Проблема будущего

О будущем люди думали и говорили испокон веков. Од­нако думать и говорить о будущем социальном строе соци­альных объединений люди начали сравнительно недавно. Первыми мыслями такого рода, оставившими заметный след в истории, были «Утопия» Томаса Мора и «Государство Сол­нца» Томазо Кампанеллы. Историческое расстояние между ними было сто лет, если не больше. А мы пишем их рядом, через запятую, как будто никакого времени не проходило!

Следующий шаг в этом направлении сделали домарксовые социалисты и коммунисты Сен-Симон, Фурье, Оуэн и дру­гие. И опять на этот шаг ушло не одно столетие. И самый значительный шаг связан с именем Маркса, который стал родоначальником самой грандиозной идеологии социально­го будущего человечества. Более чем на столетие эта идеоло-гия овладела умами и чувствами многих миллионов людей на планете, оказав огромное влияние на социальную эво­люцию западного мира и всего человечества. Марксистское учение о будущем (для того времени) «полном коммуниз­ме» стало важнейшей частью государственной идеологии коммунистических стран. Его называли «научным комму­низмом», хотя научного в нем не было ни единого слова, во всяком случае — ничуть не больше, чем в сочинениях Мора, Кампанеллы и социалистов-утопистов. Тем не менее, оно за­служивает внимания хотя бы как поучительный урок.

«Научный коммунизм»

Марксистское учение о коммунистическом обществе было выработано в условиях общества капиталистическо­го, причем — как отрицание того, что марксизм усмотрел в капитализме. Оно строилось как нечто нормативное, т.е. по принципу, что там должно быть и чего не должно быть. В нем не должно быть эксплуататорских классов, отношений господства и подчинения, стихийности и анархии произ­водства, безработицы, экономических кризисов, государс­твенных учреждений, денег, экономического и социального неравенства. Вместо этих зол должны наступить блага. Про­изводительные силы в коммунистическом обществе получат неограниченные возможности для развития, целью произ­водства станет не получение прибыли путем эксплуатации наемного труда, а удовлетворение постоянно растущих пот­ребностей трудящихся, наступит изобилие всех предметов потребления, на место отношений классовой вражды придут отношения дружбы и взаимопомощи.

Марксизм, создавая картину будущего коммунизма, уди­вительным образом игнорировал обстоятельства, очевид­ные без всякой науки, уже на уровне здравого смысла, а именно — тот факт, что сложное общество из многих мил­лионов людей не может существовать без многоступенчатой иерархии социальных позиций, без отношений социального (а не экономического) господства и подчинения, без сложной системы органов государственной власти, без экономического и социального неравенства, обусловленного иерархией социальных позиций и необходимостью управления людьми и коллективами людей. В Советском Союзе осуществилось
то, что считалось главным условием для коммунистическо­го рая, а именно — была ликвидирована частная собствен­ность на средства производства, и были уничтожены эксплу­ататорские классы частных собственников.

Но вместо того, что обещал марксизм, во всю мощь развернулись именно те факторы, которые марксизм игнорировал. Учение о высшей стадии коммунизма (о полном комму­низме) образует своего рода райскую часть коммунистичес­кой идеологии. Здесь рай спущен с небес на землю. И обе­щается он хотя и в неопределенном будущем, но все же не после смерти всех людей, а при жизни наших потомков. Не Марксизм изобрел этот земной рай. Еще Томас Мор в своей «Утопии» описал общество всеобщего благоденствия, справедливости и счастья, в котором обобществляется иму­щество, отмирает государство с его атрибутами, чиновники
становятся слугами народа, воцаряется подлинная свобода, всестороннее развитие получают все лучшие качества чело­века, все потребности людей удовлетворяются. Возможно ли в реальности такое общество, какое рисует марксизм в качестве полного коммунизма, или нет? Катего­рический ответ на этот вопрос исключен.

Кое-что из того, что он обещает, возможно, а кое-что невозможно никогда и нигде. Но в основном все зависит от истолкования этих предсказаний, что есть прерогатива идеологии. Можно са­мые фантастические обещания истолковать так, что они на­верняка сбудутся или уже сбылись. Например, идеология ут­верждает, что при коммунизме исчезнут классовые различия между рабочими и крестьянами, а также «существенные» различия между городом и деревней. И это предсказание наверняка сбудется. Они уже не были существенными для советского общества. Возьмем, далее, лозунг коммунизма «Каждому — по потребности». Если этот лозунг понимать буквально, то он никогда не осуществится хотя бы потому, что удовлетворенная потребность рождает новую (согласно самому Марксу), что потребности разнообразны, что желаемые ценности не одинаковы. Но если его понимать научно, т.е. социологически, то он реализуется всегда и во всяком обществе: не сам индивид по себе, а общество определяет, каковы его способности, и каковы должны быть его потребности согласно его положению в обществе. Советская идеология, осознав нелепость лозунга коммунизма в его марксовской безответственной формулировке, пошла имен­но по этому пути — по пути приближения идеологической сказки к реальности. Стали говорить о здоровых, разумных потребностях. А что это такое? И кто решает, что считать разумным, и что нет? Реализация коммунистического при­
нципа «по потребности» не исключает социальное и эконо­мическое неравенство людей, также как и другие негативные явления реального коммунизма.

Опыт коммунистических стран XX века показал, что основные предсказания марксизма относительно будущего коммунистического общества (исчезновение классов, мате­риальное и социальное равенство, отмирание денег и госу­дарства и т.д.) не сбылись. Сбылось лишь «предсказание» ликвидации частной собственности на средства производс­тва. Но и то это «предсказывали» до Маркса. К тому же это было не предсказание в строгом смысле слова, а идеологичес­кий и затем политический лозунг практической деятельнос­ти, подобно тому, как призывы к ликвидации монархии были лозунгами буржуазных революций, а не предсказаниями.

Западная футурология

После Второй мировой войны на Западе возникла особая форма сочинительства, получившая название науки о будущем (футурология). В большом количестве стали появляться рома­ны и фильмы, посвященные будущему и относимые к категории научно-фантастических. Научного в них, как и в сочинениях футурологов, было еще меньше, чем в марксистском учении о «полном коммунизме», над которым на Западе издевались с мо­мента его появления. А основы фантастики оказались теми же, что и основы религиозного мракобесия прошлого, — искажение законов природы и правил логики.

Характерной чертой футурологии является полное пре­небрежение к правилам логики и методологии науки, к объ­ективным закономерностям социальных явлений и к свойс­твам конкретных человеческих объединений. Человечество бралось в ней как нечто социально однородное. Полностью игнорировалась его социальная структура. Выделялись отдельные аспекты жизни людей или сенса­ционные научные открытия и технические изобретения, им давалась субъективная (тенденциозная) интерпретация, и будущее общество изображалось в таком виде, будто вся жизнь в нем крутится вокруг этого и будто ничего друго­го в нем нет. Предсказания касались частностей и второ­степенных явлений. Предсказания же большого масштаба были заведомо вздорными или вообще бессмысленными.

Преобладали методы идеологии, развлекательства и бизне­са. Специалисты по «научному коммунизму» делали упор на рост сознательности граждан и трудовой героизм, кото­рые на самом деле эволюционировали в противоположном направлении. Футурологи делали упор на технологию. Вот что, например, предрекали одни из них. Производство и распределение жизненных благ будут осуществляться уст­ройствами, управляемыми компьютерами. Рабочие места не будут оплачиваться. Вместо этого гражданам будет гаран­тировано основное содержание (оклад). При этом каждый сможет заработать сверх этого гарантированного минимума,
по своим потребностям. Все предсказания такого рода суть лишь перефразировка марксистских обещаний общества, в котором люди будут иметь жизненные блага по потреб­ностям, причем — безденежно. Один футуролог предска­зал, что к середине XXI века все обитатели планеты будут сыты и иметь бесплатное медицинское обслуживание. Если бы в восторженных отзывах на его книгу не сообщили, что он — один из богатейших людей Европы, то можно было бы подумать, что эту книгу сочинил какой-нибудь специалист по «научному коммунизму» еще в сталинские годы.

Предсказания футурологов охватывали все сферы бытия, начиная от кухонной утвари и приемов секса и кончая миро­вым обществом и общениями с инопланетянами. Причем, это делалось во всеоружии мощнейших средств сбора, обработки и распространения информации, какие даже не снились при­митивным жрецам «научного коммунизма» — марксистам. По сравнению с таким размахом идеологического оболвани­вания человечества усилия «научного коммунизма» выгля­дят как наивные плутни дилетантов.

Самая высокая вершиной премудрости, на которую под­нялась футурология XX века, — это предсказание постин­дустриального или информационного общества. Описание этого общества по степени глупости превзошло даже описа­ние «полного коммунизма» в марксизме. В сочинение этой чепухи были вовлечены многие тысячи специалистов, счи­тавшихся самыми выдающимися умами века. Их сочинения издавались в десятках миллионов экземпляров на всех более или менее значительных языках планеты и пропагандирова­лись во всю мощь средств массовой информации.

Футурологи стремились предсказать нечто новое, еще не существовавшее в их время, а фактически «предсказывали» именно то, что уже появилось в то время, только они непо­мерно преувеличивали эти явления и искажали их до неуз­наваемости. Так, футурологи предсказывали, что каждый че­ловек в будущем (для них) информационном обществе будет иметь прибор с мозгом и памятью, в тысячи раз превосхо­дящими таковые человека. Люди будут иметь постоянно с собой в одежде или в виде браслетов, колец и медальонов информационно-интеллектуальные устройства, благодаря которым они тут же могут получать мировую информацию и общаться с любыми другими людьми, с кем захотят. Техни­ческие устройства, дававшие материал для таких предсказа­ний, существовали уже во второй половине XX века. И уже тогда было очевидно, что доступ к информации был ограни­чен. На любую желаемую информацию было нелепо рассчи­тывать, ибо наиболее важная информация является тайной за семью печатями. Превосходство технических устройств
над человеческим мозгом касается лишь ограниченного мно­жества логических операций, а не любых. Общаться, когда угодно и с кем захочешь, в принципе исключено. Захотят ли другие общаться с тобой? Позволят ли тебе это? Каким бы ты оборудованием ни располагал, возможности человека к общению и к «перевариванию» информации ограничены.

Потребности — тем более. Обещать людям такое изобилие в отношении информации — все равно как обещать каждо­му возможность питаться сразу во всех ресторанах планеты, причем — выбирать сразу любые блюда из миллионов воз­можных, не считаясь со стоимостью их изготовления и со своим желудком. В реальности в распределении информа­ции всегда имела, и будет иметь место система, соответству­ющая социальной структуре членов общества. Футурологи предсказывали, что благодаря информацион­ной технике резко улучшатся жизненные условия людей, так как они будут разумно управляться. Производительность труда
возрастет настолько, что все потребности людей можно будет удовлетворить с незначительной рабочей силой. Сам доступ к информации и использование ее приобретут статус богатства наряду с владением землей и средствами производства.

Тут что ни фраза, то несусветная чушь. Зачем, спрашивает­ся, сто с лишним лет издевались над марксистским «полным коммунизмом», если сами не способны придумать ничего другого, как то же самое удовлетворение всех потребностей, да еще с незначительными затратами труда?! Что касается превращения информации в богатство наряду с богатством материальным, то трудно придумать что-либо более убогое
интеллектуально и подлое с моральной точки зрения, чем это утешение для нищих и неимущих. Планета захламлена ин­формацией не меньше, чем отходами индустрии, нанесшими непоправимый ущерб природной среде. Информация стала самым дешевым продуктом жизнедеятельности общества. От этого хлама нет спасения, как от мусора. Но миллиарды людей не стали от этого ощущать себя богачами. В предсказаниях футурологов совсем выпал из поля вни­мания социальный аспект разрастания и усовершенствова­ния информационной сферы. А заключался он в том, что уже к концу XX века наличных информационных средств оказалось вполне достаточно для того, чтобы взять под кон­троль и включить в сферу своего действия поголовно все население западных стран.

Решающим стало не количество, а содержание информации, которою стали снабжать людей, организация системы изготовления и распространения пото­ков информации, роль информационной системы в органи­зации жизни общества в целом. В обществе появилась но­вая социально-политическая и идеологическая сила наряду с государством, банками и концернами, подчинившая себе все общество. И те новые технические изобретения, кото­рые предсказывали футурологи, могли лишь дать ей новые средства господства над людьми.

Другая вершина футурологической мудрости — предска­зание превращения человечества в единое Глобальное Об­щество с единым мировым правительством и прочими ат­рибутами целостного общества (наподобие «национальных государств» Запада), только размером побольше (тогда было около 6 миллиардов человек!). Опять-таки формирование та­кого «общества» шло полным ходом. Ему давалось соответс­твующее идеологическое обоснование. Обычно ссылались на проблемы, которые якобы можно было решить лишь сов­местными усилиями всех стран планеты, на формирование мировой экономики, якобы ломавшей границы националь­ных государств, и на образование сети неполитических и не­экономических организаций и учреждений, уже опутавших все человечество. В мире фактически не осталось ни одно­го более или менее значительного региона, где люди вели бы изолированную жизнь. Осуществилась глобализация средств массовой информации, начала складываться единая мировая культура. Средства коммуникации устранили боль­шие расстояния и природные условия как препятствия для перемещения людей, для общения и распространения мате­риальных и духовных ценностей по всей планете.

Все идеологи Глобального Общества, включая футуро­логов, умалчивали о том, что упомянутые выше мировые проблемы возникли в результате прогресса западной циви­лизации, прежде всего, что идея глобализации человечества была идеей западной, а не абстрактно мировой. В основе ее лежало не столько стремление различных народов к объеди­нению, сколько стремление определенных сил Запада, за­нять господствующее положение на планете и использовать все ее ресурсы и все человечество в своих эгоистических интересах, а не в интересах некоего абстрактного челове­чества. Мировая экономика складывалась, прежде всего, как завоевание планеты транснациональными западными компа­ниями и банками. Некоммерческие международные органи­зации были, как правило, западными или контролируемыми западными силами. Мировой информационный порядок ус­танавливался странами Запада. Мировая культура возникала и укреплялась как американизация культуры других наро­дов. Новый мировой порядок устанавливался как навязыва­ние всем народам американской системы ценностей. При этом использовались все средства, включая военные.

Прогнозы будущего

Предсказания или прогнозы будущего суть суждения (высказывания, утверждения), которые обладают такими признаками. Во-первых, в них говорится, что нечто будет иметь место или произойдет в будущем. Во-вторых, они от­носятся к числу эмпирических суждений, т.е. таких, которые подтверждаются или опровергаются не путем логического доказательства, а путем сопоставления с эмпирической ре­альностью. Они высказываются во время, когда такая ре­альность еще не существует. Это означает, что в это время они не являются ни истинными, ни ложными. Они в это вре­мя оцениваются как обоснованные или необоснованные, как более или менее вероятные, как более или менее надежные, как принимаемые на веру. Когда наступает время, к которо­му они относятся, то говорят, что они подтверждаются или не подтверждаются, сбываются или не сбываются, сбывают­ся приблизительно или частично. Если прогноз сбылся, это не означает, что он был истинным в то время, когда высказы­вался. Если прогноз не сбылся, это не означает, что он был ложным во время, когда он высказывался. Да и во время, к которому относится прогноз, его нельзя оценивать как ис­тинный или ложный. Только лишив его статуса прогноза, т.е. изъяв из него суждение о данной реальности, можно такое
суждение оценивать как истинное или ложное.

Не любые суждения, в которых фигурирует будущее время, суть прогнозы. Например, суждение о том, что «А» хочет в буду­щем году поступить в университет, относится вроде бы к буду­щему. Но оно не есть прогноз, так как на самом деле относится к настоящему и может быть проверено путем обращения к су­ществующей реальности: для этого достаточно спросить Ива­нова, собирается он в будущем году поступать в университет или нет. А вот суждение: «А» в будущем году поступит в уни­верситет есть прогноз, ибо будущий год еще не наступил, и до­казать логически это суждение невозможно. Суждение же: «А» в будущем году либо поступит, либо не поступит в университет не является прогнозом, так как оно логически истинно, т.е. ис­тинно в силу свойств логических операторов «либо» и «не» и может быть логически доказано.

Прогнозы различаются по многим признакам, в том числе — по содержанию, по степени обоснованнос­ти, по методам обоснования. Одно дело — предсказание моды женской одежды в предстоящем сезоне, и другое
дело — предсказание состояния человечества через сто лет. Одно дело — гадание о будущем по линиям на руке или по звездам, и другое дело — расчеты с использованием совре­менной информационной технологии и с участием большого числа квалифицированных специалистов.

Степень обоснованности прогнозов колеблется в диапа­зоне от нуля до единицы, часто достигая нуля и никогда не достигая единицы. Она зависит от многих факторов, в том числе от характера объекта предсказания, от имеющейся информации, от отдаленности времени, к которому отно­сится предсказание, от данных науки и т.п. Человеческое поведение основывается на прогнозах достаточно высокой степени надежности, но эти прогнозы сравнительно прими­тивны, и обоснованность их обычно не выражается явно или вообще сводится к привычке.

Надо различать степень обоснованности прогнозов и сте­пень доверия к ним людей. Одни прогнозы люди воспринима­ют как бесспорные, в других сомневаются, а в третьи вообще не верят. При этом степень доверия к прогнозам зависит не столько от степени их обоснованности, сколько от субъектив-ного отношения людей к тому, что, как и кем предсказывается. Люди чаще верят в нелепые и необоснованные прогнозы, силь­но воздействующие на их сознание и чувства, соответствующие их желаниям, ожиданиям, опасениям и т.п., чем обоснованным предсказаниям, не соответствующим их умонастроениям и способностям понимания. В наш век баснословных научных открытий массы образованных людей больше верят средневе­ковым и современным шарлатанам и всякого рода демагогам, чем трезво мыслящим ученым. Феномен Кассандры сохраняет силу и в наше время. Всеобщая враждебность к научной истине в отношении социальных явлений есть один из самых порази­тельных (для меня) феноменов нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в эпоху средне­векового мракобесия.

Широко распространено убеждение, будто будущее вооб­ще непредсказуемо. Это убеждение очевидным образом лож­но, поскольку человеческая деятельность вообще включает в себя компонент предвидения будущего в качестве необхо­димого. Забавно, что рассматриваемое убеждение вполне уживается с верой в астрологию, гороскопы, гадание, ясно­видение и даже в возможность путешествий в будущее. Все это — проявление логической безграмотности, научного не­вежества, страха будущего и других причин. Достаточно надежное предсказание будущего возможно, если оно руководствуется определенными методологичес­кими правилами. Прежде всего, должен быть четко выделен социальный субъект (в рассмотренном выше смысле). Для нас это — наиболее развитые в социальном отношении че­ловеческие объединения, играющие решающую роль в со­циальной эволюции человечества, и в отношении которых есть основания предположить, что они эту роль не упустят в обозримом будущем.

Социальное будущее данного субъекта есть результат двух совокупностей факторов. К первой совокупности от­носятся факторы социального настоящего, материал субъек­та и объективные социальные законы. С этой точки зрения социальное будущее есть реализация тенденций и потенций настоящего. В этом и только в этом смысле будущее предо-пределяется настоящим. В этом и только в этом смысле буду­щее предсказуемо с нашим «поворотом мозгов». Ко второй группе факторов, о которых идет речь, отно­сятся те, которые не зависят от настоящего и не содержатся в нем. Их невозможно обнаружить путем анализа настояще­
го, поскольку их там вообще нет. От этих факторов зависит то, в какой мере, и в какой форме реализуются потенции и тенденции настоящего, как будет жить материал настоящего, в какой форме проявляются объективные социальные зако­ны. В этом смысле будущее не предопределено настоящим и не может быть предсказано с нашим «поворотом мозгов».

Более того, исследование с такой ориентацией должно со­знательно отвлечься от факторов второй совокупности. Так что его результат может быть лишь условным. С логической точки зрения результат этот будет иметь такой вид: если рас­смотренные в прогнозе тенденции и потенции настоящего не встретят серьезного препятствия в своем дальнейшем действии, то результатом их развития будет то-то и то-то. Ход исторического процесса может быть нарушен и прерван непредвиденными обстоятельствами, но это не будет опро­вержением прогноза такого логического типа.

Во всех известных мне прогнозах будущего социальных явлений будущее рассматривается как нечто статичное, как раз навсегда данное, как свершившееся, т.е. вне времени. Такой подход оправдан в отношении индивидуальных со­бытий, интересующих нас исключительно с одной точки зрения — совершаются (происходят) они или нет. Это, напри­мер, результат выборов президента или парламента, начало или исход войны. Но он непригоден в тех случаях, когда прогноз касается социальных субъектов, которым предстоит жить в будущем длительное время, — когда прогноз каса­ется социального будущего. Социальное будущее есть яв­ление в физическом будущем относительно времени, когда делается прогноз. Но оно станет социальным настоящим для социального субъекта, к которому относится прогноз. В том будущем состоянии этот субъект будет воспроизводиться, изменяться и эволюционировать во времени. То, что реша­ющим образом определит это состояние данного субъекта в его будущей жизни, зарождается и до известной степени формируется в его социальном настоящем. Задача прогно­за в этом случае — не просто предсказать, произойдет что-то или нет, а выяснить, на какой основе будет происходить жизнь интересующего нас субъекта в социальном будущем.

При такой ориентации исследования главная задача соци­ального прогноза состоит не в гадании по поводу того, что будет в будущем такого, чего нет в настоящем, а в выделении в современной социальной реальности того эмбриона буду­щего, которого человечество уже носит в своем чреве, т.е. в установлении и описании социальных явлений, уже заро­дившихся и существующих в настоящем и имеющих шансы, сыграть решающую роль в будущей судьбе человечества. При этом необходимо знать законы эволюции социальных объектов, предопределяющие судьбу эмбриона будущего. Во всех известных мне прогнозах социальных явлений
игнорируется тот факт, что эти явления многомерны, т.е. фор­мируются одновременно во многих различных измерениях (по многим линиям, во многих аспектах), а порождающие их причины суть комплексы факторов таких, что каждый из них по отдельности необходим, а все они в их единстве достаточ­ны. Чтобы в конкретных случаях установить упомянутые из­мерения и факторы, необходима научная теория, в основных чертах описанная в предшествующих частях книги. В даль­нейшем я проиллюстрирую это на примерах.

Проекты будущего

Коммунисты не просто высказывали идеи относительно устройства человеческих объединений в будущем, но и выдви­гали проекты переустройства реальности в соответствии с их идеалами. Особенно отчетливо это выразил Маркс. Он превра­тил проблему думания о будущем в проблему делания будуще­го по заранее придуманному проекту. Мыслители, говорил он, до сих пор стремились объяснить мир, задача же состоит в том, чтобы изменить его. Маркс и его последователи (особенно Ле­нин) разработали программу и стратегию преобразования со­циальной реальности по своему проекту. И это были не только слова. XX век был веком колос­сальных успехов реального коммунизма. Последний стре­мительно овладевал планетой, угрожая существованию за­падного мира. Он на самом деле имел шансы, стать будущим для всего человечества, как предсказывали коммунисты. Опасения одних и надежды других, что именно так и будет, доминировали в умонастроениях человечества. Победа за­падного мира в холодной войне против Советского Союза и возглавлявшегося им коммунистического мира, я полагаю, положила этому конец. Во всяком случае, надолго отложило реализацию этого идеала.

Западные футурологи и в этом отношении последовали примеру марксистов. Они занялись не только прогнозирова­нием будущего, которое им представлялось, естественно, не в коммунистическом, а в западообразном виде, но также раз­работкой проектов будущего и стратегии их осуществления. Возникли специальные учреждения для этого. Стали про­водиться конференции на эту тему и публиковаться всякого рода материалы.

Деятельность футурологов в этом направлении, имея мно­го общего с деятельностью коммунистов, отличается от нее по ряду признаков. В коммунистическом учении был один проект, в футурологии — множество. Коммунистический проект видел причину всех зол в социальном строе западных стран, видел спасение от этих зол и достижение всеобщего благоденствия в новом социальном строе, главный источник достижения этого — в совершенствовании социальных отно­шений, человека и условий труда. Футурологические проекты игнорируют социальный строй вообще или обращают внима­ние лишь на его отдельные проявления, оставляя без внима­ния их причины. О переделке социального строя в них нет даже намеков — этот строй предполагается вечным и в ос­нове своей неизменным. Главное средство преодоления всех зол и установления всеобщего благоденствия усматривается в научном и техническом прогрессе. Они исходят из убежде­ния, будто западный мир обладает технической и экономи­ческой мощью, достаточной для осуществления задуманных проектов.

Коммунистический проект сыграл идеологическую роль в возникновении коммунистических обществ. Но пос­ледние оказались весьма далекими от проекта. То же самое происходит с футурологическими проектами. Они возника­ют и функционируют как часть западной идеологии, как-то влияя на творцов истории. Но создаваемое благодаря усилиям этих творцов здание человечества оказывается лишь внешне и лишь по второстепенным признакам похожим на то, как оно изображается и проектируется футурологами. Хотя различие прогнозов и проектов будущего кажется само собой разумеющимся, практически они смешиваются. Проект будущего может включать в себя элементы прогноза и наоборот. Тем не менее, это — различные явления, как с логической, так и с социологической точки зрения. Прогноз есть явление в сфере познания, а проект — в сфере практи­ческой деятельности людей.

Действия людей в соответствии с заранее намеченными планами (проектами) того, что они собираются создавать и вообще делать, есть обычное явление в человеческой жизни. Но в нашем случае речь идет о проектах социальных, при­чем касающихся больших объединений людей, и даже всего человечества, и требующих для своей реализации огромных усилий большого числа людей в течение длительного вре­мени. Самым грандиозным проектом такого рода в истории человечества является марксистский проект будущего ком­мунистического общества. В попытку реализации его была вовлечена чуть ли не половина человечества. И пока еще рано говорить, что эта попытка провалилась полностью. Социальный проект будущего в принципе не может быть наукой. Наука в данном случае может появиться только как опытная, т.е. исходящая из факта существования челове­ческого объединения в реальности, а не только на бумаге. А проект создается тогда, когда такого объекта в реальности нет и нет стопроцентной гарантии, что он будет создан и со­здан именно таким, каким проектируется. Опыт реализации коммунистического проекта показал, что объект, создавае­мый по данному проекту, в силу условий и объективных со­циальных законов оказывается весьма далеким от проекта.

У людей вообще возникает сомнение в том, что это и есть неизбежная реальность воплощения проекта в жизнь. По­строить новое общество — это не дом построить! При построении социального проекта наука может исполь­зоваться, как это произошло с марксистским проектом, но лишь в той мере, в какой она подкрепляет соблазнительные обеща­ния изобретателей проекта. Предвидение последствий реализа­ции проекта ограничено интересами вовлечения масс людей в деятельность по преобразованию их объединения. Если людям сообщать все то, что может предвидеть научное исследование в отношении последствий реализации проекта, он успеха иметь не будет. С этой точки зрения социальный проект есть явление идеологическое. Он играет роль средства манипулирования большими массами людей...

Отрывок из книги Александра Зиновьева "Фактор понимания"