Осторожно! Самостоятельное бессознательное!

Майкл Газзанига

Осознание того, что бессознательное способно получать информацию, накапливать ее, сравнивать с предыдущим опытом и использовать, в свое время вызвало у специалистов настоящий шок. Ведь это означает, что мозг может обходиться без привлечения сознательного понимания и принимать решения на бессознательном уровне.

В своей книге “Социальный мозг” (The Social Brain, 1985) Майкл Газзанига представляет концепцию, которая может стать поистине революционной. Явления, давно изучаемые в клинической гипнотерапии, получают в теории Газзаниги биологическое обоснование. Майкл Газзанига разработал концепцию «модулей», с помощью которой показывает, как во время функционирования мозга на настроение и поведение человека может влиять информация, не относящаяся к его сознанию. Приемы воздействия на мозг на бессознательном уровне уже не одно десятилетие изучают приверженцы гипнотерапии, но сегодня подобные модели стимулирования привлекают внимание гораздо большего круга специалистов.

Почти полвека назад в журнале Scientific American появилась статья молодого американского ученого о революционном на тот момент исследовании в области физиологии мозга. Работая в команде с нейропсихологом Роджером Сперри и нейрохирургом Джозефом Богеном, выпускник Калифорнийского технологического университета Майкл Газзанига тестировал пациентов, перенесших комиссуротомию. Это рассечение нейронных перемычек (комиссур), которыми связаны два полушария человеческого мозга, - в том числе так называемого мозолистого тела. Подобная операция была впервые проделана именно этой группой ученых, но на тот момент проводилась уже и в других научных центрах США. Целью комиссуротомии было избавить от страданий пациентов с тяжелыми формами эпилепсии. И это работало, припадки и судороги прекращались, но ничего более: никаких изменений в поведении и умственных способностях пациентов врачи не наблюдали.

Именно группа под руководством Роджера Сперри исследовала восприятие прооперированных более глубоко и пришла к ошеломляющим выводам. «После разделения полушарий мы фактически получаем два мозга, каждый из которых способен к осуществлению сложных психических функций», – позднее сформулировал эти первые наблюдения Газзанига. Сам он проводил тесты на восприятие для левого и правого поля зрения пациентов (как известно, у каждого глаза их два) и позднее описал свой восторг от открытия так: «Правое полушарие получало информацию о картинке, но не могло выдать вербальный ответ. Оно просто не могло говорить о том, что видело!» Эта «речевая беспомощность правого полушария», неспособность дать словесный отчет об увиденных соответствующим ему противоположным полем зрения простых предметах –ложках и зубных щетках – была связана с тем, что центр речи, как оказалось, остался в отделенном левом полушарии. Последующие опыты, впрочем, открыли и сильные стороны правой половины мозга. Например, в решении зрительно-конструктивных задач она оказалась вне конкуренции, а также проявила способность к независимым эмоциональным реакциям.

Разделение функций – это свойство только человеческого мозга, ничего подобного не наблюдалось даже у высших приматов. Сегодня поверхностная информация об этой функциональной асимметрии (или латеральной специализации) мозга известна и очень далеким от науки людям. Все мы иногда по-дилетантски рассуждаем о том, что у нас нет вдохновения, потому что правое полушарие не хочет работать, или о «женской логике», связанной с недостаточной активностью у женщин левого полушария, и т.д. Все это – эхо того научного открытия начала 1960-х гг. Сам Газзанига к подобным поверхностным трактовкам относится негативно. «Наша идея по поводу более аналитического полушария и более творческого многими была понята упрощенно», – пояснил профессор Эвелине Закамской, ведущей и автору программы «Идеи, меняющие мир». Иронично улыбаясь, он даже вспомнил знаменитую рекламную кампанию автоконцерна SAAB начала 1980-х гг.: «”Красота автомобиля в правом полушарии, а решение его купить – в левом”. Мне это не нравится, если честно. Люди думают, что ухватив какую-то информацию, они могут использовать ее в беседе и это имеет отношение к науке. Что-то в этом не то».

По словам доктора Газзаниги, некоторые его коллеги считают профанацию неплохим ходом. И с точки зрения широкой популяризации и потенциального финансирования это, пожалуй, иногда действенно. Но сам он в отношении такого пиара скептичен. «Как ученый ты чувствуешь ответственность за изложение информации должным, корректным образом. Научное познание, представление науки и ее защита – это три совершенно разные области деятельности, каждая со своими сложностями», - пояснил он.

При этом сам профессор подает пример корректной популяризации нейронаук и, помимо серьезных работ, опубликовал несколько научно-популярных книг о мозге, природе сознания и проблемах биоэтики. Он считается великолепным рассказчиком, у него тонкое чувство юмора и ясный стиль изложения, что делает его книги интересными самой широкой аудитории. Некоторые его фразы достойны того, чтобы стать крылатыми, - например: «Главная работа человека в течение всей жизни – становиться все менее глупым», или более серьезная мысль, которую он афористично сформулировал для нашей программы: «Ученые ошибаются, а наука всегда права».

Внимание общества, частных фондов и представителей власти к проблемам нейронауки Майкл Газзанига привлекает вполне успешно – разумеется, не в одиночку. В выпуск «Идей» с его участием вошел фрагмент недавнего выступления Барака Обамы, где президент США объявляет о выделении $100 млн на финансирование новой национальной программы в этой области. Возможными мотивами политиков Газзанига при этом не интересуется: «В каком-то смысле для меня нет разницы. Я знаю главное: чем больше внимания, денег и исследований, тем быстрее будет решена задача».

К сожалению, на русском языке ни фундаментальные труды Майкла Газзаниги (например, Cognitive Neurosciences 1995 г.), ни его популярные сочинения разных лет, которыми зачитываются интеллектуалы во всем мире (Mind Matters, The Ethical Brain, Social Mind и др.) пока не изданы. В университетских хрестоматиях можно найти лишь давнюю выдержку из работы начала 1970-х гг. «Расщепленный человеческий мозг», где дан общий обзор экспериментов и выводов за первые 15 лет его научной карьеры. Упоминаний о главных гипотезах самого Газзаниги, сделанных им за рамками работы в группе Сперри, в этой переведенной статье еще нет. Существенно продвинуться в понимании того, как функционирует человеческое «я» и откуда берутся его «волевые решения», ему предстояло как раз в последующие два десятилетия.



Слово интерпретатору

Калифорния – родина Майкла Газзаниги и место его работы на протяжении почти всей научной карьеры. Он вырос в Глендейле, северном пригороде Лос-Анджелеса. Его отец был хирургом, и интерес к биологии, несомненно, передался сыну от родителя: свои первые эксперименты будущий нейробиолог проводил в гараже. Позднее, во время учебы в Дартмутском колледже, он всерьез заинтересовался науками о мозге и в поиске места для летней практики обратился с письмом к руководителю заинтересовавшей его программы. Этим руководителем и оказался будущий нобелевский лауреат Роджер Сперри из Калтеха. Так Газзанига узнал о необычных пациентах с расщепленным мозгом, которые – на первый взгляд – сохраняли единство сознания. Будучи настоящим ученым, он усомнился.

Мысль о том, что изменения все-таки должны быть, не давала ему покоя по возвращении в Дартмут. Как позднее он вспоминал в одном из интервью, ему хотелось тщательнее протестировать этих уникумов, и он написал еще одному хирургу, также проводившему подобные операции в другом университете. Но получил отказ. Иных дорог, кроме как обратно в Калифорнийский технологический, у начинающего исследователя не оставалось. Дождавшись окончания колледжа, он поступил туда, вернулся в исследовательскую группу Сперри и получил возможность удовлетворить свое научное любопытство в полной мере, тестируя все новых пациентов и годами наблюдая, как функционируют «две независимые сферы сознания в одном черепе».

Уже в возрасте 25 лет Газзанига получает докторскую степень по психобиологии и грант на свои собственные исследования мозга животных (его подопытными были кошки). Потом смена университетов, лабораторий - и в конце 1970-х гг. он выдвигает и доказывает уже собственную, самостоятельную научную идею. Это гипотеза о модульном характере работы мозга, «множественности разумов», другими словами, об отсутствии в нем главного управляющего центра.

Судьбоносным для этого открытия стал, казалось бы, рутинный эксперимент с демонстрацией левому и правому полушариям пациента вполне обычных для такого эксперимента картинок. «Подопытный» должен был обнаружить между ними связь и вполне предсказуемо выполнил задачу. Но Газзанига впервые решил поинтересоваться причинами выбора («У меня ушло 25 лет на то, чтобы задать правильный вопрос»). И был ошеломлен: в случае с картинкой для правого полушария объяснение тестируемого оказалось столь экзотическим и неожиданным, что вопрос «Почему?» экспериментаторы с тех пор стали озвучивать регулярно.

Так родилось предположение о локализации в левом полушарии мозга специализированного «объясняющего» модуля – Газзанига назвал его интерпретатором. «Мы почти все делаем автоматически. Примитивные механизмы дают возможность возникнуть рефлексу, реакции на окружающую среду», – пояснил ученый в беседе с Эвелиной Закамской. Интерпретатор включается уже после того, как наше правое полушарие бессознательно дало импульс к действию. Этот модуль непрерывно осуществляет поиск «смысла», объяснений происходящему, пытается внести порядок в сенсорный хаос. И уже постфактум, на основе имеющейся у него предварительной информации выстраивает для нас по возможности непротиворечивую картину, которая и выводится на уровень сознания.



Известный пример такой деятельности интерпретатора - эффект сближения людей в экстремальных условиях, который активно используют любители легких знакомств. Например, если девушка-экспериментатор пытается установить контакт с мужчиной в обстоятельствах условной опасности (например, шаткий мост), то обратная связь в виде телефонного звонка отмечается гораздо чаще, нежели в условиях, когда испытуемым ничего не угрожает. Левое полушарие «подопытных» представителей мужского пола интерпретирует возникающие физиологические реакции – зачастую даже не осознанные – не страхом, а сексуальным интересом. Эта версия для сознания более приемлема.

При этом принцип модульности не сводится только к наличию интерпретатора. Любая психическая функция у обычного человека опирается на структуры обоих полушарий. Опыты в последующие годы показали, что мозг – это распределенная, динамическая система с многочисленными обрабатывающими узлами. Для российских зрителей программы Газзанига пояснил суть так: «Любое ваше действие представляет собой набор параллельных процессов в различных точках мозга. Это множество систем, которые трудятся в унисон». В количественном отношении речь идет об огромных величинах: «Мы пытаемся определить, как взаимодействуют друг с другом 89 млрд нейронов».

Сегодня профессор Газзанига считается одним из основателей целого направления в науках о мозге – когнитивных нейронаук, родившихся на стыке психологии и биологии. Конечно, это произошло не сразу, а в течение десятилетий рутинных экспериментов, междисциплинарных исследований, издания специализированного журнала и работ, проводимых им в Институте нейронаук в Дартмуте и Центре когнитивных нейронаук в Калифорнийском университете в Дэвисе. Не обошлось и без интуиции. «Если вы занимаетесь нейробиологией в течение 50 лет, вы начинаете ощущать проблему, чувствовать, как все это может работать», – признался профессор. Однако сразу же подвел под темой рациональную черту: «Вы видите взаимодействие механизмов, эту действительно сложную машину, которая определяет наше поведение».

Этические угрозы

Из совершенных профессором Газзанигой открытий можно сделать вполне детерминистский вывод о том, что свободная воля – всего лишь иллюзия. Ход его личных рассуждений уже как нейрофилософа примерно таков: мозг материален и подчиняется законам материального мира, а сознание - его производная; ни о каких «ценностях» как о причине человеческого поведения речь не идет, это всего лишь объяснения, которые мозг дает той или иной автоматически выбранной стратегии.

Свой взгляд на природу универсальной человеческой этики Газзанига изложил в работе The Ethical Brain (2005). С его точки зрения, встроенный в наше сознание «моральный компас» происходит из эмпатии. Рассматривание картинок, на которых человеческие существа испытывают боль, возбуждает соответствующие участки нашего собственного мозга. Благодаря этому мы способны испытывать чужие страдания в буквальном смысле, а интерпретатор дает возникшим эффектам рациональное объяснение. В различных культурах это оформлено по - разному, но суть та же: убийству препятствует сам мозг. Предсказуемо, что на прямой вопрос Эвелины Закамской о возможности присутствия в этой картине мире бога Майкл Газзанига рассмеялся и ответил категорично: «Нет». (И уже за кадром добавил: «Я и так живу в раю».)



Из предопределенности нашего сознания биологией логично вытекает вопрос: не пора ли обществу пересмотреть принцип личной ответственности человека за свои действия? Некоторые нейробиологи и нейропсихологи сегодня отвечают на этот вопрос утвердительно, но сам Газзанига считается «мягким» детерминистом. «Мы должны разделять понятия мозга, сознания и личности, – пишет он. - Мозг детерминирован, а личность свободна». Видимые противоречия он элегантно снимает рассуждениями в том духе, что ответственность – явление иного порядка, продукт общественных отношений, социальных связей человека и, будучи сложным системным феноменом, подчиняется совсем другим законам.

Тем не менее в последние десять лет адвокаты в американских судах все чаще пытаются сдвигать границу личной ответственности и предъявляют результаты сканирования мозга в качестве смягчающих вину обстоятельств. Профессор Газзанига объяснил нам, почему он относится к этой практике отрицательно: «Предположим, что преступное поведение зависит от активности определенных участков мозга. Но можно ли считать такое изменение оправданием? Ведь большинство людей с таким же поражением в тех же обстоятельствах не совершают преступлений». C другой стороны, возникает проблема так называемого «криминального мозга». Ученые уже выделили участки коры, которые возбуждаются при подавлении человеком импульсов к действию. Однако уровень возбуждения – это индивидуальная норма. «У человека есть дефект, он совершил преступление, но при этом нельзя обобщать, что у всех людей с поражением мозга есть такая склонность».

Майкл Газзанига не исключает, что рано или поздно нейронауки окажут влияние на нормы правосудия, но нет никаких гарантий, что для общества это будет благом. И это не единственный этический барьер, который будет поставлен под сомнение в XXI в. Должны ли мы любой ценой стремиться к высокой продолжительности жизни, невзирая на то, в каком состоянии находится мозг? Допустимо ли генетическое и фармакологическое вмешательство с целью повышения уровня интеллекта? До какого момента в развитии зародыша считать допустимыми манипуляции с эмбриональными стволовыми клетками?

Впрочем, некоторые опасения нашей съемочной группы доктор Газзанига развеял. Так, сценарий фильма «Матрица» и создание искусственного интеллекта в обозримом будущем на повестке дня не стоят: «Если говорить о нем как о копии человеческого мозга, в которой была бы описана работа каждого нейрона, то это, конечно, фантастика». Чтение мыслей и влияние на них при помощи имплантируемых в мозг чипов в ближайшее время нам также не грозят. «Единственный способ изменить мысли людей – общение. По-другому это сделать невозможно и не получится в ближайшее время, а может быть, даже никогда».

Источник: журнал "В мире науки", подготовила Ольга Платицина