 13:01:53
