Планета: перезагрузка

Самым сложным и запутанным на поверку всегда оказывается то, что кажется простым и понятным. За словами, которые произносятся ежедневно и обозначают явления самые рядовые, обыкновенно скрывается длинная и трудная история, наполненная борьбой идей и мнений, озарениями и конфликтами. Вот, казалось бы, разве сложное слово - «природа»?

В шестидесятые годы, эпоху последних революций, молодые люди западного мира решились на неслыханную дерзость. Отвечая на самые трудные вопросы своего времени, они провозгласили выход за любые границы - социальные, политические и даже границы сознания. «Imagine there is no countries», - пел Джон Леннон, может быть, самое узнаваемое лицо поколения, - но жажда опрокинуть государственные барьеры была лишь первым рубежом борьбы. Философы предрекали скорое рождение единого и счастливого человечества - а практики от философии, наполнившие легкие воздухом новой эпохи (мы знаем их под самоназванием «хиппи»), потрясали современников рассуждениями об абсолютной естественности, отказом едва ли не от всех плодов прогресса (кроме стареньких автомобилей), показательным обращением к природе.

В это же время «зов природы» услышали и по другую сторону железного занавеса - и откликнулись на него. Хотя, конечно, не столь радикально, как это сделали хиппи, - советская действительность налагала на философские поиски известные ограничения. Новое поколение советских романтиков потянулось не на стройки века, ковать техногенное счастье, а в горы и леса, открыв эпоху походов, турслетов, клубов самодеятельной песни - всего того, что стало источником скудного воздуха свободы во время застоя.

Возвращение к природе, которое и началось полвека назад, было - парадоксально, но закономерно - реакцией на разрыв между человеком и окружающим его миром. И именно в это время стало особенно очевидно: природа - это не столько место, не столько декорации, сколько процесс. В самом первоначальном смысле это одновременно простое и сложное слово обозначает нечто присущее явлению, предмету или живому организму с момента его возникновения или рождения. Такова этимология и греческого physis, и латинского natura, и, в конце концов, русского слова «природа». Однако к XX веку в повседневном обиходе слово это истрепалось до того, что стало обозначать всего лишь пространство вне города, этого грохочущего центра современного обывательского мироздания, - ту юдоль, где можно наблюдать «естественную», организованную кем-то, кроме человека, жизнь. Тот мир, по которому цивилизация все больше ностальгирует. Так суждено ли человечеству вернуться к природе - и к какой именно природе ему предстоит искать дорогу?

КОРНИ НЕВРОЗА

Цивилизация невроза - такой диагноз нашей современности вынесла американский психофилософ Карен Хорни. Она разрушила последний научный бастион, связывавший человека и природу. Все проблемы цивилизации, включая душевные недуги, по мнению Хорни, - не что иное, как продукт культуры. Сегодня цивилизация, как и подобает невротику, жаждет обрести свое место, и единственное, что она может противопоставить самой себе, - это девственное лоно природы. Стремление вернуться туда стало новой религией и новой модой. Товары, «подаренные самой природой», бьют рекорды продаж, европейцы массово пересаживаются на велосипеды и отказываются от ношения кожаной обуви и натурального меха - социальная реклама в швейцарской Женеве, например, и вовсе лишает обладателей шуб звания человека. С каждым годом все больше людей присоединяется к экологическим акциям вроде «Часа Земли» - а самые «продвинутые» вообще стремятся освободиться от вериг цивилизации, обосновываясь на тропических островах, берегах индийского штата Гоа или вступая на нелегкую тропу дауншифтинга в деревнях и на хуторах родных стран.
Возвращение назад выглядит несбыточной мечтой, мифом, вроде того, который складывали древние народы о золотом веке. Но, кажется, в деле взаимоотношений с природой человечеству все же удалось одержать крупную победу - над самим собой и собственным эгоизмом.

В конце XX и начале XXI века людское сообщество впервые в истории сделало шаги к отказу от потребительского отношения к природе. Хотя попытки охранять ее человек предпринимал с самых древних времен - но не так, как следует охранять хрупкий музейный экспонат или уникальный объект старинной архитектуры, а так, как рачительный хозяин бережет свои запасы. Начали это, кажется, древние греки. Первые природоохранные реформы провел еще в начале VI века до н. э. законодатель Солон, известный своей практической мудростью. Он предложил запретить распашку склонов во избежание эрозии почв - но не с тем, чтобы сохранить красоту пейзажа и услаждать им взор афинян, а ради создания лучших условий для виноградарства. Следом за ним афинский тиран Писистрат придумал систему поощрений крестьян, стимулирующую их высаживать оливковые деревья, чтобы противостоять слишком быстрому опустошению пастбищ. Многие поколения европейцев, наследников греческой культуры, хорошо усвоили урок рачительности, преподанный древними греками.

Впрочем, не только ими. Еще один корень европейского цивилизационного древа уходит в почву древней Иудеи, в Ветхий Завет, из которого, как известно, в конце концов родилось христианство, на многие века ставшее стержнем европейской культуры. Ветхий Завет провозгласил начало эры бесконечного потребления. «Да трепещут вас все звери земные, и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские. Все, что живет, будет вам в пищу», - такова божественная воля, изложенная в самой первой книге Завета - книге Бытия. Разумеется, человечество не могло ослушаться - ни в древние времена, ни в Средневековье, объявившее себя наихристианнейшей из всех эпох.

БРАТ ПРИРОДА

Средневековая теология представляла человека венцом творения - но его возвышение над природой было результатом верховной воли и не давало никаких абсолютных прав. Человеку Средневековья не оставалось ничего, кроме как ждать милостей - а чаще немилостей, холодов, засух и моровых поветрий - от природы, под которой разумелась, конечно, божественная воля. Вся природа - это Бог, но Бог есть и за пределами природы. Еще Блаженный Августин, один из самых значимых теоретиков зари европейского знания, объявил природу «недостаточной» для самой себя. Этим он противопоставил свое время античности: ведь античные боги, по меткому наблюдению одного из лучших знатоков античной философии Александра Лосева, сами составляют природный порядок. Классические греческие описания природы лишены поэтичности в современном понимании - именно потому, что за каждым ее явлением для греческих поэтов стоит не метафора, а реальный бог, настоящая действительность: само море уже в сущности есть Посейдон, без всяких метафор.

Впрочем, Средневековье сохраняет римское и греческое представление о мире как о сфере, в центре которой находится Земля. «Земной круг» викингов - наследник orbis terrarium древних римлян. Циклической понимается и жизнь природы (не в последнюю очередь, конечно, благодаря подчиненности человеческого существования сельскохозяйственному распорядку - ведь природные циклы многократно повторяются перед глазами людей), и эсхатологическое время, ведущее к концу света, существует параллельно этой цикличности.

Изображение Страшного суда на портале собора в Везле (Франция) ярко воплощает эту картину мира. В полукруглом пространстве тимпана (сферическое мироздание) представлен собственно Страшный суд, а по периметру этой композиции расположены (тоже в круглых медальонах) изображения сельскохозяйственных работ. Этот природный цикл, обрамляющий фигуру Христа-Судии, должен многократно повториться, прежде чем наступит последнее время - и в частной судьбе, и в жизни мира.

Единственным за все Средневековье, кто возмутился взращенной на дрожжах христианства идеологией бесконечного насилия над природой, был святой Франциск Ассизский. Этот худощавый человек в коричневом истрепанном рубище, живший в XIII столетии, может по праву считаться первым экологом в христианском пантеоне. Новый мистик и аскет, он проповедовал сострадание и соучастие ко всему происходящему вокруг, всему живому и неживому. «Брат Солнце», «Брат Волк», «Брат Дерево» - все это обращения из лексикона Франциска, а его житие носит название «Цветочки», I Fioretti di San Francesco. Он возвещал о Боге цветам и птицам, объявив все живые существа равными перед лицом Создателя. Этим, казалось бы, простым тезисом он пошатнул средневековое отношение к природе в самом его основании.

ТРОПЫ, ОСВЕЩЕННЫЕ РУССО

Следующий, кого современные апологеты возврата к природе и равнения на нее как на нравственный идеал должны почитать в ряду своих предтеч, - Жан-Жак Руссо. Жил он в XVIII столетии, в самом соку эпохи Просвещения, которая противопоставила человека «натуре» и назвала природу ареной борьбы разума с первобытным хаосом, превратила ее в подопытного и подследственного. В ту самую мастерскую, где люди чуть более поздней эпохи поспешат провозгласить себя неутомимыми работниками.

Руссо был подлинным бунтарем. Он восстал против своего века, против обожествления разума, который был центром всей культурной матрицы Просвещения. Капризный сын трудного века, он нес на себе все его противоречивые отпечатки. Он призвал вернуться к природе, чтобы обрести себя; отречься от просвещения и груза культуры - и тут же создал одну из самых значительных педагогических концепций. Постулируя наличие неизменных «естественных прав» и «естественной власти», он при этом проповедовал примат чувственного над разумным. В наивном восхищении неграмотностью и естественностью жизни «дикарей» Руссо нередко применял двойные стандарты. И все же общее направление его мысли, утверждавшее включение человека в мир природы, а не изъятие из него, оказалось более дальновидным, чем труды его современников-оппонентов. Однако понятно это стало лишь спустя многие годы.

Урок, преподанный Руссо, хорошо усвоили мыслители и писатели романтической поры - конца XVIII - начала XIX столетия. Научившиеся «чувствовать» природу, они заставляют нас вырвать Руссо из контекста его времени - и провозгласить его предтечей романтизма. Романтики увидели в природе величественное зеркало человеческих чувств - а эти переживания, в свою очередь, интерпретировали как «движения природы в миниатюре». Но было ли это преодолением пропасти между натурой и ими самими? Пожалуй, нет. Ни мистически-восторженное отношение к природе Гёте, ни разветвленная натурфилософия Шеллинга, ни созерцательный мазохизм английских поэтов Озерной школы не вернули человеку его места в системе всех других живых существ. Они только указали на его связь с природой, но не смогли объяснить ее принципов. Более того, именно натурфилософия первой половины XIX века возродила в культуре тревожное понятие хаоса, скрытого гармоничным устройством природы, но бушующего в ее недрах.

ПРОЕКТ ОБЩЕГО ДОМА

Выход из-под всеобъемлющей власти высшего существа, совершенный в Новое время, изъял человека из системы всех остальных живых существ, из стройной иерархии созданий. Утилитарное и потребительское отношение к природе получает идеологическое обоснование. Человек, осваивая свое новое место в мире, место главного, начинает подчинение природы себе, ее своеобразное завоевание. Это завоевание - одновременно и проникновение в законы ее действия, в тайны ее внутренней жизни, и расширение использования тех ресурсов, которые может давать окружающая среда. Прогресс XIX столетия - это результат осознания нами нового места в мире и новых отношений с природой.
Завоевывая природу - научно и технически, - человечество занимает по отношению к ней место «снаружи», теряет свое положение внутри этой системы. Именно это и породило в конце концов новую область знания - экологию. Изначально экология (в бытовом языке мы привыкли понимать ее как охрану окружающей среды, что неверно) - это наука о взаимоотношениях живой и неживой природы. Экология занимается изучением взаимосвязей между средой и теми существами, которые в ней обитают, отношениями разных элементов в этой системе.

Еще в XVIII веке биологи интересовались изменениями численности популяций тех или иных видов и причинами этого процесса, а в начале XIX столетия Жан-Батист Ламарк описал взаимодействие между организмом и средой его обитания, поставив главную проблему экологии.

Термин «экология» в 1866 году вышел из-под пера немецкого ученого Эрнста Геккеля, который сформулировал задачи этой новой дисциплины - описание взаимодействия организмов с окружающей средой, к которой относятся все условия существования. Изучение этих взаимоотношений стало альтернативой «завоевательному» взгляду на природу, противопоставляющему ей человека. Вполне логично, что именно эта проблема, а не собственно проблема охраны окружающей среды лежала в основе развития экологии - ведь отношение к природным ресурсам и миру в целом, вызывающее беспокойство экологов, стало следствием идеологического исключения человека из ряда других живых существ и отсутствия понимания жизни на Земле как сложной системы.

Представление о прогрессе, двигавшее европейскую цивилизацию вплоть до второй половины XX века, дает линейные прогнозы развития жизни на планете. Цивилизация использует простые, основанные на количественных показателях схемы управления окружающей жизнью - и предлагает такие же простые модели отношений с окружающей средой. Не случайно, что писателей-фантастов, чья поэтика основана именно на идее прогресса, совсем не интересует земная природа (и часто одной из составляющих сюжета становится экологическая катастрофа на родной планете), а авторы антиутопий, явно критикующие современные им представления о прогрессивном развитии человечества, показывают природу враждебной этим обществам будущего. Отгораживание, игнорирование - вспомнить хотя бы «зеленую стену» в романе Евгения Замятина «Мы».



Заставить европейскую цивилизацию пересмотреть отношение не только к окружающей среде, но и к губительным последствиям абсолютизации прогресса смогли, кажется, только ужасающие перспективы безответственного применения атомной энергии, явственно представшие перед всем европейским обществом в конце 1940-х. Вслед за пониманием, что наращивание технической мощи может обернуться против человечества, постепенно стали осознаваться и другие проблемы - в первую очередь проблема отношения к природным ресурсам и их использованию. Известные по кинохроникам начала XX столетия нефтяные фонтаны, буквально бившие из земли на разработках объединения братьев Нобель, создали устойчивую иллюзию бесконечности запасов полезных ископаемых, снова оставив человечество в качестве внешней силы для их использования. И только совокупность этих осознаний привела к тому, что человечество постепенно становится на путь поиска нового места для себя в системе отношений со своей средой обитания.

Человек снова включает себя в систему всех живущих на земле организмов, осознает себя частью этой системы и, понимая свои связи с ней, обретает в ней новое место. Нет отдельной природы, отдельного человечества и отдельного отношения к природе - а есть наше отношение к самим себе, своей жизни, своему будущему. Новое отношение к окружающей среде основано, конечно, на научных разработках, на оценке всех знаний об окружающем мире, на разумном, качественно новом понимании своих отношений со средой, в которой мы обитаем, - никто не стремится отказаться от прошлого опыта цивилизации. Дойдя до предела, мы возвращаемся в начало пути - но уже навьюченные грузом знаний о самих себе. 

Источник