Космическое яйцо

При  взгляде  с  нашей  удобной,  гостеприимной  планеты,  которая  кишит  жизнью  и  богата природными  красотами,  остальная  Вселенная  выглядит  враждебной,  далекой,  суровой  и,  в общем-то,  не  слишком  важной.  Однако,  если  смотреть  с  окраины  Солнечной  системы,  наша родная планета съеживается до единственного голубого пикселя на цифровой фотографии — знаменитая  голубая  точка  на  последнем  снимке,  который  в  1990  году  сделал  Voyager  1.  Этот снимок не входил в научную программу аппарата, но астроном и мечтатель Карл Саган решил, что  это  была  бы  хорошая  идея.  Фотография  стала  социальным  и  психологическим  символом. Зонд при этом находился от Земли примерно на расстоянии Плутона: по космическим меркам, это  еще  практически  у  нас  на  задворках.  Но  уже  здесь  наш  чудесный  мир  съежился  до незначительного пятнышка. С ближайшей звезды даже камере получше всех тех, что у нас есть на данный момент, было бы трудно заметить наш родной мир. Если же смотреть с более далеких звезд,  то  нас  будто  и  вовсе  никогда  не  существовало  —  наше  существование,  а  также существование Земли и Солнца никак не влияет на далеких братьев по разуму, и отсутствие нас во Вселенной тоже никак не повлияло бы на них. А если говорить о других галактиках, то даже наша родная Галактика  становится крохотной и незначительной по космическим масштабам. 

Подобные  мысли  учат  смирению  и  показывают,  насколько  хрупка  на  самом  деле  наша планета.  В  то  же  время они  заставляют  проникнуться  величием  Вселенной.  И,  в  более практической плоскости, задуматься о том, что можно там встретить и откуда все это появилось. Несомненно,  такие  вопросы  возникали  и  у  доисторических  людей.  Можно  с  уверенностью сказать,  что  они  возникали  более  4000  лет  назад  у  жителей  Китая,  Месопотамии  и  Египта, оставивших письменные свидетельства. Их ответы на эти вопросы свидетельствовали о богатом воображении,  если  считать  работой  воображения  приписывание  всего,  что  не  понимаешь, невиданным божествам с самыми причудливыми телами и образом жизни, но в конечном итоге не несли никакой информации. 

С  течением  столетий  наука  предложила  собственные  теории  происхождения  Вселенной.  В среднем они были не такими увлекательными, как истории о черепахах, несущие на спинах наш мир,  сражениях  между  богом  в облике  змеи  и  волшебной  кошкой,  вооруженной  мечом,  или  о богах,  которых  разрезали  на  дюжину  кусков  и  которые,  будучи  собранными  вновь,  оживали. Может  оказаться,  что  современные  научные  теории  не  ближе  к  истине,  чем  те  красивые  и увлекательные истории, ведь научные ответы всегда чем-то обусловлены и отбрасываются, если новые данные  им противоречат. Одна из популярнейших практически во все периоды научной эры теорий невыносимо скучна, поскольку, если она верна, то ничего не происходит: Вселенная не имеет никакого происхождения, потому что существовала всегда. Мне, правда, кажется, что такой вариант не позволяет до конца разобраться с вопросом, поскольку необходимо объяснить еще, почему она  всегда  существовала.  Ответ  «просто  существовала,  и  все»  еще  менее удовлетворителен, чем привлечение к этой истории какого-то змеиного бога. Но многие думают иначе. 

 

Сегодня  большинство  космологов  думают,  что  вся  Вселенная  —  пространство,  время и вещество  —  возникла  около  13,8  миллиарда  лет  назад.  Крупинка  пространства-времени возникла из ниоткуда и расширилась с необычайной скоростью. Через одну миллиардную долю секунды  первоначальное  неистовство  улеглось  достаточно,  чтобы  возникли  фундаментальные частицы, такие как кварки и глюоны; еще через одну миллионную долю секунды эти частицы соединились,  чтобы  образовать  более  знакомые  нам  протоны  и  нейтроны.  Потребовалось несколько минут, чтобы они сошлись вместе и образовали простые атомные ядра. Атомы — это ядра плюс электроны, и должно было пройти еще 380 000 лет, чтобы к уже существующей смеси 

добавились  электроны  и  возникли  атомы  простейших  элементов:  водорода,  гелия  и  дейтерия. Только  после  этого  вещество  начало  образовывать  сгущения  под  действием  гравитации,  и  со временем появились звезды, планеты и галактики. Космологи рассчитали этот график с большой точностью и необычайными подробностями. 

Этот сценарий и есть знаменитый Большой взрыв — такое название, с некоторым оттенком сарказма, пустил в оборот Фред Хойл. Он был убежденным сторонником самой популярной на тот момент теории — теории стационарной Вселенной, название которой говорит само за себя. Однако,  невзирая  на  название,  это  вовсе  не  была  Вселенная,  в  которой  ничего  не  происходит. Дело просто в том, что ничто из происходящего в ней не вызывало каких-то фундаментальных перемен.  Хойл  считал,  что  Вселенная  постепенно  расширяется,  приобретая  новые  объемы пространства,  по  мере  того  как  новые  частицы  потихоньку  появляются  из  ничего  в  пустотах между галактиками. 

Надо сказать, что Большой взрыв космологи не просто извлекли из воздуха. Хаббл выявил из астрономических  наблюдений  простую  математическую  закономерность,  благодаря  которой подобное  начало  Вселенной  стало  казаться  почти  неизбежным.  Это  открытие  стало неожиданным побочным результатом его работы по измерению расстояний до галактик, но идея восходит  еще  к  Леметру  и  была  высказана  на  несколько  лет  раньше.  В  начале  XX  века  в космологии  преобладали  очень  простые  взгляды.  Наша  Галактика  содержит  все  вещество  во Вселенной;  вне  ее  царит  бесконечная  пустота.  Галактика  не  коллапсирует  под  собственным весом, потому что вращается, в результате чего вся конструкция стабильна. Когда Эйнштейн в 1915  году  опубликовал  общую  теорию  относительности,  он  быстро  понял,  что  такая  модель Вселенной  не  может  быть  стабильной.  Под  действием  гравитации  стационарная  Вселенная непременно  сколлапсирует,  независимо  от  того,  вращается  она  или  нет.  В  его  расчетах фигурировала  сферически  симметричная  Вселенная,  но  интуитивно  было  понятно,  что  та  же проблема ожидает любую стационарную релятивистскую Вселенную.

Эйнштейн  искал  выход  и  в  1917  году  опубликовал  новые  результаты.  Он  добавил  в  свои уравнения  поля  дополнительный  математический  член  —  метрику,  умноженную  на постоянную Λ (заглавная  греческая  буква  «лямбда»),  позже  получившую  название космологической постоянной. Это слагаемое заставляет метрику расширяться, и при тщательной подгонке постоянной Λ это расширение в точности компенсирует гравитационный коллапс. В  1927  году  Леметр  начал  реализацию  амбициозного  проекта:  определить  при  помощи уравнений Эйнштейна геометрию всей Вселенной. Воспользовавшись все тем же упрощающим предположением,  что  пространство-время сферически  симметрично,  он  вывел  явную  формулу для  этой  гипотетической  пространственно-временной  геометрии.  Разобравшись  в  смысле полученной формулы, Леметр обнаружил, что она предсказывает нечто весьма примечательное. Вселенная расширяется. 

В  1927  году  по  умолчанию  считалось,  что  Вселенная  всегда  существовала  примерно  в нынешнем  ее  виде.  Она  просто была,  она  ничего  не делала.  В  точности  как  стационарная Вселенная Эйнштейна. Но теперь Леметр утверждал на основании физической теории, которую многие по-прежнему считали несколько умозрительной, что она растет. Более того, она растет с постоянной  скоростью:  ее  диаметр  увеличивается  пропорционально  прошедшему  времени. Леметр попытался оценить скорость расширенияпо данным астрономических наблюдений, но в то время эти данные были слишком рудиментарными, чтобы выглядеть убедительно. Принять концепцию расширяющейся Вселенной, если прежде ты считал Вселенную вечной и неизменной,  было  непросто.  Оказывается,  что  всего, что  есть  во  Вселенной,  должно  каким-то загадочным образом становиться все больше и больше. Но откуда это все должно браться? Такой взгляд казался бессмысленным. Он  показался бессмысленным даже Эйнштейну, который, если верить  Леметру,  сказал  примерно  следующее:  «Ваши  расчеты  верны,  но  ваша  физика отвратительна». Возможно, на реакции Эйнштейна отрицательно сказалось также то, что Леметр назвал свою теорию «Космическое яйцо, взорвавшееся в момент творения», тем более что сам он был священником и иезуитом. Вообще вся история слегка отдавала Библией. Однако Эйнштейн не  отверг  теорию  Леметра  с  порога,  а  предложил  тому  рассмотреть  более  общие  варианты расширяющегося пространства-времени, не прибегая заранее к сильному постулату сферической симметрии. 

 

Уже через несколько лет появились данные, подтвердившие гипотезу Леметра. Расчетчица  Хаббла  Ливитт  при  составлении  каталога  блеска  тысяч  звезд заметила математическую  закономерность  на  одном  конкретном  типе  переменных  звезд,  известных  как цефеиды. Оказалось, что собственный блеск, или светимость, таких звезд связан определенными математическими  закономерностями  с  периодом  изменения  блеска.  Это  позволяет  астрономам использовать цефеиды как эталонные источники света  — ведь для такой звезды видимый блеск всегда можно сравнить с истинным блеском и определить таким образом расстояние до нее. 

Поначалу  применение  этого  метода  ограничивалось  лишь  звездами  нашей  Галактики, поскольку телескопы тогда еще не умели различать отдельные звезды в других галактиках, а тем более  выделять  их  спектры,  по  которым  можно  определить,  не  является  ли  данная  звезда цефеидой.  Но  телескопы  совершенствовались,  и  Хаббл  поставил  себе  серьезную  задачу: определить,  насколько  далеки  от  нас  галактики.  В  1924  году  он воспользовался  полученным  Ливитт  соотношением  расстояние  —  блеск,  чтобы  оценить расстояние  до  Галактики  Андромеды  M31.  Его  ответ  был  1  млн  световых  лет;  современная оценка составляет 2,5 млн. 
 

Ливитт  удалось  совершить  небольшой  шаг  для  женщины,  но  огромный  скачок  вверх  по лестнице  космических  расстояний.  Понимание  закономерностей  переменных  звезд  помогло связать  геометрический  метод  параллакса с  наблюдениями  видимого  блеска  звезд.  Теперь Хабблу  предстояло  сделать  еще  один  скачок  и  открыть  тем  самым  возможность  определения любых космологических расстояний, какими бы большими они ни были. Эта  возможность  появилась  из  неожиданного  открытия  Весто  Слайфера  и  Мильтона Хьюмасона:  спектры  многих  галактик  оказались  сдвинуты  к  красному  концу  спектрального диапазона. Похоже было, что сдвиг этот вызван эффектом Доплера, и тогда получалось, что эти галактики должны двигаться прочь от нас. Хаббл взял 46 галактик, в которых имелись известные цефеиды,  а  значит,  можно  было  достоверно  судить  о расстоянии  до  них,  и  нанес  полученные результаты на график в координатах расстояние  — красное смещение. На графике получилась прямая линия, и это означало, что галактики удаляются от нас со скоростью, пропорциональной расстоянию до них. В 1929 году он опубликовал это соотношение в виде формулы, которую мы теперь называем законом  Хаббла. Коэффициент  пропорциональности  — постоянная  Хаббла — составляет около 70 километров в секунду на мегапарсек. Первая оценка Хаббла была в семь раз больше. 

На самом деле шведский астроном Кнут Лундмарк высказал ту же идею в 1924 году, за пять лет до Хаббла. Для оценки расстояний до галактик он воспользовался их видимыми размерами, и его  оценка  «постоянной  Хаббла»  была  куда  более  точной  —  от  современной  она  отличалась меньше чем на 1%. Однако работа Лундмарка не привлекла к себе внимания астрономического сообщества, поскольку его методы не были проверены при помощи независимых измерений. Сегодня астрономы могут оценить расстояние до любого объекта по его спектру; для этого нужно  лишь,  чтобы  в  спектре  можно  было  выделить  достаточно  спектральных  линий,  чтобы определить  красное  смещение.  Практически  все  галактики демонстрируют  красное 

смещение,  так  что  мы  вполне  можем  вычислить,  как  далеко  от  нас  они  находятся.  Все  они движутся от нас прочь. Так что либо Земля лежит в центре громадной расширяющейся области — что противоречит принципу Коперника, согласно которому мы не представляем собой ничего исключительного,  —  либо  вся  Вселенная  увеличивается  в  размерах  и  инопланетяне  в  другой галактике  видят вокруг себя ту же картину. 

Открытие  Хаббла  стало  серьезным  аргументом  в  пользу  Леметрова  «космического  яйца». Если отыграть расширяющуюся Вселенную назад во времени, то все сожмется в точку. Теперь, вновь  запуская  время в  нормальном  направлении,  мы  видим,  что  Вселенная  должна  была начаться  с  точки.  Вселенная  не  появляется  из  яйца:  она и  есть яйцо.  Яйцо  это  появляется  из ниоткуда и растет. И пространство, и время рождаются из ничего, и, как только они возникают, начинается развитие сегодняшней Вселенной. Когда наблюдения Хаббла убедили Эйнштейна в том, что Леметр с самого начала был прав, он  понял,  что  вполне  мог  заранее предсказать космическое  расширение.  Его  стационарное решение  можно  было  модифицировать  в  расширяющееся,  и  расширение  предотвратило  бы гравитационный  коллапс.  Тогда  не  возникло  бы  нужды  в  досадной  космологической константе Λ:  по  существу,  ее  роль  заключалась  в  том,  чтобы  служить  подпоркой  неверной теории.  Эйнштейн  исключил Λ из  своей  теории  и  позже  сказал,  что  ее  включение  было  его самым серьезным заблуждением. 

Вершиной всей этой работы стала стандартная модель пространственно-временной геометрии Вселенной  —  метрика Фридмана  —  Эйнштейна  —  Робертсона  —  Уолкера,  окончательно сформулированная  в  1930-е  годы.  На  самом  деле  это  целое  семейство  решений,  каждое  из которых  дает  возможный  вариант  геометрии.  Там  присутствует  и  параметр,  определяющий кривизну,  которая  может  быть  положительной,  отрицательной  или  равной  нулю.  Каждая вселенная  в  этом  семействе  гомогенна  (однородна,  одинакова  во  всех  точках)  и  изотропна (одинакова  во  всех  направлениях)  —  это  главные  условия,  принятые  при  выводе  формулы. Пространство-время  может  расширяться  или  сжиматься,  а  его  базовая  топология может  быть простой или сложной. Эта метрика допускает также включение космологической константы. 

 

Поскольку  время родилось  с  Большим  взрывом,  нет  никакой  логической  необходимости говорить о том, то происходило «до того». Никакого «до того» не было. Физика была готова к этой  радикальной  теории,  поскольку  квантовая  механика показывает,  что  частицы  могут возникать  спонтанно  из  ничего.  Если  это  может  делать  частица,  то  почему  не  Вселенная? Если на это способно пространство, то почему не время? Космологи и сегодня считают, что по существу это верно, хотя они уже начинают сомневаться, действительно ли можно «до того» так легко отбросить. Подробные физические расчеты позволяют построить сложную и очень точную хронику, согласно которой Вселенная возникла 13,8 миллиарда  лет назад как точка и с тех пор непрерывно расширяется. 

Одна  из  самых  загадочных  черт  Большого  взрыва  заключается  в  том,  что  отдельные галактики и  даже  гравитационно  связанные  скопления  галактик не  расширяются.  Мы  можем оценить  размеры  далеких  галактик,  и  статистическое  распределение  размеров  среди  них примерно  такое  же,  как  и  среди  близлежащих  галактик.  Наблюдаются  гораздо  более  странные процессы. Меняется шкала расстояний пространства. Галактики расходятся друг от друга прочь, потому  что  между  ними  появляется  новое  пространство,  а  не  потому,  что  они  разлетаются  в противоположных направлениях  в каком-то фиксированном пространстве. 

Это приводит к некоторым парадоксальным эффектам. Галактики  на расстоянии более 14,7 миллиарда световых лет удаляются от нас так быстро, что по отношению к нам они движутся со скоростью, большей скорости света. Тем не менее мы их все еще видим. 

В  этих  утверждениях,  кажется,  три  вещи  не  могут  быть  правильными.  Поскольку  возраст Вселенной составляет всего 13,8 миллиарда лет, а первоначально все ее вещество находилось в одной  точке,  то  как  что бы  то  ни  было  может  оказаться  от  нас  на  расстоянии  14,7  миллиарда световых лет? Это что-то должно было бы все это время двигаться быстрее света,  хотя теория относительности это  запрещает.  По  той  же  причине  галактики в  настоящее  время  не  могут двигаться быстрее света. Наконец, если бы они это делали, мы бы не могли их видеть. 

Чтобы  понять,  почему  эти  утверждения  все  же  имеют  смысл,  мы  должны  чуть  лучше разобраться в теории относительности. Да, она запрещает материи двигаться быстрее света, но этот  предел  берется  по  отношению  к  окружающему  пространству.  Однако  теория относительности не  запрещает пространствурасширяться  быстрее  света.  Так  что  некая  область пространства  вполне  могла  бы  превысить  световой  предел,  тогда  как  материя  внутри  этой области  сохраняла  бы  скорость  ниже  скорости  света  по  отношению  к  вмещающему  ее пространству.  Мало  того,  материя  вообще  могла  покоиться  относительно  окружающего  ее пространства, в то время как само пространство расширялось бы куда-то со скоростью, в 10 раз превосходящей  скорость  света.  В  точности  как  мы  можем  мирно  сидеть,  попивать  кофе  и почитывать газету внутри пассажирского самолета, летящего со скоростью 700 километров в час. 

Этим же объясняется и тот факт, что упомянутые выше галактики могли оказаться от нас за 14,7  миллиарда  световых  лет.  Им  самим  не  пришлось  преодолевать  это  расстояние.  Выросло количество пространства, лежащего между ними и нами. Наконец, свет, посредством которого мы наблюдаем эти далекие галактики,  — это вовсе не тот свет, который они излучают в настоящее время. Это свет, который они испустили в прошлом, когда находились к нам ближе. Вот почему наблюдаемая Вселенная оказывается больше, чем мы могли бы ожидать. Возможно, за обдумыванием всего этого вам захочется выпить кофе и почитать газету. А вот еще одно забавное следствие. 

Согласно закону Хаббла, у далеких галактик красное смещение больше, так что они должны двигаться  быстрее.  На  первый  взгляд  это  противоречит  метрике Фридмана  —  Леметра  — Робертсона  —  Уолкера,  которая  предсказывает,  что  расширение  с  течением  времени  должно замедляться. Но, опять же, мы должны думать релятивистски. Чем дальше находится галактика, тем  больше  времени  нужно  свету,  чтобы  дойти  до  нас.  Ее нынешнее красное  смещение соответствует ее скорости тогда. Поэтому из закона Хаббла следует, что, чем дальше в прошлое мы заглядываем, тем быстрее пространство тогда расширялось. Иными словами, первоначально расширение  было  стремительным,  но  затем  замедлилось  в  соответствии  с  Фридманом  — Леметром — Робертсоном — Уокером.

Это  вполне  разумно,  если  считать,  что  все  расширение  Вселенной придал  начальный Большой  взрыв.  Когда  Вселенная  начала  расти,  ее  собственная  гравитация начала противодействовать этому процессу и тянуть ее обратно. Наблюдения указывают, что примерно до 5 миллиардов лет назад именно так и происходило. Расчеты основываются на законе Хаббла, который  гласит,  что  скорость  расширения растет  на  218  километров  в  час  на  каждый дополнительный миллион световых лет расстояния. То есть скорость расширения увеличивается на  218  километров  в  секунду  с  каждым  миллионом  лет  в  прошлое;  это  значит,  что  каждый миллион лет после Большого взрыва она снижалась на 218 километров в секунду.  Замедление  расширения  Вселенной,  судя  по  всему,  уже прекратилось,  и  теперь  расширение  вновь  ускоряется,  но  не  будем  пока  углубляться  в  этот вопрос. 

 

Следующим  шагом  было  получить  независимые  свидетельства,  подтверждающие  Большой взрыв. В 1948 году Ральф Альфер и Роберт Херман предсказали, что Большой взрыв должен был,  по  идее,  оставить  отпечаток  на  уровнях  излучения  Вселенной  в  форме  однородного космического  микроволнового  фонового  излучения,  или  реликтового  излучения.  Согласно  их расчетам,  температура  реликтового  излучения  —  то  есть  температура  источника,  способного дать такой уровень излучения, — составляет около 5 K. В 1960-е годы Яков Зельдович и Роберт Дикке  независимо  друг  от  друга  и  заново  получили  тот  же  результат.  Астрофизики  Андрей Дорошкевич и Игорь Новиков поняли в 1964 году, что в принципе реликтовое излучение можно наблюдать и даже использовать для проверки гипотезы Большого взрыва. В  том  же  году  коллеги  Дикке  Дэвид  Уилкинсон  и  Питер  Ролл  начали  строить  радиометр Дикке  для  измерения  реликтового  излучения.  Радиометр  Дикке  —  это  радиоприемник, способный измерять среднюю мощность сигнала в некотором диапазоне частот. Но прежде чем они успели закончить работу, их опередила другая группа. В 1965 году Арно Пензиас и Роберт Уилсон  использовали  принцип  радиометра  Дикке  при  работе  с  малошумящей рупорно-параболической  приемной  радиоантенной,  созданной  компанией  Bell  Laboratories  для работы  со  спутниками  связи  Telstar.  Пытаясь  разобраться с  источником  назойливого  «шума», 

они поняли, что шум этот имеет  космологическое происхождение, а не возникает в результате какой-то  недоработки  в  конструкции  их  электронных  устройств.  Шум  не  имел  конкретного источника;  вместо  этого  он  был  равномерно  распределен  по  всему  небу.  Его  температура равнялась примерно 4,2 K. Так впервые удалось пронаблюдать реликтовое излучение. 

Интерпретация  реликтового  излучения  вызывала  в  1960-е  годы  горячие  споры,  и  физики, предпочитавшие теорию стационарной Вселенной, утверждали, что реликтовое излучение — это рассеянный  свет звезд  далеких  галактик.  Но  к  1970  году  большинство  ученых  сошлось  во мнении, что реликтовое излучение — свидетельство в пользу Большого взрыва. Хокинг назвал это  наблюдение  «последним  гвоздем  в  гроб  теории  стационарной  Вселенной».  Решающим фактором  послужил  спектр  этого  излучения,  очень  похожий  на  излучение  абсолютно  черного тела, что противоречило теории стационарной Вселенной. Сегодня космическое микроволновое излучение считается реликтом, оставшимся от Вселенной, когда ей было всего 379 000 лет. В то время ее  температура  упала  до  3000  K,  в  результате  чего  электроны  получили  возможность соединяться  с  протонами  и  образовывать  атомы  водорода.  Вселенная  стала  прозрачной  для электромагнитного излучения. Да будет свет! 



Распределение по небу яркости реликтового излучения, измеренного аппаратом WMAP. Карта показывает температурные флуктуации, датируемые временем вскоре после Большого взрыва, - семена той иррегулярность, которая затем разрослась и породила галактики. Температуры здесь отличаются от средней всего лишь на 200 миллионных долей кельвина

Теория предсказывает, что реликтовое излучение не должно быть в точности одинаковым во всех  направлениях.  В  нем  должны  быть  очень  маленькие  флуктуации,  порядок  величины которых оценивается в 0,001–0,01%.  В 1992 году аппарат NASA под названием COBE (Cosmic Background Explorer — Исследователь космического фона) измерил эти  неоднородности. Более подробно  их  структуру  выявил  зонд  WMAP.  Полученные  подробности  стали  основным средством  сравнить  реальность  с  предсказаниями  из  различных  вариантов  теории  Большого взрыва и других космологических сценариев. Несколько лет назад, когда мы с семьей путешествовали по Франции, мы обратили внимание на забавную вывеску — Restaurant  Univers (ресторан «Вселенная»).  В отличие от выдуманного Дугласом Адамсом «Ресторана на краю Вселенной», навечно замершего на самом краю конечной точки  пространства  и  времени,  это  была  совершенно  нормальная  кафешка  при  отеле «Вселенная».  Который,  в  свою  очередь,  был  совершенно  нормальным  отелем  в  Реймсе  и находился  в  идеально  правильной  точке  пространства  и  времени  для  четырех  усталых  и голодных путешественников. 

Научный  вопрос,  послуживший  движущей  силой  для  выдуманного  Адамсом  ресторана, звучал  так:  «Как  закончится  Вселенная?»  Вероятно,  не  рок-концертом  космологических масштабов,  как  считал  он.  Возможно, человечество  и  заслужило  такой  конец,  но,  может  быть, все  же  не  стоило  бы  навлекать  такую  страшную  кару  на  другие  цивилизации,  которые  могут оказаться рядом. Возможно, Вселенная вообще никогда не закончится. Она могла бы расширяться вечно. Но в этом случае все постепенно сойдет на нет, галактики будут отдаляться друг от друга до тех пор, пока свет не потеряет способность преодолевать расстояние между ними, и тогда мы останемся одни  в  холоде  и  темноте.  Впрочем,  по  мнению  Фримена  Дайсона,  сложная  «жизнь»  могла  бы продолжить существование, несмотря на так называемую «тепловую смерть» Вселенной. Но это была бы очень медленная жизнь. 

В  менее  печальном  для  поклонников  фантастики  варианте  Вселенная  могла  бы коллапсировать,  повторив  в  обратном  порядке  процесс  Большого  взрыва  и  расширения.  Она могла  бы  даже  коллапсировать  обратно  в  точку.  Или  ее  конец  мог  бы  оказаться  более удручающим — Большим разрывом, при котором материя распадается, по мере того как темная энергия рвет ткань пространства-времени. Это может оказаться окончательным Концом. Но можно допустить также, что после коллапса Вселенная  могла  бы  возродиться  вновь.  Это  уже  теория  осциллирующей  Вселенной.  Джеймс Блиш  использовал  ее  в  финале  повести  «Триумф  времени».  Возможно,  фундаментальные физические константы после сжатия и начала нового цикла окажутся чуть другими; некоторые физики  думают  именно  так.  Другие  так  не  считают.  Может  быть,  от  нашей  Вселенной отпочкуются детки, во всем похожие на свою мать или совершенно иные. А может, и нет. Математика  позволяет  нам  исследовать  все  эти  возможности,  а  однажды,  может  быть, поможет выбрать одну из них. До тех пор мы можем только рассуждать о конце всех вещей  — или не всех, как вполне может оказаться.