Побег от зла

"Мастерское исследование борьбы человека за преодоление смерти через культуру и зло, которое из этого вытекает", - "Это бесценное и захватывающее исследование корней человеческого зла". 

 

Эта книга является дополнением к книге "Отрицание смерти". Она завершает начатую в ней задачу - синтез научного и трагического взглядов на человека. В книге "Отрицание смерти" я утверждал, что врожденный и всеобъемлющий страх человека перед смертью толкает его к попыткам преодолеть  смерть  с  помощью  культурно  стандартизированных  систем героев и символов. В этой книге я пытаюсь показать, что естественное и неизбежное стремление человека к отрицанию смертности и достижению героического самовосприятия является первопричиной человеческого зла. 

 

Эта книга также завершает мое противостояние работам Отто Ранка и попытка  расшифровать  его  значение  для  общей  науки  о  человеке.  В идеале,  конечно,  эти  две  книги  должны  читаться  рядом,  чтобы  дать целостную и всеобъемлющую картину, но каждая книга самостоятельна и может быть прочитана без другой. 

 

В  своих  предыдущих  работах  я  попытался  наметить,  что  может представлять  собой  синтез  наук  о  человеке.  Один  из  главных  их недостатков, как я теперь понимаю, был связан с их фундаментальной организующей концепцией. Мне казалось, что достаточно использовать неизменный "принцип поддержания самооценки". Но, как мы увидим в пятой  главе,  он  был  слишком  абстрактным,  ему  не  хватало  тела, универсального, энергетического содержания в виде конкретных, негибких мотивов. Эти мотивы я обнаружил в работе Ранка, в его настаивании на фундаментальной динамике страха жизни и смерти и стремлении человека преодолеть этот страх в культурно обусловленном героизме. 

 

В моих прежних работах не было достаточного учета действительно порочного поведения человека. Это дилемма, в которой я оказался вместе со многими другими, кто пытался сохранить традицию Просвещения в науке о человеке: как отразить эмпирические данные о человеке, данные, показывающие, каким ужасающе разрушительным существом он был на протяжении всей своей истории, и при этом иметь науку, которая не была бы манипулятивной или циничной. Если человек так плох, как кажется, то либо мы должны поведенчески принудить его к хорошей жизни, либо отказаться  от  надежды  на  создание  науки  о  человеке  полностью.  Так появились альтернативы. Очевидно, что это огромная проблема: показать, что  человек  действительно  порождает  зло  в  значительной  части  своих побуждений,  и  при  этом  выйти  за  пределы  этого  к  возможностям разумного,  обновляющего  действия,  некой  третьей  альтернативы  за пределами бюрократической науки и отчаяния. 

 

Удалось ли мне оставить открытой возможность для такой третьей альтернативы, глядя человеку прямо в лицо, - об этом скажут другие. В процессе  написания  этой  книги  я  собрал  в  предисловии  целую  кучу листков с тем, что хотел бы сказать, о тех вопросах, по которым мое мнение  в  значительной  степени  изменилось,  о  тех,  по  которым  мои взгляды остались прежними, и т.д. Но это было бы излишним; любому заинтересованному студенту не составит труда проследить - если у него будет  к  этому  склонность,  ошибки  и  блуждания,  неизбежные  следы личностного  роста  и  отрезвления,  характерных  для  так  называемой научной карьеры. Скажу лишь, что если я и изменил свои взгляды на многие вещи, то эти изменения оставили нетронутыми, как мне кажется, основные предпосылки Просвещения, от которой, как мне кажется, нельзя отказаться и продолжать быть работающими учеными - а именно, ни в человеке, ни в природе нет ничего, что могло бы помешать нам взять под контроль нашу судьбу и сделать мир более разумным для наших детей. 

 

Это,  конечно,  труднее  и  более  рискованно,  чем  я  думал  раньше,  но, возможно, это должно укрепить нашу преданность делу и по-настоящему нагрузить  наше  воображение.  Многие  из  нас  были  ленивы  или самодовольны,  другие  -  слишком  полны  надежды  и  наивны. Реалистичность мира должна сделать нас лучшими учеными. Существует четкое различие между пессимизмом, который не исключает надежды, и цинизмом,  который  ее  исключает.  Поэтому  я  не  вижу  необходимости извиняться за относительную мрачность многих мыслей, содержащихся в этой книге; они кажутся мне сугубо эмпирическими. Поскольку я уже дюжину  лет  борюсь  против  признания  темной  стороны  человеческой природы,  эти  мысли  вряд  ли  могут  быть  простой  рефлексией  моего собственного  темперамента,  того,  с  чем  я  естественно  чувствую  себя комфортно.  Не  является  она  и  простой  функцией  нашей  неспокойной эпохи, поскольку она была собрана лучшими человеческими умами многих направлений  и  эпох,  и  поэтому  я  думаю,  что  можно  сказать,  что  она объективно отражает универсальный взгляд на положение того существа, которое мы называем человеком. 

 

Наконец, само собой разумеется, что это большой проект для одного человека. Я с болью осознаю, что, возможно, мне это не удастся, что я не сумею уместить его между двумя обложками и, возможно, я попытался изложить все слишком скупо, чтобы все уместилось. Как и в большинстве других своих работ, я вышел далеко за пределы своей компетенции и, вероятно, навсегда закрепил за собой репутацию вычурными жестами. Но время по-прежнему теснит меня и не дает покоя, и я не вижу способа избежать амбициозных синтетических попыток; либо мы в какой-то мере овладеваем  накоплением  мысли,  либо  мы  продолжаем  беспомощно барахтаться, голодать среди изобилия. Поэтому я играю в азартные игры с наукой и пишу, но игра кажется мне очень серьезной и необходимой. 

 

 

 

 

Приближаясь к смерти, Эрнест Беккер просил, чтобы оригинал этой рукописи, его последней книги, оставался в секрете, в ящике стола и не публиковался. В ящике стола не осталось сил на дальнейший бартер с богами. Полагая, что эта работа станет красноречивым завершением его научной и литературной карьеры, мы с Робертом Уоллесом (с некоторыми первоначальными терзаниями по поводу риска непочтительности) твердо решили вопрос о публикации понимая, что, если бы оставалось время, сам автор  сделал  бы  это  для  того,  что  он  считал  своим  magnum  opus. Некоторые  материалы  были  исключены,  поскольку  они  встречаются  в других  изданиях,  но  помимо  редактирования  и  рутинной  работы  книга представляет собой труд Эрнеста.