Мировой финансовый кризис продлится до 2017-2018 гг.

Смотреть видео

Стенограмма выступления:

Табачук: Приветствую всех, находящихся здесь, тех, кто смотрит нас в интернете. Хочу представить гостей нашей нынешней встречи: господина Акаева Аскара Акаевича, государственного деятеля, президента Киргизии в 1990-2005 годах., ученого, академика РАН, известного политического деятеля, внесшего свой вклад и в науку; также хочу представить Малинецкого Георгия Геннадьевича, завотделом Института прикладной математики им. Келдыша, профессора, доктора физико-математических наук; Малков Сергей Юрьевич, доктор технических наук, профессор, действительный член военных академий наук; также я, ведущий, Табачук Игорь Сергеевич, кандидат военных наук, генеральный директор компании «2Т-Инжиниринг». Тема нашего сегодняшнего обсуждения весьма актуальна для нынешнего непростого времени. Мы поговорим о глобальной среде бизнеса, об экономических факторах современного предпринимательства, политические, правовые факторы внешней среды также будут обсуждаться. Я хочу предоставить слово Акаеву Аскару Акаевичу, пожалуйста — что бы Вы считали важным на сегодня сказать по данному вопросу?

Акаев: Конечно, сегодня, вы знаете, мировой финансовый экономический кризис, который разразился в 2008-2009 годах, продолжается. Все те, кто хорошо знаком с теорией больших кондратьевских циклов, предсказывали о том, что этот кризис наступит именно в данный период. И в соответствии с теорией Кондратьева такие системные циклические кризисы обычно перерастают в депрессию. И поэтому нынешний кризис будет длиться еще немало времени. По теории Кондратьева примерно в 2017-2018 годах начнется оживление в мировой экономике в целом, а затем и подъем. Но вот этот подъем будет длиться довольно продолжительное время, лет 20-25, то есть нас ожидают такие хорошие, процветающие два десятилетия вплоть до 2040-х годов. Но надо каким-то образом сегодня предпринимать активные действия, чтобы выйти из нынешнего кризиса, преодолеть депрессию, которая охватила сегодня всю мировую экономику, все центры экономического развития, и Запад, и Восток, как мы видим сегодня. Кондратьев сам (кстати, в следующем году юбилей этого великого русского ученого, экономиста, который был автором теории больших, длинных волн в экономике; его судьба была печальной, в 1938 году его подвергли репрессиями расстреляли) осознавал, что для того, чтобы перейти к новому циклу, обязательно нужен технологический прорыв, и это четко сформулировал в 1970-е годы профессор Менш из Германии. Он утверждал, что выход из депрессии заключается как раз в технологическом прорыве, или технологии он формулировал как инновации, инновационные технологии, и они преодолевают депрессию. Сейчас, чтобы преодолеть депрессию и выйти из кризиса, нужны инновации, нужен технологический прорыв, поскольку каждая кондратьевская волна приводит к смене технологического уклада. Поэтому я считаю, что очень важным условием сегодня является, конечно, воля политических лидеров. Они должны создать...

Табачук: Аскар Акаевич, прошу прощения, перебью Вас, потому что Вы затронули такую важную тему, на которой мы чуть позже остановимся более подробно, потому что без этой самой воли никакие технологические прорывы невозможны.

Акаев: Хорошо. Совершенно верно.

Табачук: Но я вот хотел бы задать вопрос господину Малинецкому. Георгий Геннадьевич, Вы считаете, что этот кризис, который сегодня похож на все предыдущие, есть кризис перепроизводства или, может быть, у него совсем другая природа?

Малинецкий: Во-первых, я хотел бы поздравить присутствующих коллег с великим праздником — годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции. Той революции, которая положила начало нашему государству, которое стало сверхдержавой — в экономическом, в научном смысле, в смысле идеологии. Вспомните советскую песню: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!» И вот если сейчас Россия будет вставать с колен, то к этому придется вернуться. Более того, кризис, о котором вы говорите, это не кризис экономический. Я здесь не согласен с Аскаром Акаевичем. Это глубокий системный кризис всей капиталистической системы. Понимаете, у нас было два аналогичных кризиса. Это кризис античности, когда стало понятно, что те технологии, идеология, социальные механизмы и элиты более не могут вести вперед мировое развитие, причем кризис античности закончился тем, что с мировой шахматной доски оказались сброшены почти все игроки. Кризис феодализма — оказалось, что 95% семей богатейших феодалов стали богатейшими буржуа, то есть, по сути дела, одна элита передала власть другой элите. Сейчас, по-видимому, мы приходим к кризису капитализма. Вспомните Шпенглера — сначала есть технологии производственные, потом финансовые, а потом имперские. Только что была задушена Ливия, страна, которая смогла сделать огромный рывок от родоплеменного строя к весьма развитой стране. Поэтому сейчас, на мой взгляд, мы говорим о кризисе смыслов, ценностей и технологий. Поскольку перед нами коллеги из бизнеса, я опять же с удовольствием не соглашусь с Аскаром Акаевичем. Потому что Аскар Акаевич призывает нас к следующим технологиям — коллеги, уже все есть! Я призываю вас последовать путем Форда или создателя Apple Стивена Джобса — в самом деле, те технологии, которые сыграют в следующем технологическом цикле, о котором говорит Аскар Акаевич, они уже существуют, они играют через 50 лет. Автомобиль был создан за 50 лет до Форда, и основные дивиденды получает не тот, кто придумал, не тот, кто создал, а тот, кто понял, где истинная область использования этой технологии. Например, когда была революция, связанная с железными дорогами, то между Нью-Йорком и Чикаго было 42 линии, из которых одновременно использовалось только 14 — огромная переоцененная вещь. Так кто же получил наибольшую прибыль? Фермеры, которые смогли из глубинки подвозить по этим дорогам в крупные города свое зерно. Так вот, здесь аналогично — автомобиль был придуман в середине XIX века, но именно Форд положил его в основу американского образа жизни и американской модели современного капитализма, именно он начал общество потребления. Его лозунг - нужно, чтобы автомобиль был не средством роскоши, а массовым товаром, чтобы рабочие, которые делают автомобиль, могли его покупать. Аналогично — Стивен Джобс, смотрите, компьютеры, это 1946 год, но только когда у нас айподы и айпады стали массовым товаром, то именно тогда и произошел прорыв. Поэтому, коллеги, я призываю вас, будущих Фордов и Стивенов Джобсов, посмотреть, что было сделано в предыдущем технологическом укладе, что может сыграть. И Аскар Акаевич в своих работах пишет вместе с Виктором Антоновичем Садовничим, который руководит большим проектом, реализующимся сейчас в РАН; что именно сейчас происходит жесткий отбор того, какие отрасли и технологии станут ведущими. Сейчас происходит пересдача карт истории и вы приглашены к столу.

Табачук: Сергей Юрьевич, я хотел бы высказать свое мнение вот по какому вопросу. Очень часто кризисы, и тем более системные кризисы, находят свое разрешение в военном решении, в конфликтах. Задаю Вам вопрос, как члену Академии военных наук. Скажите, это может быть решением в современном кризисе?

Малков: Не дай бог!

Табачук: Я хотел попросить Вас обосновать ваше мнение.

Малков: Дело вот в чем. Естественно, оборонно-промышленный комплекс любой страны является естественным высокоинтеллектуальным и высокотехнологичным сектором, потому что оружие должно быть действительно совершенным, если мы хотим соперничать с какой-то другой страной и не дать на себя напасть. Поэтому все наиболее сложные технические решения были прежде всего реализованы именно государством и именно в военной сфере. Тому примеров масса, я не буду эти примеры множить. Опять же тоже понятно, почему — потому, что у бизнеса, который не очень хорошо понимает, как сыграет та или иная технология, которая не до конца еще проработана, в долгосрочном периоде, слишком много рисков для вкладывания в такие технологии. Бизнес мыслит достаточно маленькими горизонтами прогнозов, потому что им нужно получать прибыль здесь и сейчас, иначе разоришься, это только крупные транснациональные компании, у которых много капиталов, могут себе позволить какие-то долгосрочные проекты. Государство является структурой, которая обязана строить долгосрочные проекты, поэтому государство и является естественным агентом, который продвигает технологии будущего и именно через оборонно-промышленный комплекс, потому что где еще? Оборона - это тоже естественная функция государства. Дальше уже эти технологии начинают распространяться и в гражданской сфере, начинают ее обогащать. Интернет, лазеры и прочее - это все, естественно, шло от военных и пришло туда — и это естественный процесс. Единственное, почему я сказал, что не дай бог, из-за того, что разработка совершенного оружия это всегда некая провокация, то есть у государства, которое получает приоритеты в новых военных технологиях, начинают чесаться руки это преимущество реализовать. Вот тут мы сейчас находимся в очень сложной ситуации, потому что, прямо скажу, американцы, которые много денег на этот тратят, имеют большой соблазн свое военное преимущество реализовать.

Табачук: Сергей Юрьевич, правильно ли я вас понял, что все-таки мотором технологического развития является война? Многие факты прошлого об этом говорят. Всегда во время войны совершался прорыв.

Акаев: Я хочу продолжить мысль Сергея Юрьевича и в этом аспекте сказать, что история действительно показывает нам - именно война была главным фактором выхода из крупных системных циклических кризисов. Возьмите Первую мировую войну, более хорошо всем известную Вторую мировую. Перед этим как раз была великая депрессия и смена четвертого кондратьевского цикла пятым. Много говорят о том, что якобы вот эта новая доктрина Рузвельта вывела тогда из кризиса США и мир. Но когда экономисты и ученые вникли, проанализировали детально, то оказалось - ничего подобного. Вы абсолютно правы, именно Вторая мировая война позволила преодолеть эту депрессию, этот кризис и позволила за счет тех достижений науки и технологии, которые родились в ходе Второй мировой войны — и компьютеры, то, о чем Георгий Геннадьевич рассказывал, и лазеры, и атомная энергия — все это было получено в ходе именно Второй мировой войны, видите. Оно дало толчок самому мощному подъему в экономике после войны.

Табачук: Вы правы, Аскар Акаевич, безусловно. Прямо сейчас просится перейти тут же к политической воле, но я еще немножко позволю себе потянуть, потому что хотел бы еще услышать и Ваше мнение, Георгий Геннадьевич, по этому вопросу.

Малинецкий: Вы знаете, у нас сегодня замечательный круглый стол, потому что я здесь как раз выступаю в роли оппонента и позволю себе пооппонировать и Сергею Юрьевичу, и Аскару Акаевичу. Действительно, как говорил Паркинсон, характеризуя английскую армию, что наша беда в том, что мы готовимся не к последней войне, а предпоследней. Поэтому, на мой взгляд, благодаря сотрудникам Академии военных наук, мы уже можем уничтожить все живое на земле примерно 1500 раз различными способами.

Табачук: Не напрягаясь.

Малинецкий: Поэтому многие направления гонки вооружений потеряли смысл. Заметьте, «черный дрозд» СР-71 снят с вооружений, не будучи ни разу использованным.

Табачук: Он просто очень дорогой, исключительно поэтому.

Малинецкий: Конечно. Более того, мы говорим в отношении локомотива — берем «Б-52», который создан 60 лет назад и до сих пор с разными модификациями летает.

Табачук: Рационален, затраты эффективные.

Малинецкий: Всегда можно оправдать. Но, тем не менее, на мой взгляд, если раньше война была жестко связана с экономикой, с уничтожением живой силы противника и экономических объектов, то, видимо, третья мировая война или четвертая — она, по-видимому, станет иной. В самом деле, давайте посмотрим. Наш институт как раз внес большой вклад в оборонные проекты, это Институт прикладной математики им. Келдыша РАН. И наш директор, Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии наук СССР, полагал, что для того, чтобы страна имела суверенитет и была сверхдержавой, нужны три технологии: космические, ядерные и надежные шифры. Так вот сейчас, на наш взгляд, существенными, (а может быть и более важными), становятся три другие технологии. Это технология проектирования будущего (анализ тех малый изменений в сегодняшнем дне, которые могут изменить траекторию через 20-30 лет), высокие гуманитарные технологии — те технологии, которые позволяют, не уничтожая живой силы противника или техники, переориентировать страну и заставить ее заниматься тем, что, в общем-то, ей не нужно. Достаточно воздействовать на элиту - напомню слова Збигнева Бзежинского, большого «друга» России, который сказал, что «я не вижу ни одной ситуации, в которой элита новой России может воспользоваться ядерным чемоданчиком или своим оборонным потенциалом, потому что более $500 млрд российской элиты находится в западных банках, поэтому, вы у себя разберитесь, это ваша элита или уже наша». И, наконец, третье - это технологии сборки и разборки социальных субъектов. Когда спрашиваешь у участников «оранжевой» революции, а что же они защищали, то выясняется, что нынешние пиар-технологии позволили сколотить такой псевдосубъект, который как бы сумел заменить одну власть на другую, а потом выяснилось, что это не идет на пользу участникам данного действа. Поэтому сейчас, на мой взгляд, организационное оружие, информационное, рефлексивное и информационное управление становится очень важным. Наверное, вы все читаете интернет, так что не секрет — когда Россия принуждала Грузию к миру, около десятка источников только в штабе Северо-Кавказского округа, как утверждают эксперты, давали в режиме реального времени информацию Вашингтона в Тбилиси. Поэтому, скажем, надежные шифры, конечно, есть, но не надо преувеличивать, потому что гораздо проще переориентировать конкретных людей. Более того, достаточно — например, я представляю исследования, которые ведутся в Академии наук, интереснейшие, важнейшие исследования. Но если нет обратной связи между властью и креативным классом, с исследователями, то эта работа, в огромной степени бесполезна. Поэтому, на мой взгляд, в XXI веке войны будут вестись не в той сфере, которая связана с ракетами, она будет прежде всего вестись в сфере смыслов, ценностей и проектов будущего. Здесь положение России заслуживает крайней тревоги.

Табачук: У меня вопрос к аудитории в связи с этим. Есть ли кто-то, кто хотел бы высказаться по этому вопросу — является ли отсутствие инноваций у нас и в общем-то декларативный характер всего нашего так называемого инновационного развития препятствием к выходу из кризиса? Или решением для выхода из кризиса, или проблема в чем-то другом? Вы, как люди, которые занимаетесь бизнесом, естественно, держите руку на пульсе. Что вы могли бы и хотели бы сказать? Правильно ли я понимаю, что сказать нечего или нет желания? Или здесь нет людей из бизнеса? Хорошо, тогда мы пойдем дальше.

Малинецкий: Я думаю, что просто люди вежливые.

Табачук: Не хотят ругаться.

Малинецкий: Потому что, видите ли, по части инноваций (чтобы коллеги просто понимали, где мы находимся) в мире в 2009 году было получено 155 900 патентов. Первая страна, - США, более 40 000 патентов. Далее, естественно, идут Япония, Германия, Южная Корея. Россия на 23 месте — 569 патентов. Поэтому, если назвать вещи своими именами, то у нас нет никакой национальной инновационной системы, потому что 569 патентов - это втрое меньше, чем одна китайская фирма.

Табачук: Я могу по этому поводу сказать, поскольку тоже какое-то отношение имею к тем же патентам и т. д., что просто это потеряло смысл по одной простой причине — тот, кто создает новые технологии, на самом деле, сталкивается не с проблемой их создания, а с вопросом востребованности технологий, причем, казалось бы, совершенно объективных. Если взять на сегодня - что важно для будущего человечества? Это вода, еда и энергетика, причем та, которая не будет дальше нагревать планету и т. д. В этом направлении сегодня заинтересованы работать все. Есть ли у нас такие возможности, и в Вашем институте, Георгий Геннадьевич, и в РАН, и во многих других, как совершенно здесь справедливо сказали, и 10 лет, и 20 лет назад, было создано огромное количество серьезных технологий, которые не востребованы до сих пор. Спрашивается , зачем тогда патенты получать, когда идти некуда просто? Это первое. И второе — мне кажется, что здесь сегодня важно было бы обсудить, как раз вторую часть, ту, тему которой затронул Аскар Акаевич, тему политической воли. Мне кажется, сегодня важное, что отсутствует в государстве, это те маяки, куда идти в этих самых инновациях, что сегодня поддерживается и что нужно. Я, например, на сегодня не вижу никакой стройной системы, программы, подхода, критериев, которые бы говорили, что сегодня нужно государству, что оно готово поддерживать. Я хотел бы Вас, Аскар Акаевич, попросить сказать о том, как влияет политическая воля? Есть ли она сегодня, эта политическая воля?

Акаев: Политическая воля, это, конечно, главный фактор, который необходим для того, чтобы дать импульс широкому внедрению новых технологий. Когда мы упоминаем новые технологии, конечно, мы имеем в виду не абсолютно новые (здесь Георгий Геннадьевич прав), а все технологии, которые ложатся в основу нового технологического уклада — они рождаются как раз в предыдущем цикле. Сейчас в основу нового технологического уклада войдут нанотехнологии, биотехнологии, компьютерные технологии — они все уже собственно достаточно хорошо развиты. Сегодня вопрос состоит в том, как найти им применение, как на основе этих технологий найти продукты. Здесь Георгий Геннадьевич вспоминал Стива Джобса — в чем был его талант? В том, чтобы увидеть на основе микрокомпьютеров и чипов - какой продукт человеку нужен. Айфон, айпад, вот это все, первые персональные компьютеры — это как бы его творческая фантазия, потому что компьютеры тогда хорошо были известны, а то, что нужен персональный компьютер человеку — это, конечно, была идея Стива Джобса. Сегодня такой момент и тут, конечно, воля политиков играет решающую роль. А сегодня такой воли нет ни в Америке, ни в западной Европе. Посмотрите, в США, да и у нас, в России (я здесь тоже не соглашусь с Георгием Геннадьевичем), я считаю, что есть огромный задел технологий, тех же нанотехнологий, у нас отец наноэлектроники, нобелевский лауреат Алферов, в Санкт-Петербурге. Слава богу, ему 80 лет, но он еще может работать лет 20-30, по-моему, энергично. Его ученики сейчас создают компьютеры, светодиоды, начинается новая компания создаваться, и то это полная разработка российских ученых. Но пришлось прибегнуть к помощи иностранных менеджеров, которые как раз помогают коммерциализации этих идей. Идей полно, вопрос в том, как их притворять в жизнь, здесь воли мы не видим и в Америке, поэтому она сегодня топчется на месте. То есть, понимаете, деньги, огромное количество денег; Америка только напечатала и влила где-то около $6-7 трлн за эти последние 3 года, чтобы спасти социально-экономическую систему. Но толку нет, потому что эти деньги сейчас не идут в кровеносные сосуды реальной экономики, они все надувают пузыри на фондовых биржах, дорожает нефть, золото, хлеб. Как раз взрывной рост цен на хлеб и продовольствие послужил предвестником арабских революций. То есть нужна политическая воля, чтобы направить эти деньги на инновации, на реализацию новых инновационных продуктов. Может быть, точнее сказать, потому что технологии есть. Их надо коммерциализировать, превращать в продукт, как это сделал Стив Джобс.

Табачук: Аскар Акаевич, я просил бы на этом остановиться, потому что дальше может быть интересное продолжение. Я хотел бы попросить — Сергей Юрьевич, то, что политическая воля нужна и важна, сейчас мы это услышали вполне объективно. Но, может быть, она есть, просто мы не видим ее проявления?

Малинецкий: Особенно в военной области.

Табачук: Нет, в любой. Я хотел бы сейчас не замыкаться только на ней. Я понимаю, что война - это квинтэссенция всего. По Вашему мнению, в какой форме и в чем она должна проявляться?

Акаев: Я приведу сейчас один пример, который, Сергей Юрьевич подскажет, самый яркий пример проявления политической воли — это президент Кеннеди. Посмотрите на Советский Союз. Правильно Георгий Геннадьевич говорит — я советский человек, я считаю себя советским ученым, потому что именно в советскую эпоху я прошел всю научную карьеру от студента до академика. Но представьте себе, что Советский Союз был впереди США и в космических исследованиях, во многих других направлениях.

Табачук: Так в чем воля Кеннеди проявилась?

Акаев: Так вот, посмотрите, когда Советский Союз запустил спутник, потребовалась воля. Пожалуйста, Кеннеди объявил программу покорения Луны и это вывело вперед США, именно эта программа «Аполлона» вывела и потянула сотни направлений.

Табачук: Спасибо большое, замечательно, я понял. Но все-таки, Сергей Юрьевич, Ваше мнение, в чем это должно проявляться, в какой форме?

Малков: Сейчас ситуация очень интересная. После кризиса 90-х годов наступил путинский период стабилизации. Он длился несколько лет и сейчас закончился в эпоху мирового кризиса. К концу этих нескольких лет, до 2008 года, руководство фактически пыталось латать какие-то дыры, которые возникли. В 2008 году впервые была разработана концепция долгосрочного социально-экономического развития страны, об этом даже раньше и не думали, а тут вот начали работать. Правда, она была принята, обсуждалась в течение 2008 года и была принята осенью, когда кризис уже начался и поэтому он ее обнулил. Но 12 мая 2009 года президент принял указ, который назывался очень симптоматично - указ №536 «О стратегическом планировании в РФ». Там впервые была поставлена задача стратегического планирования, которое бы пронизывало все органы управления, начиная от верхних и кончая регионами, отраслями и т. д. Чтобы все увязывалось в некую единую осмысленную систему, которая бы с горизонтом примерно в 20 лет анализировала то, что ожидается в будущем и проектировала это будущее. То есть то, что было в Советском союзе, но на новом этапе. Какая ситуация сейчас? Этот указ не работает. Никто не знает, как строить такую систему. Формально на протяжении последних нескольких лет, которые прошли с этого указа, естественно, по этой команде было выпущено примерно больше 70 стратегических документов, которые называются концепциями, стратегиями и т. д., во всех регионах, во всех ведомствах. Но что мы видим? Мы не видим, что они хоть как-то увязаны. Дали команду, написали. Четкого осмысления того, как эту систему строить, к сожалению, нет, власть это видит. В прошлом году была сначала организована работа 21-ой экспертной группы, которая так и называлась - «Стратегия 2020», то есть совершенствование и новая редакция вот этой концепции долгосрочного развития.

Малинецкий: То есть, по сути дела, выясняется, что мы сейчас пытаемся встать на цыпочки и выполнять ту роль, которую мы не можем выполнять — роль энергетического гаранта. Нам нужно отстроить сейчас свою экономику. Более того, у Тютчева была очень верная мысль, что Россия сосредотачивается. Мне кажется что сейчас действительно России очень важно заняться своими внутренними проблемами. Может быть, многие вещи, когда мы наведем порядок у себя, многие внешние проекты, связанные с ЕврАзЭС, начнут работать совершенно по-другому. Вот конкретная цифра, которая на меня произвела очень большое впечатление. В Советском Союзе внутренние авиарейсы составляли примерно 95%, 5% летало за рубеж. Сейчас в России 50% внутренних рейсов и 50% летают за рубеж, естественно, в Турции отдохнуть. В США также, как в Советском союзе, люди отдыхают в Америке, 95% всех перевозок — внутренние.
. . .

Табачук: Это говорит об уровне комфорта и жизни там.

Малинецкий: Совершенно верно. Нам, на мой взгляд, следует действительно к этому стремиться.

Акаев: Можно я продолжу, одну минуту?

Табачук: Нет-нет, одну секундочку, у нас просто истекает время.

Акаев: Полминуты — очень важно!

Табачук: Безусловно, просто можно будет задержаться, поскольку у нас время истекло, у нас есть ровно три минуты и я хотел бы попросить каждого обратиться к аудитории с каким-то конкретным, может быть, важным заявлением, предложением, если хотели бы что-то здесь сказать.

Акаев: Хочу!

Табачук: С Вас начнем. Но — одна минута, иначе все остальные останутся без минуты.

Акаев: Как раз в продолжение этой идеи обращаюсь к аудитории. Вы знаете, какая стратегия нужна России сегодня? Китай сейчас процветает за счет экспортно-ориентированной догоняющей стратегии развития, видите, на экспорте в Америку и т. д. Для России, я считаю, продолжая эту мысль, что нужна стратегия замещения импорта. То есть продукты покупаем, лекарства покупаем, самолеты покупаем — надо научиться строить свои.

Табачук: Справедливо. Это мечта, но очень бы хотелось.

Акаев: Вот это ваша главная стратегическая задача должна быть, российских предпринимателей — решить проблему замещения импорта. И тогда Россия поднимается, я убежден.

Табачук: Сергей Юрьевич, пожалуйста.

Малков: Основная проблема России субъектная, нужно обрести субъектность. Это может сделать новое поколение управленцев, но управление предпринимателей, поэтому все в ваших руках. Как вы будете себя вести в этих условиях, так мы и будем жить. Для этого нужен кризис, не бойтесь кризиса, это шанс для вас.

Табачук: И не жалуйтесь на него. Порадуйтесь, это ваш шанс. Георгий Геннадьевич, Вам минуту, пожалуйста.

Малинецкий: Вот здесь я согласен со своими коллегами.

Малков, Акаев, Табачук: Наконец-то! За три часа пришли к согласию.

Табачук: Это здорово, это явный прогресс. Все это стоило ради этого.

Малинецкий: В течении минуты трудно спорить, поэтому я дополнил бы. Вы знаете, мы сейчас в космическом кластере «Сколково» нуждаемся в двух вещах. Во-первых, мы нуждаемся в видении российского космоса через 50 и 100 лет, мы надеемся, что Россия встанет с колен. И поэтому, если у вас есть идеи, это было бы крайне интересно. Если у вас есть мечта (собственно, именно мечта является важнейшим элементом самоорганизации в России), то это было бы здорово. И второе. Мы готовы вкладывать в старт-апы около 10 млн рублей. Если у вас есть старт-апы и есть конкретные предложения, где мы могли бы использовать космические технологии, то есть то, что космос дает земле, или наоборот, некие технологии, которые можно сейчас начать, по крайней мере, делать, за эти самые 10 млн с тем, чтобы использовать их в космосе, мы будем очень признательны.

Табачук: Спасибо большое. Ну, что же, я хочу всех поблагодарить за участие в этой встрече. Поблагодарить, прежде всего, наших гостей и себя как гостя в том числе.

Малинецкий: Вы блестяще вели. Вы очень хорошо вели.

Табачук: Хочу пожелать всем удачи и не расстраиваться — кризис, как мы подводили итог, это новый шанс. не упустите его. Спасибо большое. Всего доброго.