Память поддается тренировке?

Представьте, что парите над Лондоном: словно ленточка от подарка, брошенная на землю нетерпеливым ребенком, под вами извивается Темза. Это город с 2000-летней историей. С 50 г. он рос при полном отсутствии какого-либо общего плана. В нем есть извилистые улочки с приметами ушедших веков, церкви, башни и тюрьмы, дворцы, больницы и музеи всего на свете, 500-летние пабы с неровными полами, покрытыми опилками, стоят бок о бок с модными магазинами из стекла и бетона. На самом деле Лондон — это множество мелких деревушек, и даже границы центра рядовому туристу покажутся нечеткими. Улицы города изгибаются, резко обрываются, а тихий переулок вдруг выходит на широкую трассу. Неслучайно во многих приключенческих фильмах, действие которых происходит в Лондоне, автомобильные погони завершаются пешим преследованием, а героям приходится перепрыгивать через заборы и заграждения. Сердце Великобритании — настоящий кладезь архитектурных шедевров среди хаоса боковых улочек и зданий с кошмарной городской застройкой. Как же выучить наизусть все улицы этого мегаполиса?

 

Элеонор Магуайр — профессор Университетского колледжа Лондона и Центра нейродиагностики фонда Wellcome Trust. Она прославилась исследованием, показавшим, что для мозга лондонских таксистов характерны явные, значительные изменения, если сравнивать с мозгом тех, кто не готовился к сдаче The Knowledge. Так называется тест, который, прежде чем сесть за руль, в Лондоне сдают все водители такси; согласно требованиям, им необходимо помнить наизусть 25 000 улиц и 320 маршрутов — и все это без помощи карт и GPS. Тот факт,что подобный тест способен оставить в мозге заметный след, пошатнул базовые представления о водителях такси.

 

«К нашему собственному удивлению, мы обнаружили, что у таксистов изменен сам гиппокамп: его задняя часть намного крупнее, чем у большинства среднестатистических людей», — рассказывает Магуайр.

 

Лондон — это не только лабиринт новых и старых улиц и переулков, это еще и среда, способная натренировать пространственную память до весьма высокого уровня. Пока Магуайр, сидя у себя в кабинете, раздумывала, кто поможет ей в исследовании, тысячи выдающихся мнемонистов ездили мимо на отполированных до блеска машинах. И вдруг она поняла, за кого возьмется. Не будь у Лондона столь хаотичного плана и жесткого тестирования, обязательного для всех водителей такси, она бы не приобрела мировую известность как исследователь памяти, причем среди не только собственных коллег-ученых, но и целого профессионального сообщества водителей.

 

Почему именно у таксистов нашелся ключ к ряду тайн памяти? Таксисты-англичане годами учатся и сдают тесты. Многие трудятся в совершенно другой профессиональной области, живут в Лондоне, а в свободное время верхом на мопеде внимательно изучают улицы и маршруты, закрепив на руле табличку с буквой L и карту.

 

«Семнадцать лет назад, когда я сдавала The Knowledge, маршрутов было 400», — рассказывает Джуди Эллиотт — с явной гордостью и долей презрения к тем, кто столь дешево отделывается во время экзамена в наши дни.

 

На подготовку к тесту ей самой понадобилось два года и десять месяцев, и ей пришлось очень нелегко. «Я одна из немногих женщин-таксистов, и уже поэтому мне было важно его пройти», — говорит она.

 

Потому она не сдалась. Во время экзамена проверяющие сделали все, чтобы заставить испытуемых понервничать. Если те планируют работать таксистами в одном из крупнейших мегаполисов мира, им необходимо уметь справляться со стрессом.

 

Как таксисту, Джуди пришлось выучить все участки с круговым движением и немалую часть светофоров, а также научиться подъезжать к пункту назначения так, чтобы клиент спокойно выходил с левой стороны автомобиля. А еще она постоянно учит названия пабов, сменивших владельца, новых модных мест, регулярно открывающихся по всему мегаполису, и следит за объявлениями о перекрытии улиц и крупных пробках. Если таксист везет вас в объезд, значит, самый короткий путь именно сегодня необязательно самый быстрый.

 

Кажется, мы подкинули ей непростую задачу. Мы находимся в Блумсбери, а попасть нам надо на Шорт-стрит — до этой совсем маленькой улочки возле Темзы всего четыре километра. Мелкая, невзрачная улица — ее запомнить гораздо сложнее, чем крупное шоссе. Сначала она решила, что нам нужна Шортер-стрит, расположенная рядом с Тауэром.

 

«Подождите. Да, теперь я поняла, — говорит она и описывает театр, паб, магазин и их расположение вдоль Шорт-стрит. — Я совершенно четко представляю себе улицу».

 

Джуди везет нас по городу, а мы, улыбаясь и кивая, про себя допускаем вероятность того, что она ошибается. Но направление движения во всяком случае верное.

 

«Мы изучаем так называемые точки притяжения — благодаря им я мысленно представляю себе улицу, вижу ее перед собой и понимаю, куда ехать», — говорит она.

 

Сначала Джуди обшаривает все уголки памяти в поисках точек притяжения — когда она обнаруживает нужные, перед ее глазами разворачивается карта необходимой части города со всеми улицами. И вот мы оказываемся на месте, а за окном проплыли небольшое здание театра, магазин и паб — все как она и говорила.

 

«Люди считают, что интернет заменит им память, но точно так же говорили и про другое новомодное изобретение — книги, когда они только-только появились, — замечает Элеонор Магуайр. — В будущем всем нам понадобится наша собственная память. Хотя теперь у нас есть GPS, она нужна нам, чтобы сориентироваться, например, в крупной больнице, где все отделения похожи друг на друга. А водители такси принимают более правильные решения, чем GPS, и делают это быстрее».

 

Сама она признается, что у нее плохая пространственная память и в больших зданиях ей бывает сложно найти нужный зал, хотя путешествует она много — почти как премьер-министр — и, по идее, возможность потренироваться у нее была.

 

Ее исследовательская группа изучала мозг водителей такси по нескольким параметрам. В начале эксперимента ученые привлекли к себе внимание, впервые обнаружив зримые доказательства того, что мозг меняется, когда мы осваиваем новый навык. В итоге исследование получило Шнобелевскую премию — шуточного двойника Нобелевской — с формулировкой «за доказательство того, что лондонские таксисты имеют более развитый мозг по сравнению со своими соотечественниками». Профессор Магуайр отправилась за премией в Гарвард — за наночастицей золота в прозрачном футляре. Всю дорогу домой она сжимала крохотный трофей в руках — а затем он разбился об пол у нее в кабинете. Судя по всему, нанослиток золота проглотил пылесос. Но лондонские таксисты гордятся тем, что выдающиеся свойства их мозга теперь известны всем. Вероятно, открытие совсем незначительно повлияло на их профессиональную гордость — она и раньше была на весьма высоком уровне.

 

Исследование Магуайр поставило больше вопросов, чем дало ответов. Оказалось, что у таксистов, активно тренировавших пространственную память, увеличилась масса задней части гиппокампа. Но является ли это доказательством пластичности — то есть способности влиять на мозг?

 

А вдруг те, кому удалось сдать тест The Knowledge, изначально имели к этому способности, то есть их гиппокамп был больше? Чтобы получить окончательный ответ на этот вопрос, команда Элеонор Магуайр провела масштабное исследование. Ученые наблюдали за желающими стать таксистами с первого дня и до сдачи экзамена. Они измеряли объем мозга испытуемых и тестировали их память и до начала обучения, и в самом конце. В этот раз исследование четко продемонстрировало, что процесс обучения влечет за собой изменения в гиппокампе. До начала учебы гиппокамп будущих таксистов по размерам не отличался от гиппокампа среднестатистического человека. Увеличение гиппокампа стало заметным спустя месяцы и годы упорного труда и долгих поездок на мопеде. Это вполне доказывает, что мозг поддается тренировке.

Но ученые обнаружили еще одну особенность: изменения появились лишь у тех, кому удалось сдать тест The Knowledge. Очевидно, количество практики напрямую связано с тем, пройдет испытуемый тест или нет, — вот еще одно доказательство эффективности занятий. Если у испытуемого не получилось сдать The Knowledge, причин тому огромное количество: одни не выдерживают многолетней гонки — тяжелое финансовое положение в сочетании с постоянными поездками в свободное время; другим уделять учебе достаточно времени мешают семейные обязанности. Есть также качество, трудно поддающееся измерению: а может быть, у тех, кто сдал The Knowledge, мозг обладал большим потенциалом к изменениям, чем у тех, кому это не удалось? Что именно является решающим фактором — пол, какие-то особые вещества, способствующие росту мозга, питание или что-то еще, — науке неизвестно до сих пор.

 

«Сейчас мы точно знаем, что память меняется в зависимости от наших потребностей, в том числе и в старости», — говорит Магуайр.

 

Тем самым она дарит надежду не только всем тем, кто стремится как можно дольше поддерживать мозг в наилучшей форме, но и тем, на чью память повлияли травма, эпилепсия, болезнь Альцгеймера или даже ранние стадии деменции.

 

Столь специфичная тренировка одного отдела мозга — это лишь крошечная зацепка. Возможности для роста у органа в нашей голове небезграничны, а потому благодаря тренировке памяти ни у кого из нас мозг не раздуется до огромных размеров. На самом деле за тренировку памяти приходится платить — во всяком случае, лондонским таксистам.

 

«Задняя часть гиппокампа увеличивается, но в тоже время слегка уменьшается передняя», — говорит Магуайр. Из-за тренировки пространственной памяти у таксистов ухудшается другой ее вид — они хуже запоминают фигуры.

Магуйар с помощью простого теста выявила заметное отличие от обычных людей.

 

«Для мозга приоритет приобретает пространственная память, а потому другим формам визуальной информации приходится уступить ей место», — объясняет она.

 

 

Происходящее в мозге во время обучения — большая тайна. Когда мы качаем мышцы, мы знаем, что меняются мышечные клетки — они заметно увеличиваются в размерах у поднимающих тяжести спортсменов. Однако с мозгом все не так просто. Элеонор Магуайр выявила значительные изменения в мозге лондонских таксистов — со стороны они, разумеется, не видны. А если говорить о мозге целиком, они и вовсе крошечные. Еще менее понятно, в чем, собственно, эти изменения состоят. Каждое образующееся воспоминание создает тысячи изменений в связях между нейронами — Терье Лёмо продемонстрировал это на мозге кролика. Увеличивается ли гиппокамп именно благодаря им?

 

При долговременной потенциации изменения в клетках протекают в том числе на морфологическом и биохимическом уровнях. Появляются новые отростки, улучшающие передачу сигнала. В принимающих сигнал клетках образуются специальные молекулы, сильнее реагирующие на воздействие от отправителя сигнала. Ученые долго предполагали, что больше ничего в мозге не происходит. До недавнего времени считалось, что к 20 годам рост мозга человека в целом завершается. Если говорить о нейронах, они занимают свои места с самого нашего рождения. Все сто с лишним миллиардов нейронов! После рождения и вплоть до смерти человека они постепенно отмирают — один за другим. Уменьшение массы мозга, вероятно, ждет всех нас. Но взрослые особи певчих птиц способны вырастить новые клетки мозга во взрослом состоянии — новые нейроны есть и в мозге взрослого человека.

 

В мозге некоторых животных обнаружены отделы, где мозговые клетки производят на свет новые нейроны. В человеческом мозге таких отделов два: гиппокамп и обонятельные луковицы (в них мозг обрабатывает сигналы, поступающие от носа). Однако нас интересуют новые нейроны в гиппокампе. Почему они образуются именно там, если не для создания новых связей и фиксации большего количества воспоминаний? Воспоминания хранятся в коре головного мозга, но важную работу по координации различного рода впечатлений и их объединению в полноценное воспоминание выполняет именно гиппокамп.

 

Прежде чем стать носителями воспоминаний, появившиеся на свет новые нейроны в гиппокампе пройдут долгий путь. Им предстоит стать частью нейронных сетей, образуемых другими нейронами, — они, в свою очередь, тоже связаны друг с другом. Иначе они окажутся в изоляции, в полном одиночестве, как астронавт, оторвавшийся от корабля и плывущий по космическому пространству. Было сложно доказать, что новые нейроны не разделяют его судьбу. Невозможно отследить появившийся на свет нейрон в мозге человека — как он развивается и прикрепляется к другим нейронам, становясь частью нового воспоминания.

 

Мозг крысы тоже сложен, но в нем разобраться проще, чем в мозге человека. Ученым удалось измерить активность новых нейронов, когда крысы изучали лабиринты. Когда новым нейронам исполнилось четыре недели, они начали реагировать на сигналы так же, как остальные. Значит, они встроились в нейронную сеть. Возможно, новые нейроны играют особую роль — накладывают на воспоминание уникальный отпечаток, благодаря которому позже его станет проще отличить от других, схожих воспоминаний.

 

Профессиональная гордость лондонских таксистов столь высока и они получают от работы столько удовольствия, что редко выходят на пенсию — из машины их буквально приходится выносить. Но, если сказка заканчивается и начинается приятное времяпрепровождение на пенсии, нормализуется и размер гиппокампа. Эффект, на появление и поддержание которого они тратят всю свою профессиональную жизнь, исчезает.

 

«Мы разыскали не так уж много таксистов-пенсионеров, чтобы с уверенностью делать выводы, они ведь не перестают работать, — с сожалением отмечает Магуайр. — Но согласно имеющимся результатам, изменения откатываются к норме и мозг таксистов снова становится таким же, как у большинства людей».

 

Как крысы в эксперименте, лондонские таксисты снуют туда-сюда по лабиринту городских улиц. Как и у крыс, у них есть нейроны решетки и нейроны места — они активируются, когда в памяти связываются друг с другом новые точки пространства. Пока что никто — ни Май-Бритт, ни Эдвард Мосер — не вживил таксистам в мозг крошечные электроды.

 

«Нет ничего невероятного в том, что существуют нейроны решетки, охватывающие столь значительные расстояния, как в Лондоне, но методов для их изучения у нас нет», — говорит Эдвард Мосер.

 

Если мы учимся в нестандартных условиях, то и память работает на предельном уровне — меняется даже сам мозг. Однако выдающимися знаниями обладают не только таксисты. Профессиональные шахматисты каждый день изучают шахматные позиции. Значит, у них тоже выдающаяся память?

Гроссмейстер Симен Агдестейн, когда-то обучавший лучшего шахматиста наших дней Магнуса Карлсена, большую часть жизни посвятил тому, чтобы стать игроком международного уровня.

 

Мы находимся в его кабинете в Высшей спортивной гимназии, и он рассказывает нам о подготовке к игре. Специальная программа собирает статистику и показывает типичные и нетипичные для других игроков ходы — информация позволяет придумать способы обыграть их. Значит, нужно запомнить слабые места противника до начала партии.

 

«Раньше мы просто садились и читали ежегодно издаваемые книги с описаниями шахматных партий», — рассказывает он, снимая их с полки. Да уж, не самое беззаботное времяпрепровождение — это не на пляже загорать.

 

Симен тем временем листает книги — непринужденно, словно фокусник, тасующий колоду карт. Перед нами бесконечный список сухих данных. «A57–1.d4 Nf6 2.c4 c5 3.d5 b5».

 

«Сейчас я уже ничего не помню. Но раньше я читал эти книги», — рассказывает Симен.

Сегодня он обучает будущих великих шахматистов.

 

Комната Магнуса Карлсена, где сейчас тренируются юные шахматисты, напоминает посвященный чемпиону мира храм: стены увешаны его портретами — от маленького мальчика до нынешнего обладателя титула гроссмейстера. За занавесом мы поставили семь досок. На четырех из них — позиции из более-менее известных шахматных партий, сыгранных на турнирах. Одна из них — из партии между Магнусом Карлсеном и Вишванатаном Анандом, решающего матча, после которого Карлсен стал чемпионом мира. На оставшихся трех досках мы разместили фигуры как попало. За основу мы взяли известные шахматные партии, но заменили все фигуры случайным образом. На одной доске совсем рядом оказались два короля — такого в шахматах просто не бывает; на другой пешка каким-то образом проскочила мимо слона противника и оказалась среди вражеских фигур.

 

Эксперимент мы проводим на четырех гроссмейстерах: на каждую доску они посмотрят в течение пяти секунд, а затем расскажут, что увидели. Одинаково ли сработает их память? Или бессмыслицу они запомнят с большим трудом, чем те позиции, где есть логика, пусть и едва знакомая игрокам? У испытуемых есть пять секунд. За это время мы успеваем запереть дверь или налить стакан воды.

 

На каждой из выставленных нами досок более 20 фигур. Как запомнить больше пары фигур? Впервые подобный эксперимент провели в 1940-х гг. с гроссмейстерами из Нидерландов — он был призван доказать, что у шахматистов развивается почти интуитивная память на информацию, касающуюся игры. Сыграв бесчисленное множество шахматных партий, они выучили позиции, распространенные дебюты и характерные ходы. Они сразу увидят, на каких досках фигуры расположены абсолютно случайным образом, а вот известные партии у них полностью или частично отпечатались в коре головного мозга. Благодаря опыту они быстрее считывают и анализируют увиденное и им легче пересказать полученную информацию — даже если смотреть на доску всего пять секунд.

 

Первый участник эксперимента — молодой гроссмейстер Арьян Тари, талантливейший норвежский шахматист. Робкий 16-летний юноша занял четвертое место в списке самых молодых гроссмейстеров своего времени. Помучившись с первой доской — на верных позициях оказались лишь шесть фигур, — со следующими он справляется гораздо успешнее. Лучший результат: 16 фигур на доске с 21-м ходом партии Ананд — Карлсен. Ее он тщательно проанализировал — ему знаком каждый ход. Именно по ее итогам Магнус Карлсен был объявлен чемпионом мира, победив действующего обладателя титула, и талантливые норвежские шахматисты изучают ее в обязательном порядке. С тех досок, где фигуры были расположены случайным образом, он вспомнил максимум семь фигур.

 

Во время эксперимента 1940-х гг. лучшим игрокам удалось запомнить 24 фигуры. В 1973 г. его повторили в Англии — в среднем гроссмейстер запомнил 16 фигур с досок, на которых были ходы реальных шахматных партий.

 

К тому же заданию приступили гроссмейстеры Ольга Должикова и Симен Агдестейн. Максимальный результат Ольги — 16 фигур, а кроме того, где-то она поставила черную ладью на место королевы или заменила коня пешкой. В ее памяти сохранились образы фигур — белые или черные. Зачастую Ольга точно помнила местоположение, но не помнила саму фигуру.

 

«Сначала я смотрю на вертикали D и E, в самый центр партии», — объяснила нам она. Именно в этой зоне она расставила верно больше всего фигур. Ближе к краям точность снижается.

 

Когда приходит очередь Симена Агдестейна, он, приблизив к глазам доску, сосредоточенно рассматривает ее: все те пять секунд, что имеются в его распоряжении, взгляд не стоит на месте. Симен быстро хватает фигуры обеими руками и, словно колдующий над холстом художник, водит ими над доской. Оценивая результат со стороны, он замечает лишь пару ошибок. Агдестейн запомнил 20 фигур. Со второй доской Симен справился гораздо хуже. Его результат — всего шесть верно расставленных фигур. Это одна из досок с хаотично расставленными фигурами.

 

«Это же бессмыслица», — говорит он: на лбу проступила морщина, и Симен чешет в затылке, держа пешку в руке, — довольным его не назовешь.

В этой раз он, скорее, расставлял фигуры наугад — уверенность полностью испарилась. Но на досках с ходами реальных партий успех повторился. Разумеется, Симен узнал партию между Карлсеном и Анандом — он комментировал матч и беседовал со СМИ как бывший учитель Магнуса. Симен долго сомневается, ставить королеву на E1 или на D1 — в конце концов она оказывается на неверной клетке, E1. Больше ошибок нет. Правильно расставлены 22 фигуры из 23.

 

«Я думал поставить ее на D1, но это решение мне показалось нелогичным. Скорее всего, ситуация в этой зоне ранее сложилась так, — говорит он, водя рукой над правой частью доски, — что ее пришлось поместить именно туда».

Лучший результат Ольги на досках, где фигуры расположены хаотично, — 10.

 

«Я запомнила позиции фигур из-за отсутствия логики — каждое нелогичное положение намертво врезалось в память. Поэтому, я думаю, у шахматистов в таких задачах есть преимущество. Все позиции в моей голове распределены на две категории: теоретически возможные и невозможные — благодаря этому я их запоминаю. Я написала докторскую диссертацию по педагогике и обнаружила, что у тех, кто занимается шахматами, улучшается кратковременная зрительная память, — полагаю, все дело в том, что игрок постоянно анализирует отношения между фигурами, рассматривает их в контексте друг друга», — говорит она.

 

Рядовому, неискушенному игроку все доски покажутся примерно одинаковыми, но профессионалу сразу бросятся в глаза именно те, где фигуры расставлены в случайном порядке. Для Агдестейна они чистой воды хаос. Первую доску он постарался как бы мысленно сфотографировать, но метод не сработал, поэтому, выполняя задание на следующих, он старался запомнить хотя бы несколько фигур, уменьшая тем самым процент ошибок.

И Ольга, и Симен совершенно по-разному фиксировали в памяти доски с ходами из настоящих шахматных партий и те, где фигуры располагались в случайном порядке.

 

«Во время эксперимента с доской из настоящей партии две секунды мне казалось, что я вообще ничего не помню. Но затем, как из тумана, в голове всплывала вся доска. Если же фигуры располагались как попало, я не видела ничего. Приходилось просто запоминать что получится», — говорит Ольга Должикова, а Симен согласно кивает.

 

«Но во время экспериментов с ходами настоящих шахматных партий мы показали идеальные результаты! — считает Агдестейн. — Они все еще крутятся у меня в голове. Я теперь весь день буду их вспоминать».

 

Остался только Йон Людвиг Хаммер — один из лучших в мире игроков на текущий момент, в рейтинге норвежских шахматистов он занимает второе место. И тут ход игры круто переломился — как бы невероятно это ни звучало, поражение в шахматной партии ждет самих организаторов эксперимента.

 

Но сначала поговорим немного о том, сколько информации человек способен запомнить и как запоминают информацию те, кому удается запомнить много. Есть две профессии, которые абсолютно невозможно освоить без хорошей памяти.

 

Актриса Мари Блокхус играет главную роль в «Гамлете» на одной из крупнейших сцен Норвегии, в Норвежском театре, — эта версия переворачивает с ног на голову традиционные для пьесы гендерные роли. В самой известной трагедии Шекспира немало монологов. Текста много, и на исполнителе главной роли лежит огромная нагрузка.

 

Блокхус представляет роль в виде голубой спирали — по крайней мере, так она это объясняет. Как и Соломону Шерешевскому, ей свойственна синестезия: звуки рождают в голове цвета и фигуры. Мимо нас с грохотом катится тележка с реквизитом для пьесы — по словам Блокхус, это коричневый звук, по форме напоминающий свернувшуюся змею. Иногда звуки кажутся ей желтыми или зелеными: например, скрип ногтей по доске — «веселый, острый и желтый звук».

 

Музыка превращается в сложные геометрические фигуры, однако тексты для театральных постановок и стихи тоже порождают цвета и фигуры. А всего «Гамлета» актриса видит как голубую спираль. Благодаря ей она помнит свою роль.

 

«Не знаю, может быть, голубой — цвет моря и неба, одиночества в природе. Большая часть пьесы проникнута именно этим чувством, а к некоторым сценам добавляются другие цвета и образы. Но есть своего рода основной тон. Из него растет все остальное. Выучить роль не так сложно, сложнее помнить, что роль придется забыть», — говорит актриса.

 

Каждый вечер, стоя на сцене, она пытается вообразить, что ничего подобного с ней раньше никогда не было. Чтобы не воспроизводить текст механически, словно робот, Мари необходимо ощущение новизны, живущее в зрителе.

 

«Я открыта всему происходящему на сцене, иначе буду казаться искусственной. Я обнажаю всю себя и всеподавляющее чувство одиночества, Гамлет как персонаж их лишь прикрывает. Словам необходимо укорениться в теле — поэтому я много хожу из стороны в сторону, когда разучиваю текст. Стоя на сцене, я полагаюсь на то, что они где-то у меня внутри», — рассказывает Мари.

 

Учась на актрису, она узнала несколько методик погружения в произведение и анализа текста и персонажей, но методиками для улучшения памяти она не пользуется. Понять персонажа, постичь глубину текста, то, о чем он на самом деле говорит, — для этого есть множество методов. Она сажает своего персонажа на кушетку в кабинете психотерапевта, ищет его детские воспоминания, изучает имеющиеся в тексте метафоры и связи. Чисто теоретически для разучивания роли существуют различные техники. Одна из них — популярная среди голливудских актеров 12-ступенчатая модель, разработанная Иваной Чаббак, — Блокхус тоже ей пользуется. Основа метода — поиск мотива во всем произведении и в каждом конкретном событии. Такой принцип стимулирует работу памяти, ведь ей свойственно запоминать то, что мы хорошо понимаем, и связывать с нашими собственными целями и желаниями. Актер украшает собственного персонажа: ведет характерный для него внутренний монолог и пишет историю его жизни. Актерам важно вступить с ним в контакт, чтобы выражаемые эмоции стали реалистичнее. Нейропсихологи называют этот процесс глубинным кодированием, когда воспоминания, сцепляясь, образуют прочную нейросеть. А у Блокхус целостности способствуют цвета и геометрические фигуры: синестезия — крайне полезный инструмент для актера.

 

«Я помню текст, потому что побывала в эмоционально окрашенном месте, я подключаю логику эмоций, насущную проблему, когда на кону оказывается нечто важное для меня самой. Цвета и фигуры выражают эмоции и помогают мне запоминать», — говорит Блокхус.

 

Постороннему покажется невероятным тот факт, что человек вообще способен запомнить столько текста, на произнесение которого уйдут часы. А нет ли задачи посложнее? А если вам придется произносить текст под сложную музыку?

 

Йоханнес Вайссер — оперный певец, а его задача — помнить наизусть трехчасовые оперы, в том числе и не на родном языке. Певец, не умеющий учить наизусть, потеряет такую работу.

 

«У меня нет какого-то специального метода — я просто занимаюсь творчеством и вокалом. Мне необходимо знать, что именно я пою, понимать каждое слово. Я учу наизусть все музыкальные паузы. Разумеется, мне помогают музыка и режиссер. Как правило, задачи, связанные именно с творчеством и вокалом, гораздо обширнее, чем заучивание текста, но, решая их, я собираю множество крючков, за которые во время заучивания цепляется материал», — делиться он.

 

Не скрывая, певец рассказывает, что иногда ему приходится зубрить. Он читает или пропевает материал, все дальше и дальше отставляя от себя пюпитр.

 

«И когда его мне уже не видно, я все помню наизусть».

 

Теперь он в любой момент готов спеть «Дон Жуана» или «Так поступают все» — эти две оперы Моцарта крепко засели у него в голове, и, чтобы освежить в памяти роль, ему достаточно лишь полистать ноты. А ведь это множество часов музыки.

 

«Сложнее всего выучить произведение, когда нет какого-либо сопротивления или мне самому неинтересно. Встречаются препятствия, бывает, я чего-то не понимаю или мне просто очень сложно, — все это мне весьма кстати. Зацепки помогают выучить материал. Сейчас, например, я учу оперу „Евгений Онегин“. Довольно быстро я понял, что это очень непростая задача, а потому обрадовался. Мне приходится много и упорно трудиться, я часто останавливаюсь и разбираю материал — так у меня появляются зацепки».

 

Именно зубрить материал певцу практически не приходится. Как и Мари Блокхус, он изучает произведение целиком, пытается понять, о чем опера и как сюжет связан с музыкой. Для него все обретает смысл.

 

Опыт Вайссера вполне соотносится с нашими знаниями о памяти: ее свойства играют на руку и оперным певцам, и музыкантам. Если они хорошо понимают, что поют и говорят, им проще запоминать материал — создается нейросеть воспоминаний. Воспоминание также укрепляет связь роли и эмоциональной жизни артиста. А теперь представьте, что вам пришлось бы запоминать наперекор законам работы памяти, то есть совершенно не используя связи. А если ставка высока и вам придется запомнить огромное количество информации — без связной истории и без привязки к ярким эмоциям?

 

«Судя по моим впечатлениям, участники викторин редко или вообще никогда не пользуются какими-либо мнемоническими методами. Как однажды кто-то сказал в шутку, истинные участники викторин никогда не станут зубрить; сами они гордятся тем, что им для запоминания фактов не нужно ничего делать. Однако многие читают газеты с блокнотом в руках и делают заметки. Услышав о чем-то интересном, я открываю „Википедию“, чтобы запомнить информацию на будущее», — делится с нами Ингрид Санне Ларсен, трехкратная победительница командных чемпионатов Норвегии по викторинам и президент Норвежской ассоциации любителей викторин.

 

Для участников викторин знакомая всем нам зубрежка является отдельной проблемой: им нужно знать все обо всем — с чего же начать?

«Сложно запомнить то, что вам неинтересно. В целом о нашем сообществе я сказала бы следующее: это более чем любопытные люди с самыми разнообразными интересами, — говорит она. — Сама я обнаружила, что лучше всего помню то, что узнала в период с десятилетнего возраста и до конца старших классов школы. Если я слышу хит, я сразу скажу, в каком именно помещении досугового центра я была, когда впервые его услышала, в кого я была влюблена, какие ощущала запахи и вкусы. Нравится мне это или нет, но хиты 1980–1990-х гг. я знаю».

Другими словами, на помощь ей приходят воспоминания — элементы личной биографии.

 

Еще она хорошо помнит темы, встречавшиеся в других викторинах.

 

«В 2010 г. перед самым чемпионатом Европы в Дерби (Англия) я проверяла в „Википедии“, кто придумал регби, и не зря: мне задали вопрос на эту тему. Разумеется, теперь ответ прочно засел у меня в голове — это Уильям Уэбб Эллис. Я до сих пор помню комнату, где сидела во время чемпионата мира по викторинам, до мельчайших подробностей: грязные следы на искусственном мраморе и медные светильники на потолке».

Как и во время того самого эксперимента с аквалангистами, место, в котором родились воспоминания, стало частью контекста, что и помогло запомнить информацию.

 

Судя по всему, многим людям, которым необходимо запоминать большие объемы информации, не нужны ни мнемонические приемы, ни зубрежка. Они испытывают огромный интерес к тому, чем занимаются. Возникает вопрос: а нужны ли нам вообще мнемонические приемы?

 

«Очевидно, если вы хорошо запоминаете информацию, никакие методы улучшения памяти вам не нужны», — говорит Оддбьёрн Бю.

 

Он мнемонист и помогает людям тренировать память. Автор бестселлеров, Оддбьёрн ведет курсы, цель которых — улучшить способности людей к запоминанию. Он чемпион Норвегии по памяти, а в мировом рейтинге занимает 22-ю строчку; в чемпионатах мира он принимает участие уже больше десяти лет. Заранее вызубрить информацию до соревнования не получится: участникам предлагают такой материал, как, например, бесконечная последовательность чисел, которые необходимо воспроизвести в нужном порядке. Или же необходимо вызубрить как можно быстрее, в каком порядке лежат карты в колоде.

 

«Я завидую лыжнику Петтеру Нортугу: он тренируется с командой на свежем воздухе, а я сижу в четырех стенах и смотрю на листок бумаги с цифрами, — говорит он. — Во время соревнований нам приходится запоминать абсолютно бесполезные вещи — для таких занятий мотивацию найти сложно. Колоды карт, например, мне уже порядком надоели».

 

Чтобы Оддбьёрн запомнил последовательность из 52 карт, каждая становится человеком или характерным предметом, с которым ее свяжет ассоциация. Затем необходимо выстроить карты в систему. Возможны миллиарды комбинаций, и связывающая карты история постороннему покажется абсолютно невероятной и просто абсурдной. Пиковая восьмерка для Оддбьёрна Бю всегда Саддам Хусейн. Семерка пик — раб. Остается только объединить их, желательно выстроить связный рассказ.

 

«Никогда не знаешь, какая история придет тебе в голову. Например, недавно Саддам Хусейн родил ребенка», — делится Оддбьёрн Бю.

Его метод подходит не только для чемпионата мира. Больше, чем какой-либо другой, он поможет эффективнее запоминать информацию тем, у кого это плохо получается. Оддбьёрн зовет его искусственной памятью. Сам он не считает свою память выдающейся — просто он очень хорошо умеет пользоваться специальными методами.

 

«Люди с плохой памятью часто полагают, что запоминать информацию им мешает болезнь или возраст, и забывают, что трудности с запоминанием — это абсолютно нормально, — считает он. Даже человек со здоровым мозгом забывает некоторые вещи — это абсолютно нормально, но почему-то считается признаком проблем с памятью».

 

Потому многие не пользуются специальными приемами для запоминания, чтобы доказать себе, что у них и без методик получится запомнить некие данные.

 

Некоторые методы Оддбьёрна Бю на удивление просты: делать заметки, фотографировать или, например, просто не класть зонтик слишком далеко от куртки — в конце концов, нет смысла тратить силы на то, чтобы запоминать абсолютно все. Другие методы не предполагают внешних вспомогательных средств, и именно благодаря им действия мнемонистов на чемпионатах мира со стороны кажутся магией.

 

Самый известный — метод локусов, придуманный римскими ораторами еще 2000 лет назад. Оддбьёрн Бю зовет его методом прогулки: вы располагаете картины в определенных точках маршрута.

 

Прежде чем говорить о локусах подробнее, вновь перенесемся на мгновение в Лондон. Мы дали водителю такси Джуди Эллиотт новую задачу, настолько простую, что она с ней справится даже с завязанными глазами. От Шорт-стрит мы едем к «Глобусу», театру Шекспира, восстановленному на берегу Темзы, — Джуди открывает нам дверь с левой стороны. Но Джуди, как оказалось, не знает, что ее личная черная машина памяти привезла нас к самой крупной машине памяти своей эпохи — то есть к театру английского Возрождения. Там мы сейчас и находимся, посреди группы туристов из Нидерландов, Австрии, США и Дании, родины Гамлета. Открыт он был в 1997 г., через четыре года после того, как скончался финансировавший строительство благотворитель Сэм Уонамейкер из Чикаго.

 

Деревянный театр имеет форму почти идеального круга, в середине — открытое пространство: лондонский дождь мочил затылки тех бедняг, кто в XVI в. покупал стоячее место перед сценой — билет стоил один пенни. Заплатив целых два, зрители с комфортом располагались в сухой галерее.

Крыша покрыта мхом, через который прекрасно видна система пожаротушения. Гид рассказывает нам, что крыша легко воспламеняется, но ради нее в городских правилах пожарной безопасности сделали исключение. И причины для беспокойства есть: первое здание театра сгорело дотла еще в 1613 г.

Но почему театр называется «Глобус»? Как на потолке над сценой оказались символы всех знаков зодиака (Рак, Близнецы, Водолей и т. д.), ведь их не видит никто, кроме актеров? Эта часть театра называлась «небеса» — в противоположность тому, что находилось под сценой, откуда появлялся дьявол.

 

На сцене в тот холодный день Шекспира тоненькими голосами декламировали дети. Школьники репетировали одну из величайших пьес драматурга. Со словами у них с губ слетали облачка пара, растворяющегося в сером небе. Дети, смеясь, разбежались. Они почти не представляют себе, какой была картина мира человека эпохи Возрождения.

 

Только представьте: вы стоите на сцене шекспировского «Глобуса», того самого, первого, и играете Гамлета. Ваш взгляд падает на потолок над сценой. И вы уже понимаете, в какой точке текста находитесь. Над вами висит помощник для памяти, золотистые фигуры на синем фоне: маршрут из звезд. Есть мнение, что театр Шекспира — это просто-напросто огромная машина памяти.

 

Метод локусов придумали в Античности: риторы рисовали в воображении яркие картины того, что было необходимо запомнить. В их голове они располагались вдоль хорошо знакомого маршрута — например, по дороге к сенату. Произнося речь, в своем воображении они двигались вдоль маршрута и пользовались опорными точками. На основе метода мыслитель эпохи Возрождения Джулио Камилло создал «театр памяти» — его маршрутом была театральная сцена. Его улучшил мистик эпохи Возрождения Роберт Фладд, считавший театр волшебным местом, предназначенным для оживления воспоминаний. Особенно его интересовал зодиак как вспомогательное средство для памяти — в его времена верили в связи между человеком и всеми звездами Вселенной. Тот, кому удалось овладеть искусством запоминания, — настоящий маг, имеющий власть над звездами. Согласно представлениям эпохи Возрождения, место человека было в центре мира, под звездами, и с помощью магии памяти он приводил мир в движение.

 

 

— вздыхает Джульетта со сцены театра «Глобус» и бросает взгляд на усыпанный звездами потолок:

 

Наша планета и звезды, театр «Глобус» и небеса над сценой: этот мир был призван помочь актерам запомнить исполняемую пьесу, одновременно устанавливая связи между ними и Вселенной, а также всеми наполняющими ее волшебными силами.

 

Сегодня метод локусов волшебством не считается. Но он по-прежнему весьма полезен. Метод основывается на двух важнейших принципах: во-первых, мы используем нечто уже известное нам заранее, то есть хорошо знакомый маршрут, а во-вторых, нам требуются выделяющиеся на общем фоне картины, возникающие в нашем воображении, — они и ассоциируются с необходимой информацией. Известный маршрут экономит место в памяти и формирует естественную последовательность фактов, которые нам необходимо усвоить. Представьте себе дорогу из школы домой (взрослые помнят ее даже через много лет после окончания школы). На пути вы выбираете контрольные точки: перекресток, автобусная остановка, электроподстанция, желтый дом в самом конце улицы и так далее. А затем в каждой точке вы размещаете ключевые слова — то, что вам необходимо запомнить. Ключевое слово становится живой картиной, создающей абсолютно уникальный след памяти. С помощью этого метода легко запомнить элементы периодической системы Менделеева — довольно типичный пример. Представьте себе водород (один из элементов в составе воды) в первой точке маршрута: остановку затопило! Пассажиры вцепились в дорожный знак или забрались в зонты, как в лодки (маловероятно, конечно, но что-то отдаленно похожее возможно).

Не поддавайтесь искушению использовать лужу как путеводную нить к водороду. Объекты, которые лишь ассоциируются с тем, что необходимо запомнить, и уже являются частью точки маршрута, останутся на фоне и забудутся. Следующий пункт — желтый дом в конце улицы. Там у нас гелий: к дому привязали целую охапку наполненных гелием шариков — он вот-вот оторвется от земли. На перекрестке мы найдем литий: посреди дороги стоит мерный кувшин с литиевыми батарейками — такой огромный, что машинам приходится его объезжать. Маршрут поможет запомнить и другие полезные вещи: например, списки покупок и дел или ключевые слова из учебника по истории.

 

«У меня около 100 маршрутов: мне приходится запоминать гору различных фактов, поэтому маршруты очень разные — просто чтобы не запутаться. Мой любимый маршрут — до коровника моего брата. Мне хорошо знакомо это место, и оно предлагает разные варианты», — говорит Оддбьёрн Бю.

Будучи студентом, он проделал следующий трюк: выучил учебник по истории религии всего за два дня. Секрет — метод локусов.

 

«Мой друг сдавал экзамен по исчезнувшим религиям и одолжил мне свои структурированные записи. Я нанес их на свой маршрут и пересказал на устном экзамене», — объясняет Оддбьёрн.

 

На экзамене он получил «хорошо» — разумеется, это никого не оставило равнодушным. Зачем сидеть, мучиться и готовиться месяцами, если это так просто? Но сегодня, 12 лет спустя, Оддбьёрн Бю признается, что уже мало что помнит про месопотамских богов. Учебник по истории он, напротив, вдумчиво читал целый год, текст значил для него гораздо больше, хотя оценку он получил ниже.

 

«Не советую читать учебник поверхностно, но прием можно сочетать с другими образовательными методиками и глубоким пониманием предмета, — считает он. — Однако если у вас вдруг оказалось два свободных дня и нужно чем-то занять время, то почему бы не узнать что-то новое?»

На первый взгляд метод кажется сложным, но он годится для различных стрессовых ситуаций: экзамен, сцена, танцпол!

 

«Рекомендуется заниматься какой-то осмысленной деятельностью, а параллельно прокручивать в голове маршрут — всего доли секунды. Актерам и оперным певцам важно выявить важнейшие слова и сгруппировать вокруг них текст. Ключевые слова необходимо расположить вдоль маршрута. Чем выше ваш уровень, тем меньше контрольных точек вам потребуется для запоминания уже знакомого и понятного материала. Многие методики для запоминания работают эффективнее, если вы хоть немного знакомы с тем, что вам предстоит запомнить».

 

Мастера тоже пользуются мнемоническими методами. Даже Соломон Шерешевский — человек, неспособный что-либо забыть, — со временем перешел на метод локусов.

 

Поначалу он пользовался собственным методом — просто-напросто представлял себе то, что запоминал, мысленно гуляя по улицам Ленинграда. Очень яркие образы ему были не нужны — его память работала прекрасно. Но иногда он упускал какую-то подробность, потому что требуемый объект оказывался в тени между двух фонарей. Соломон спокойно шел мимо, не замечая скромное, маленькое куриное яйцо — оно растворялось на общем фоне, ведь у Шерешевского было слишком живое воображение. Так он понял необходимость систематизации воспоминаний с помощью четкого маршрута и символов.

 

Кроме метода локусов, Соломон пользовался правилами для запоминания, в том числе методом первой буквы соответствующего слова. Есть также метод апельсина: кладите апельсин на кровать каждый раз, когда вам встречается важная информация, — придя домой, вы увидите апельсин и обязательно вспомните все, что нужно. Есть ментальные карты или специальные карточки с простыми фактами: например, на одной стороне написана страна, а на другой — ее столица. Просмотрите стопку карточек и отложите в сторону то, что запомнили, а остальные повторяйте до тех пор, пока они не уложатся в голове.

 

В основе большинства методик лежит ясное понимание материала. У нас не получится придумать мнемонические правила и нарисовать ментальную карту, не погрузившись в материал и не освоив его на хорошем уровне. Если копнуть глубже, методики облегчают процесс обучения, а также мотивируют. Обычная зубрежка не потребуется, если достичь того же результата позволяет более щадящий метод. Этот факт игнорировать не стоит: чтобы что-то выучить, как правило, необходимо приложить усилия. Неважно, что мы учим: элементы периодической системы, анатомические термины, названия растений на латыни, математические формулы, грамматические правила. Прежде чем они укоренятся в сознании, их необходимо вбить или просто впустить внутрь.

 

«Контроль над памятью дарит очень приятные чувства — особенно тем, у кого с ней проблемы», — говорит Оддбьёрн Бю.

 

Прежде чем попрощаться, он демонстрирует нам один из своих трюков — запоминание последовательности чисел. Находясь в лучшей форме, по выполнению этой задачи он занимал девятое место в мировом рейтинге. Он попросил нас в случайном порядке назвать 35 чисел: одно число в секунду и с максимально ровным темпом. Мы не мнемонисты и, естественно, постарались бы сразу же повторить как можно больше чисел, пока их помним. Вероятно, мы запомнили бы лишь самые первые и несколько последних. Люди со стандартной памятью запомнят шесть-семь чисел — на них как раз хватает места в кратковременной памяти. Но вот мы замолчали, и наступила полная тишина.

 

Чемпион Норвегии по памяти сидит с отсутствующим взглядом, закрывая руками рот и нос. А вдруг он уже их забыл? Проходит минута. Две. И он начинает перечислять цифры. С первыми все идет гладко — Оддбьёрн лишь попросил перескочить несколько, оставив их напоследок, — он достает и достает из памяти числа, словно фокусник, невозмутимо вынимающий из цилиндра еще одного кролика. Говорит он так быстро, что за ним сложно уследить. Верно он назвал 34 числа из 35. Чистая магия — такого и быть не может! Но Оддбьёрн очень долго тренировался и научился превращать числа в фигуры, которые затем размещает вдоль своего маршрута. Пары чисел становятся зебрами и гномами, людьми и животными и встают по краям дороги. В принципе, это освоит любой. Но, чтобы стать одним из лучших в мире, придется упорно и настойчиво тренироваться, а возможно, понадобится доля таланта, как в любом виде спорта. Всем остальным достаточно остаться любителями.

 

«Работа с памятью изменила меня. Когда я читаю, у меня в голове возникает множество картин — я стал лучше усваивать визуальную информацию», — говорит Бю.

 

Психологи, профессора Андерс Фьелль и Кристина Вальховд руководят научным центром при Университете Осло, изучающим вопросы изменения мозга и когнитивных навыков. Цель их работы — понять, какие факторы влияют на память на протяжении жизни человека.

Один из проектов — масштабное исследование, отслеживающее изменения, появившиеся после тренировки памяти. В нем не участвуют водители такси с необычными способностями. Вместо них память тренируют более 200 добровольцев. Что мы увидим, обучив мнемоническим методам группу 70-летних людей?

 

«Тренировки длились 10 недель: в конце группа 70-летних испытуемых запоминала информацию с той же эффективностью, что и группа 20-летних, не осваивавшая никаких специализированных методов», — рассказывает Кристина Вальховд. Пожилые испытуемые проявили целеустремленность и вложили в занятия немало сил. Эффект значительно превзошел ожидания.

 

«Они знают, что им необходимо стараться, и к задаче относятся серьезно — гораздо серьезнее, чем молодежь», — полагает Кристина.

Мозг тоже меняется. Точно так же, как Элеонор Магуайр, Вальховд с коллегами просканировали мозг добровольцев-мнемонистов и увидели изменения. Хотя перемены положительные, что именно они значат для памяти, по-прежнему загадка. В целом, по всей вероятности, мнемонические методы на способность запоминать информацию никак не влияют.

 

«Если вы учитесь запоминать последовательность из 100 слов, то улучшите именно этот навык», — говорит Кристина Вальховд.

 

А что происходит с теми, чья память пострадала, например, вследствие черепно-мозговой травмы? Полностью вернуть память — слишком серьезная задача, особенно если задет гиппокамп или разным участкам мозга нанесен значительный и непоправимый ущерб. Цель реабилитации — улучшить качество повседневной жизни. Иногда применяются такие вспомогательные средства, как дневник, календарь с уведомлениями, жесткий график, письменная фиксация списков покупок и полученной информации. Смена привычек после черепно-мозговой травмы, как правило, долгий процесс, порой требующий немалых эмоциональных затрат. Если память ухудшается, необходимо потратить много времени и сил, чтобы получить образование и освоить профессию, а иногда реабилитация — это не только активная тренировка памяти, но и процесс определения собственных границ. Тем, чья память пострадала, мнемонические методы пригодятся — они отчасти возвращают чувство контроля над происходящим.

 

Согласно исследованиям и Элеонор Магуайр, и дуэта Вальховд — Фьелль, тренировка памяти не равнозначна ее непосредственному улучшению, а если пациенту легче запоминать информацию с помощью специализированных методов, это вовсе не шаг назад. У таксистов изменилась пространственная память и вследствие этого увеличился гиппокамп — по аналогии, если освоить мнемонические методы, мозг эффективнее их использует. А гроссмейстеры хорошо запоминают шахматные позиции, и только их.

 

Над доской склонился Йон Людвиг Хаммер. Затем выпрямился.

 

«Вы что, шутите? Вы меня РАЗЫГРЫВАЕТЕ? — гроссмейстер от изумления засмеялся. — В следующий раз предупреждайте!»

Мы как будто поставили прямо у него под носом чашку со скисшим молоком — среагировал он чисто инстинктивно. Перед ним одна из досок, на которой фигуры расположены в случайном порядке. Он изучал ее лишь секунду, а теперь с трудом выставил верно всего две фигуры — шокированный, ошеломленный открывшимся перед ним хаосом, который для нас, организаторов эксперимента, с виду ничем не отличается от самой обычной шахматной партии. Со следующей подобной доской он выработал стратегию и сосредоточил внимание на отдельных фигурах — на последнем задании он заработал девять очков.

 

На досках с ходами из настоящих партий Хаммер допускал четыре, максимум пять ошибок. А с партией Карлсен — Ананд справился безупречно: 23 верно расставленные фигуры, а на доску он смотрел всего пять секунд. За это время вы произнесете фразу «Вишванатан Ананд, Хикару Накамура и Гарри Каспаров», мельком увидите морского конька под водой, решитесь повернуть налево на плохо просматриваемом перекрестке в Лондоне, пройдете через коровник Оддбьёрна Бю, расположенный в его голове, — а Хаммер за это время успел разглядеть все фигуры на доске, запомнить их местоположение, а кроме того — понять, что это за шахматная партия. Непревзойденное мастерство!

Где-то он все же допустил ошибки. В любом случае у него ведь было всего пять секунд.

 

Хаммер не уходит. Очевидно, его мучает тот факт, что он не расставил все фигуры правильно с первого раза, и настойчиво просит еще об одной попытке.

 

«Я воспроизведу четыре доски с ходами реальных шахматных партий, и в этот раз ошибок не будет. Разумеется, снова смотреть на доски я не буду», — говорит он.

 

Мы понимаем, что остановить его не получится.

 

Действует гроссмейстер очень быстро. Разобравшись с первой доской, он даже не остановился и не стал снимать с нее фигуры — словно находящийся в состоянии транса шахматный медиум, он руководит королями и королевами. Все фигуры на месте, всего 96 штук. И все расставлены правильно, кроме одной пешки.

 

«Пешки — это скелет, все строится вокруг них; я воспроизвожу доску, исходя из того, где они находятся», — объясняет он нам.

Его стратегия не похожа на метод Ольги для которой важнее вертикаль E.

 

Хаммер занимается шахматами профессионально. Порой он 10–12 часов в день разбирает шахматные дебюты — это его работа. Он прочел все те книги, что нам показывал Симен Агдестейн, вызубрил ходы и контрходы — у него есть возможность обратиться к ним в любой момент, когда он делает ход во время соревнований. Но на долгих турнирах он устает, и память играет с ним злую шутку.

 

«Случается, я забываю, какую стратегию я разработал, потому что слишком углубился в мысли об альтернативной версии», — говорит он.

В рабочей памяти невозможно одновременно удержать слишком много объектов — всего лишь сходив в туалет, человек иногда теряет мысль. Йон Людвиг Хаммер разглядывает последнюю доску. Рука зависла над белой пешкой. Он берет ее в руки и снова ставит.

 

«Не хватает одной фигуры, — говорит он. — Но ее здесь не было, когда вы показали мне доску. Здесь нужна пешка, чтобы защитить коня. Иначе вся область остается открытой, а такого быть не должно».

 

Мы еще раз все проверяем. Мы просто-напросто забыли поставить белую пешку на C2. Ход игры переломился. Нам поставили шах и мат.