Фетишизм

Тотемный столб

В современной буржуазной науке забыты материалистические традиции изучения возникновения религиозных верований, в ней известны различные теории происхождения религии, однако все они, по существу, стремятся только определить формы первоначальных религиозных представлений, опираясь при этом на идеалистические концепции.

Анимистическая теория, сформулированная английскими позитивистами Э. Тэйлором и Г. Спенсером, рассматривает первобытного человека как философа-идеалиста, больше всего раздумывавшего над явлениями смерти, сна, обморока и т. д., что привело его к изобретению души (анимизм, от латинского animus — дух). Эта теория сводит возникновение религиозных представлений к неправильному объяснению первобытным человеком загадок природы (главным образом тайн биологической природы человека).

Сторонники теории преанимизма (английский исследователь первобытной религии Р. Маретт, французский ученый Л. Леви-Брюль и др.) ошибочно считают, что между первобытным мышлением и мышлением современного человека существует пропасть. Они правильно отмечают, что первобытные люди не могли иметь сразу столь отвлеченные представления, как дух, душа, и подчеркивают, подобно некоторым материалистам XVIII в., значение эмоций, чувств в первобытной религии; однако, не умея понять развитие общественного сознания на основе изменения общественной практики человека, сторонники теории преанимизма приходят к антиисторизму, доказывая, что до появления веры в духов и душу существовала вера в единую безликую силу. Допущение такой формы первоначальных верований есть уступка лженауке с ее «теорией» прамоно-теизма —> изначального единобожия патера В. Шмидта.

Не ставя вопроса о социальных корнях религии, сосредоточив все свое внимание на дискуссии о первоначальной форме религиозных верований, буржуазные исследователи зашли в тупик в этом вопросе определения характера древнейших верований.

Такое состояние современного изучения истории религии является отражением общего кризиса буржуазной науки. В 1945 г. в третьем номере журнала «Ethnos» была опубликована статья Вингрена «Эволюционизм и проблема происхождения религии», в которой утверждается, что невозможно вообще определить, как возникла религия. Нельзя не поставить подобные воззрения в связь с походом буржуазной социологии против эволюционизма. Эти реакционные взгляды буржуазной философии и социологии отразились и на этнографии. Видный английский этнограф Б. Малиновский в «Энциклопедии социальных наук» выступал за то, чтобы вообще снять с обсуждения «проблемы происхождения», ибо все они связаны с идеей последовательных ступеней развития, с понятием прогресса в общественной жизни.

К таким же выводам, проникнутым агностицизмом, по существу приходит и американский социолог Т. Грэфтоп, который даже сомневается, может ли быть в паше время вопрос о происхождении религии научной проблемой. Он указывает, что ни археология, ни антропология, т. е. этнография, не оказались в состоянии дать ответ на вопрос, как возникла религия. Грэфтон предлагает искать решения загадок первобытной религии в изучении «человеческой природы». Он считает, что ближе всего к выяснению генезиса религии подошел буржуазный французский социолог-позитивист Э. Дюркгейм («Элементарные формы религиозной жизни»), воззрения которого Грэфтон причудливо сочетает со взглядами американских социологов Ч. Кули и Д. Мида.

Прагматическая социология с ее отрицанием объективной научной истины приходит к выводу, что и первобытная религия на свой лад «истинна», ибо она полезна. Отголоски этих идей проникают и в этнографию.

Так, например, английский этнограф Фэрс в своей книге, посвященной хозяйству маори (Новая Зеландия), пишет: «Принимая во внимание существенную роль магии в примитивном производстве, ее организующее влияние, значение, которое она имеет в деле концентрации внимания туземца на его работе, сообщая ему сознание ответственности, становится ясным, что нельзя легкомысленно и невежественно ее ломать. Немногие европейцы знают, в какой сильной степени производство и благосостояние туземцев зависит от полного сохранения всей их магической системы».

Советские ученые считают, что первобытная религия вредна, а не полезна людям, так как она мешает их борьбе с природой. Марксистское представление о происхождении религиозной идеологии, о ее гносеологических и социальных корнях существенно иное, чем у буржуазных социологов и этнографов.

Каково же отношение советской науки к современным буржуазным теориям происхождения религии?

За последние годы из теоретических статей, опубликованных в нашей печати, по вопросу о возникновении религии наибольший интерес вызывают статьи С. А. Токарева «Проблема происхождения и ранних форм религии» 5 и «О происхождении и ранних формах религии». С. А. Токарев отрицает возможность постановки вопроса, «что развилось из чего: тотемизм из анимизма, или анимизм из тотемизма». Это верно, ибо современные формы и тотемизма, и анимизма далеко ушли от первоначальных, древнейших форм религиозных представлений. Но во всех этих формах есть, несомненно, более древняя основа, которую следует учитывать. Все эти верования не являются музейными предметами, они развивались, поскольку развивалось бытие и сознание человека эпохи первобытнообщинного строя. Следовательно, необходимо ставить вопрос о развитии, о генезисе анимистических, тотемистических и иных; представлений. Следует выделить в этих представлениях их наиболее древние основы.

Сам С. А. Токарев пишет: «Перед нами не что иное, как мифологизация тотемических представлений, первоначально направленных на предметы реального мира. Так рождаются анимистические образы — тотемических „предков», тотемических „душ», воплощающихся в живых людях, и пр. Вероятно, это один из древнейших источников анимистических представлений». Так, вопрос о древнейших источниках анимистических представлений неизбежно возникает и должен быть разрешен.

Процесс возникновения сверхъестественного является центральным вопросом при рассмотрении материала о происхождении религии. Как же следует относиться к постановке этого вопроса буржуазными теоретиками?

С. А. Токарев пишет: «В буржуазной науке… неплохо исследованы отдельные проблемы, отдельные явления первоначаль ной религии… В марксистской науке прочно установлены общие положения, касающиеся сущности происхождения и развития религии… Те направления в зарубежной науке и в русской дореволюционной науке, которые появились после работ классической эволюционистической школы с конца XIX в. и в начале XX в., пользуются незаслуженным пренебрежением. К ним достаточного внимания мы как-то не проявляем… Некоторые из представителей преанимистического направления, если рассматривать его как единое направление, внесли немало ценного. Я имею в виду работу английского философа Роберта Маретта, немецких исследователей Конрада Прейса и Альфреда Фир-кандта… Дюркгейм смог вместе со своими последователями дать правильный ответ на некоторые существенные конкретные проблемы в области истории религии».

(этим положением можно согласиться, но, разумеется, надо пом нить, ч то все указанные теории связаны с философскими и социологическими концепциями, проникнутыми идеализмом, что выводы этих теоретиков отнюдь не являются продуктом «чистых» наблюдений, что марксистско-ленинская теория происхождения религии не может представлять собой амальгаму взглядов буржуазных идеологов.

Марксизм-ленинизм ставит вопрос о происхождении религии на основе изучения развития бытия и сознания человека эпохи первобытнообщинного строя. Все, что связано в буржуазной науке с походом против теории развития, с воинствующим антиисторизмом, должно быть откинуто. Нельзя, разумеется, подменять изучение происхождения и сущности религии формальной классификацией ее форм. Это не что иное, как отказ от решения сложных генетических проблем. К этому сводится усилие многих, современных! буржуазных социологов, которые отрицают самое понятие развития, протестуют против постановки вопроса о происхождении тех или иных важнейших явлений общественной жизни, заявляя, будто бы такая постановка вопроса «ненаучна» и во имя науки следует заняться лишь классификацией форм и их изменений. Но такая методология в корне подрезает возможность научного познания.

Археология и этнография накопили огромный материал о первобытных верованиях, па основе которого можно сделать правильные выводы о происхождении ранних форм религии, об их сущности и развитии.

Взяв за основу изучения исторический процесс борьбы первобытного человека с природой, марксизм-ленинизм дает возможность решить вопрос о возникновении религиозных верований и их сущности.

Простейшие орудия, отсутствие разделения труда характеризуют период раннего и часть среднего палеолита, когда в процессе труда развивается сознание человека. Оно непосредственно связано с трудом, с материальной деятельностью людей. Никаких религиозных представлений в период формирования людей и в самом начале человеческой истории не было и не могло быть. В дальнейшем, с развитием бытия и сознания человека эпохи палеолита, появляется в зародышевой форме возможность отрыва мышления от действительности, возникают религиозные верования, которые состояли в том, что некоторые предметы и явления природы начали наделяться сверхъестественными свойствами, олицетворялись. На этой основе развивались далее различные формы религиозных верований — фетишизм, тотемизм, магия. Ни одна из этих форм не может считаться первоначальной, но во всех имеется основа, позволяющая вскрыть первоначальный характер древнейших верований, заглянуть в глубь веков, поставить вопрос о генезисе религиозных! воззрений.

Одной из форм древнейших религиозных верований, но не обязательно первоначальной, как предполагал Дюркгейм, был, например, тотемизм, т. е. вера в сверхъестественную родственную связь между той или иной группой людей и каким-нибудь видом животных, растений, предметом или явлением природы; какой-либо вид животных или растений считался связанным с данной родовой группой одним происхождением от общих предков-тотемов, сверхъестественных существ, полулюдей-полуживотных или полурастений. Древнейшие формы таких религиозных верований сохранились у племен Австралии, Америки и у ряда других племен п.

Впоследствии за теми или иными предметами и явлениями природы дикарю стали чудиться уже отдельные от предметов, от явлений природы сверхъестественные существа — духи и души. Люди считали тогда, что их мышление и ощущения являются результатом деятельности не их тела, а какого-то особого начала — души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти. С возникновением веры в духов и в души появляется почитание душ умерших, культ предков. Благодаря этому мир и воображении человека того времени оказывается населенным не только духами, отдельными от предметов и явлений природы, но и душами ранее живших людей.

Вера в различного рода духов, причудливые представления о душе, тотехмизм, табу как система религиозных запретов, поклонение отдельным предметам, якобы обладающим чудодейственной силой, различные магические обряды — все это сохраняется в религии некоторых племен и народов, например Австралии, Африки, Океании, у североамериканских индейцев и других. Важный материал дают раскопки останков древнего человека эпохи палеолита, примитивные погребения, различные предметы почитания, живопись, покрывающая стены пещер, которая знакомит нас с колдовскими представлениями древнего охотника (например, изображение раненого медведя, сделанное с колдовской целью обеспечить удачу в охоте на медведей). Позднее, в период неолита, погребения показывают нам развитие аппмистических представлений.

Для определения сущности и характера всех этих древнейших религиозных представлений большое значение имеет исследование различных форм первобытной религии. Можно, разумеется, и тотемизме, и магии да и в самом анимизме выделки, дрешк-пшне пре./ктаплеппя о сверхъестественном, которые затем трансформировались па протяжении веков развития общества. По нашему мнению, не имеет большого значения, какая форма верований будет взята исследователем для того, чтобы наметить характер первоначальных представлений о сверхъестественном. Взяв любую форму первобытных верований, исследователь неизбежно придет к сопоставлению ее и с другими формами, ибо во всех этих формах есть общая древнейшая основа, изменившаяся в ходе общественного развития.

Мы останавливаемся на анализе фетишизма, забытого современной буржуазной наукой, потому что он представляет, по нашему мнению, большой интерес для определения генезиса анимистических идеи, для рассмотрения сущности и характера древ-пеппшх религиозных верований. Неправильно было бы думать, что первоначальная религия это и есть фетишизм, но анализ этого типа религиозных представлений дает возможность поставить ряд вопросов о сущности и характере древнейших верований, подойти к решению этих проблем.

Мысли К. Маркса о фетишизме

Па анализе фетишизма нам в первую очередь необходимо остановиться потому, что именно в связи с этим понятием Маркс дает ряд глубоких определений характера дикарских верований, определений, мимо которых современный философ й социолог пройти не могут.

В первой главе «Капитала» Маркс, говоря о товарном фетишизме, показал, что для фетишиста вещи, явления природы становятся «чувственно-сверхчувственными» нещами. Вскрывая тайны товарного фетишизма, Маркс пишет: «Это лишь определенное общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами. Чтобы найти аналогию этому, нам пришлось бы забраться в туманные области религиозного мира. Здесь продукты человеческого мозга представляются самостоятельными существами, одаренными собственной жизнью, стоящими в определенных отношениях с людьми и друг с другом. То же самое происходит в мире товаров с продуктами человеческих рук. Это я называю фетишизмом, который присущ продуктам труда, коль скоро они производятся как товары, и который, следовательно, неотделим от товарного производства».

Фетишизация того или иного предмета начинается тогда, когда вместо его «естественных свойств» человек наделяет этот предмет своими ложными представлениями. Тогда вещь, явление превращается в голове человека в «чувственно-сверхчувственную» вещь.

Прибегая к аналогии из «туманной области религиозного мира», Маркс пишет: когда стол делается товаром, «он превращается в чувственно-сверхчувственную вещь. Он не только стоит на земле на своих ногах, но становится перед лицом всех других товаров па голову, и эта его деревянная башка порождает причуды, в которых гораздо более удивительного, чем если бы стол пустился по собственному почину танцевать».

Еще ранее Маркс выяснил сущность фетишизма как элемента дикарского мировоззрения, непосредственно анализируя «туманные области религиозного мира».

В 1842 г., разбирая передовицу в «Кельнской газете», Маркс дает краткую характеристику дикарских фетишистских верований.

«Фетишизм,— пишет Маркс,— весьма далек от того, чтобы возвысить человека над его чувственными вожделениями,— он, напротив, является «религией чувственных вожделений». Распаленная вожделением фантазия создает у фетишиста иллюзию, будто «бесчувственная вещь» может изменить свои естественные свойства для того только, чтобы удовлетворить его прихоть».

Термин «фетишизм» встречается в трудах Маркса и Энгельса и далее. В 1882 г. Энгельс употребляет этот термин для обозначения первобытной религии в Африке 15. Говоря о процессе христианизации, Маркс в своих хронологических выписках, относящихся к последним годам его жизни (после 1878 г.), снова характеризует древнюю религию христианизируемых народов как фетишизм: псы-рыцари «уничтожают свободу и фетишизм коренного населения…»

В разработке Марксом теории пролетарского воинствующего атеизма замечательная мысль о дикарском фетишизме, конечно, не стоит изолированно.

В 40-х годах прошлого века Маркс начинает создавать теорию пролетарского атеизма. В 1844 г. он дает свое гениальное определение религии как опиума народа, определение, которое, по Ленину, является «краеугольным камнем» теории пролетарского атеизма. В этот период Маркс преодолевает левогегельян-ские и фейербаховские установки в критике религии. Он работает специально над материалами религии, он изучает книгу де Бросса, знакомится с книгой Мейнерса и т. д. В 1842 г. Маркс, на основе изучения всего этого материала, подготовляет специальную большую работу по истории религии, о чем он пишет в письмах к Руге 17. Отголоском этой огромной работы, проделанной Марксом, является приведенное высказывание о фетишизме. Маркс подчеркивает реакционность этих первобытных представлений, показывает, что фетишизм не возвышает человека над его чувственными вожделениями, по делает его рабом.

В подготовительных работах к «Капиталу» Маркс говорил об одаренных собственной волей и собственной душой фетишах}* Однако из приведенного места никак нельзя усмотреть, что Маркс сводил на нет самый фетишизм и подменял его верой в разных духов. Фетишизм—это не вера в духов, а религиозные представления, превращающие чувственные вещи, явления природы в сверхчувственные. В цитированной статье 1842 г. Маркс подчеркивает, что фетишизм есть «религия чувственного вожделения», а сущность его в том, что фантазия дикаря, распаленная чувственным вожделением, возбуждает ложные представления о вещах: фетишист верит, будто бесчувственная вещь может изменить свои естественные свойства и, таким образом, удовлетворить желание человека. Распаленная вожделением, вследствие бессилия в борьбе с природой, фантазия дикаря создает эту веру в «чудесные» вещи, предметы, явления природы.

Здесь Маркс, по нашему мнению, дает важнейшее определение дикарских религиозных верований. Мысль Маркса сводится к тому, что в развитии религиозных верований была такая стадия, когда сами чувственные вещи, явления природы наделялись сверхчувственными свойствами, представлялись «чувственно-сверхчувственными» вещами. Маркс связывает такие религиозные верования с понятием фетишизма, распространенным в то время в науке.

Отрицательное отношение в современной буржуазной науке к термину «фетишизм»

В современной буржуазной науке понятие «фетишизм» признается устарелым, легко сводимым к «анимизму», к вере в духов и душу.

Высказывая эту точку зрения в советской пауке, С. А. Токарев пишет, что приписывание сверхъестественных свойств неодушевленным предметам (иногда, впрочем, и одушевленным) и поклонение им есть во всех религиях, у любого народа, начиная от самых отсталых и до самых культурных. «Классической страной фетишизма считается обычно Западная Африка, население которой поклоняется многочисленным и самым разнообразным по виду фетишам. Но, по существу, такими же фетишами являются и „чуринги», и прочие священные предметы австралийцев, связанные с их тотемическими верованиями, и личные „духи-покровители» североамериканских индейцев, воплощенные в тех или иных материальных предметах. Ничем, по существу, не отличаются от тех же африканских фетишей и священные предметы ,,высших» религий: чудотворные иконы и мощи христианства, черный камень в мекканской Каабе для мусульман, святыни Лхасы для буддистов и пр. Все это, по существу, фетиши. Но они связаны с совершенно различными формами религии — от австралийского тотемизма до сотерио-логического христианского вероучения. Да и в самой Западной Африке, на своей „родине», фетиши имеют неодинаковое значение, связанное с разными формами религии: и с семейно-родовыми, и с племенными, и со знахарством, и с шаманизмом, и с другими».

Все это не только не умаляет значение исследования фетишизма, но подчеркивает распространенность этого явления. Нет сомнения, что фетишизм является составной частью и современного христианства, и ислама, и буддизма, и иудаизма. Нет сомнения, что верующий относится к иконе, к так называемым священным предметам по-фетишистски. Только служители культа доказывают, что поклонение воздается не предмету, не явлению, а божеству. Несомненно также, что в современных религиях фетишизм переплетается со многими другими формами религиозных представлений. Значит ли это, однако, что происхождение представлений о «чувственно-сверхчувственных вещах» следует искать на более поздних ступенях развития общества? Анализ фетишизма приводит к противоположному выводу. Зарождение фетишизма следует искать в отдаленном прошлом, в религии доклассового общества, в религиозных верованиях эпохи первобытнообщинного строя. Выявление этого своеобразного элемента дикарских верований в свое время было, несомненно, большим завоеванием науки; с фетишизма начинается развитие религиозной идеологии, по мнению представителя передовой науки XIX в. JI. Г. Моргана, о фетишизме как об одной из стадий древней религии писал в XjlX в. Гегель, хотя и на идеалистический лад, но признававший развитие религии. Другими словами, постановка проблемы развития древнейших религиозных верований была тесно связана с введением в научный обиход понятия фетишизма.

Самый термин «фетиш» стал известен с XVI в., когда португальские мореходы познакомились с дикарскими предметами культа и назвали их feitico — «деланный, сделанный» (facticius). С тех пор всякие дикарские предметы культа начинают называться фетишами. На поклонение самим предметам и явлениям природы, как мы уже отмечали, касаясь взглядов материалистов прошлого, указали французские материалисты XVIII в. Гольбах писал в своей «Системе природы»: «Первая теология человека заставляет его сперва бояться и почитать сами элементы, предметы материальные и грубые, он воздавал также почнтанне агентам, управляющим элементами, гениям могущественным, гениям низшим, героям или знатным людям». Гольбах здесь намечает две стадии развития религии. Развивая эту мысль о поклонении предметам, явлениям природы, Гольбах пишет: «Дикарь приписывает добро или желание сделать добро какому-нибудь предмету, одушевленному или неодушевленному, камню определенной формы, скале, горе, дереву, животному п т.д., если каждый раз, когда он встречает эти объекты, обстоятельства складываются так, что он имеет успех на охоте, на рыбной ловле, на войне или в другом предприятии».

Этому поклонению предметам и явлениям природы дал название «фетишизма», «культа фетишей» ученый XVIII в. де Бросс, теорию которого мы также охарактеризовали ранее. В XX в. настолько были забыты труды де Бросса, что даже французский марксистский историк религии Шарль Эншлен, отметивши и, как легко буржуазия предала забвению сочинения этого выдающегося ученого XVIII в., ошибочно предполагает, будто бы де Бросс в своем докладе, посвященном фетишам, который он зачитал в 1757 г. в Академии надписей, «вывел понятие анимизма». В действительности взгляды де Бросса гораздо сложнее. Де Бросс считал, что «естественный прогресс» человеческих идей состоял в «переходе от чувственных предметов к отвлеченному сознанию». Он предостерегал ученых от того, чтобы «наделять дикарей головой Платона или Декарта». Соответственно с этим де Бросс считал поклонение фетишам древнейшей религией. Основу такого поклонения де Бросс видел в том, что дикарь, «подталкиваемый страхом к предположению невидимых сил, а чувствами приводимый к фиксации своего внимания па видимых предметах, объединяет два действия противоположных и одновременных: присоединяет невидимую силу к видимому объекту, не различая в грубом своем рассуждении материальный предмет от духовной силы, которую он там предположил».

Уже в 60-х годах XVIII в. по вопросу о фетишизме завязалась полемика, показавшая уязвимые места теории о фетишизме как древнейшей стадии верований. Со своим пониманием фетишизма выступил аббат Бержье, который писал, что «предметы культа негров не есть боги в собственном смысле слова», что «все обряды негров необходимо предполагают веру в духовных гениев», в глазах диких народов все «одухотворено»26.

Теория фетишизма, подчеркивая грубо чувственный характер древнейших дикарских верований, не давала, однако, ответа на вопрос о появлении веры в душу. В ней не было и анализа колдовства. Развитие научных знаний о древнейших формах: религии требовало постановки и решения этих проблем.

В начале XIX в. фетишизмом занялся Гегель, который выводил фетиши из магии, а магию Гегель делил на два этапа: сначала существует магия «непосредственная», без участия каких-либо предметов, далее развивается магия при посредстве особых колдовских предметов, которые затем развиваются в фетиши. К середине XIX в. мы находим теорию фетишизма как древнейшего этапа религии у различных лево-егельянских направлений, а также у французских позитивистов (Копт), но они мало вносят нового в это понятие. Понятием «фетишизм» оперирует и Л. Фейербах, заявляя, что «первые боги людей, это —- чувственные предметы», «всякий предмет не только может, но и на самом деле почитается человеком за бога или, что то же,— религиозно почитается. Эта точка зрения есть так называемый фетишизм, когда человек без всякой критики и различения делает своими богами всевозможные предметы и вещи, будут ли они искусственными или естественными произведениями природы или человека»; невежество и сила воображения — основа такого почитания.

Во второй половине XIX в. Э. Тэнлор в работе «Первобытная культура» показал, что основой верований современных первобытных племен является анимизм — вера в духов и душу. На этой основе он стремился объяснить и почитание фетишей. После работ Тэйлора термин «фетишизм» остается лишь у немногочисленных ученых (например, у Леббока, Тиле) . Большинство ученых считает, что термин этот излишен, что почитание предметов—это почитание духов и душ, следовательно, понятие анимизма покрывает все эти явления фетишизма.

Признанный глава «католической этнографии» патер В. Шмидт провозглашает в своем учебнике истории религии: «Ясно, что фетишизм сам по себе нигде не существует, и поэтому нет никаких этнологических оправданий помещать его в качестве самостоятельной ступени в самом начале религии».

Дело заключается, следовательно, в том, чтобы разобраться в целой группе явлений в истории религии, которая обычно определялась как поклонение чувственным вещам, предметам, выяснить место этой группы явлений среди других форм религиозных верований. Первобытную религию нельзя рассматривать как механическую смесь различных форм. Есть закономерным ход развития религиозной идеологии в первобытном об-Hirrnie, определяемым развитием общественного бытия. В современном (в американской социологии и этнологии делаются попытки снять проблему развития общественной жизни древнего общества).

Усиливается критика «закостенелой схемы» эволюционизма, а заодно уничтожается всякая возможность построения истории семьи, происхождения частной собственности и государства. Вопрос о стадиальности, об историческом развитии этих институтов снимается. Вслед за этим снимается вопрос и об общем закономерном ходе развития религиозной идеологии в первобытном обществе. Самая постановка вопроса объявляется безнадежным «догматизмом» и ненужным схематизмом. Первобытная религия рассматривается как вариация всевозможных форм, обусловленных] главным образом психологическими различиями. Против этого похода буржуазных идеологов на самые основы научного знания о генезисе общественных явлений следует вести решительную борьбу. Наука поставила вопрос о генезисе религиозных представлений, и этот вопрос не может быть снят никакими усилиями современных идеалистов, ополчившихся против теории развития.

Г. Гефдинг, Г. Узенер и другие буржуазные философы о фетишизме

Характеристика, которую Маркс дал фетишизму, поражает своей глубиной. Те ученые, которые в конце XIX и в начале XX в. пробовали подойти к философской характеристике развития древнейших религиозных верований, не могли дать ничего более глубокого, чем дал еще в 40-х годах прошлого века Маркс в своей характеристике фетишизма. Укажем, например, Г. Гефдинга, крупного историка философии, который в своей философии религии склоняется к признанию фетишизма первоначальной формой религии. Он считал вслед за Тиле, что анимизм можно разделить на две стадии: фетишизм и спиритизм. «Фетишизм довольствуется предположением, что дух избирает своим обиталищем отдельные предметы и остается в них на короткое или долгое время. Для спиритизма, напротив, духи не связаны с определенными предметами». Г. Гефдинг считает, что в основе фетишизма лежит страх и надежда, побуждение. «В побуждении содержится представление о чем-то, что может удовлетворить потребность или вообще повести к удовольствию; следовательно, представление имеет здесь непосредственно практическое значение. Представление жаждущего человека о воде есть вполне практическое представление, оно выражает цель стремления и закрепляется потребностью или ожиданием». Нетрудно видеть, что именно эти явления характеризовал Маркс как «распаленную вожделением фантазию». «Самый элементарный психический акт, какой здесь необходимо предположить, есть выбор фетиша… В таком процессе выбора заключается элементарнейшая из всех форм религиозных представлений, какие только можно вообразить себе.

Выбор характеризуется такой же стихийностью и непроизвольностью, как и возглас, представляющий элементарнейшую форму оценки. Избранный предмет должен каким-либо способом стоять в связи с тем, что сильно занимает ум. Может быть, он пробуждает воспоминания о прежних событиях, при которых он просто присутствовал или играл известную роль. Или же он представляет определенное, хотя бы и отдаленное, сходство с предметами, которые раньше выручали из нужды. Или же это просто первый подвернувшийся на глаза предмет, который замечает человек, находящийся в состоянии напряженного ожидания. Он приковывает внимание и непроизвольно связывается с тем, что должно совершиться,— с возможностью достижения поставленной дели».

Гефдинг приводит ряд примеров, иллюстрирующих эту мысль о распаленном вожделении как основе фетишизма: «Когда индийский юноша хочет избрать свою „медицину» (так он называет свой фетиш или талисман), он удаляется в уединение и предается посту; первое животное, с которым встречается он, покидая уединение, становится его „медициной’. Бегр утром выходит из хижины, чтобы отправиться в поход; ему бросается в глаза камень, блестящий в лучах солнца; негр невольно берет его с собой, он ждет от него помощи и на этом ожидании строит свои надежды. В примерах этого рода религиозное представление слагается или избирается благодаря своеобразной импровизации».

Этот момент неустойчивости, «импровизации» в первоначальных религиозных представлениях, а с другой стороны — связанности их с вещами, с предметами, с явлениями подчеркивал еще задолго до Гефдинга такой крупный историк религии, как Герман Узенер. Узенер создал теорию первоначальных «Augenblicksgotter» («богов на мгновение»), он отрицал наличие какого-либо устойчивого пантеона, устойчивого мира богов, духов, сверхъестественных сил в самом начале развития религии. Уичюр писал: «Отдельное явление обожествляется с пол-поп непосредственностью, так что здесь не играет роли никакое родовое понятие, как бы ограничено оно ни было: вещь, которую ты видишь перед собой, она сама и ничто больше, есть бог». Сами предметы и явления природы наделяются сверхъестественными качествами, обожествляются, отдельные предметы сменяются другими; фетиши — боги на мгновение. Таков «порог религии», если употреблять термин английского этнографа Маретта. Укажем дополнительно, что Узенер ставил в связь свою теорию с развитием понятия, с образованием слов. По мнению Узенера, только общие понятия ведут за собой появление более пли менее абстрактных представлений о богах. Следует отметить, что в поисках связи фетишизма и первобытного мышления к Узенеру приближался Шульце36.

Исследователи приходили, таким образом, к выводу, что олицетворение сил природы началось пе с веры в сверхъестественных духов, богов, а с наделения сверхъестественными качествами самих явлений природы. Как верно замечает Геф-динг, «персонификация, непосредственно связанная с побуждением и характерная для религиозного сознания в его элементарнейшей форме, сама по себе еще не порождает представлений о личном существе в собственном смысле этих слов»37. Начальная ступень олицетворения, персонификации явлений природы заключается в наделении самих предметов и явлений сверхъестественными свойствами. «Личное существо,— говорит Гефдипг,— в одно и то же время обладает многими различными свойствами; по жизнь его проникнута единством, сплачивающим в одно как эти свойства, так и отдельные моменты существования… Необходимо приобрести способность подниматься выше преходящего и частного и объединять отдельные опыты в единое целое: личное существо не исчерпывается отдельным положением или отдельным свойством» 38. Но такое обобщенное представление о личном существе есть вместе с тем отрыв этого фантастического существа от конкретных вещей, многообразных явлений, за которыми или над которыми помещается это существо. Отделение духа от фетиша — это вторая ступень олицетворения; с отрывом от предмета, от явления природы появляются черты личного существа, которые далее развиваются.

Момент слитности сверхъестественной силы и явления природы подчеркивает и Гомперц, который считает, что первоначально появляются «фетиши природы», первобытный человек молит небеса, солнце и т.д. «К этим объектам почитания, которые могут быть названы фетишами природы, вскоре присоединяются вереницы духов и демонов». Гомперц ограничивает первоначальный фетишизм только такими объектами, как солнце, земля, небо, что едва ли верно, ибо это довольно обобщенные представления, но мысль остается близкой тому, что мы встречаем у Гефдинга, Шульце и Узенера.

Итак, буржуазная наука, пропитанная идеализмом, анализируя древнейшие формы религии, предпочитала оставаться в мире духов. Однако в том случае, если она старалась подойти исторически к вопросу о возникновении представлении о сверхъестественном, она не могла не отметить на начальном этапе этих представлений «аффекты», «чувственные» моменты познания, эмоции. В них она старалась найти разгадку возникновения древнейших религиозных верований. Так, например, на роль «чувственного» момента, «аффектов», эмоций в религии указывал Леви-Брюль.

Не случайно сам творец анимистической гипотезы Э. Тэйлор становился в тупик перед некоторыми явлениями древнейшей религии. «Из бесконечного множества предметов не ко всем безразлично может быть приложена идея сосуда, вместилища или орудия духовных существ»,— писал Тэйлор о фетишах и колдовских предметах, признавая, что не все они могут быть объяснены из анимизма; «они могут быть,— продолжал Тэйлор,— символическими волшебными вещами, действующими через воображаемое посредство специальных свойств, присущих предмету, подобно тому как железное кольцо сообщает крепость или ястребиная нога быстроту бега». Таким образом, Тэйлор говорил о свойствах вещей, о воображаемом действии этих свойств как основе для некоторых явлений почитания колдовских предметов, фетишей, которые не являются сосудом для души и которые пе объясняются из анимизма.

Наш анализ должен помочь более полному раскрытию сущности процесса олицетворения сил природы. Изучение генезиса религиозного олицетворения сил и явлений природы предполагает изучение вопроса об элементарнейшей, зародышевой форме такого олицетворения. Нельзя же согласиться с Максом Мюллером и не видеть генезиса этого олицетворения, которое в политеизме получает свое более полное развитие. Первоначально речь может идти лишь о наглядных конкретных представлениях дикаря, еще не выработавшего у себя способности к отвлеченному мышлению. На начальной стадии нет еще представления о присущей якобы предметам «воле вообще» или сознании, а лишь вера в то, что данный конкретный предмет окажет помощь в определенном деле. В таких конкретных надеждах, желаниях дикаря кроются пока только элементы представления о воле и сознании предметов, явлений природы. Впоследствии, с развитием сознания на основе усложнившейся материальной жизни, эти элементы развиваются в такое олицетворение сил природы, в котором уже участвуют отвлеченные понятия о «воле», «сознании», «духе».

Неоднократно также указывалось, что религия в первобытно-общинном строе является культом природы и стихий. В общей форме это утверждение правильно; в религии первобытно-общинного строя фантастически отражается природа, отражается бессилие человека в борьбе с природой. Но исследование генезиса этого почитания природы, которое в политеизме получает свое наибольшее развитие, предполагает анализ элементарнейших и древнейших моментов такого почитания.

Если бы, однако, кто-либо, считая анимизм характернейшим явлением первобытной религии, все же задал вопрос о генезисе анимистических идей, появляющихся не в готовом виде, а в зародышевых формах, то и он не миновал бы изучения таких явлений религии, которые позволяют выяснить начальную ступень анимизма, ступень, без которой немыслимо само возникновение анимистических идей первобытного человека.

Далее изучение начальных форм религии упирается в общий вопрос о генезисе представлений о сверхъестественном. Позволяют ли нам данные науки, подлинной материалистической науки, понимать процесс так, что представления о сверхъестественном появляются в голове дикаря сразу в готовом виде, в виде веры в духов, в души?

Попытаемся разобраться в вопросе, действительно ли устарела мысль Маркса о «чувственно-сверхчувственных» вещах как основе дикарских религиозных верований, следует ли бесповоротно отбросить идеи Гегеля, Гефдинга, Узенера и других ученых, сталкиваясь с материалами современной науки? Дело здесь, разумеется, не в термине «фетишизм», которым пользовался Маркс, а в существе вопроса о генезисе древнейших религиозных верований.

Древнейший египетский храм и фетишизм

О древнейших изображениях храмов в рисунках эпохи «додинастики» Жекье пишет: «Низкая изгородь с двумя столбиками у входа, в глубине навес небольших размеров с выгнутой обычно крышей, определенная инсигния бога помещается либо на крыше святилища, либо воздвигнута посередине двора».

Эти древнейшие святилища или храмы напоминают отгороженные места культа современных народов, живущих в условиях разложения родового общества. Именно в этих условиях происходит закрепление места культа, возникает зародышевая форма будущего храма, происходит выделение специалистов религиозного культа — жрецов. Отгороженные места, хижина со статуей бога, примыкающие угодья, находящиеся под воздействием «табу»,—какова эта зародышевая форма храма.

К началу Древнего царства, по верной мысли Жекье, эти примитивные отгороженные места культа начинают сменяться более тяжелыми постройками, древнейшими храмами. Нетрудно заметить, что в древнейших святилищах эпохи так называемой «додинастики» главную роль играют культовые предметы, «инсигнии» богов, как называет их Жекье. Он признает, что мы даже не всегда можем эти инсигнии с точностью идентифицировать с богами исторического Египта. Лучший образец такого святилища мы находим па знаменитой архаической палетке из Абидоса, где изображен «храм» богини Иейт. Слева невысокая изгородь, два столба с треугольниками наверху. Посредине обычная эмблема Нейт, сохранившаяся и в письменности: две стрелы, перекрещивающиеся на щите, поднятые на палке. В углу двора небольшое легкое деревянное строение — самый «храм», вернее хижина, в которой стояла еще одна эмблема, нечто вроде треугольника. Таков был древнейший вид огороженного места культа с эмблемами богини Нейт. Мы видим на древних памятниках (храмы бога-крокодила Собека и бога-сокола Гора) храмы-хижипы, увенчанные на крыше штангой с головой коровы или барана. Храм богини Хатор украшен коровьими рогами, которые повешены на хижину и как бы выступают из столбов. Жекье разглядел такие же привязанные рога и в изображении храмика бога Сета, хотя рога и корова не играли в его культе какой-либо роли в исторические времена. Древнейшие святилища, которые сопоставляют с храмами богов Амона и Мина, были также огороженными местами культа с хижиной и каким-то культовым предметом в виде конуса, закругленного вверху. Возможно, что эта была первоначально каменная глыба, а позже деревянная «кегля».

«Школа» прамонотеизма и фетишизм

От вопросов о происхождении «эмблем», «символов» и т. д. не могут уйти даже сторонники «школы» изначального единобожия — прамонотеизма.

Проиллюстрируем сказанное на примере писаний самих прамонотеистов. Возьмем книжку патера Шебеста о карликовых племенах Малакки, переведенную па русский язык. Она интересна тем, что принадлежит перу патера, который ездил от одного карликового народа к другому, изучая их верования. Общий вывод из книжки по интересующему нас вопросу таков: «Религиозные воззрения у всех карликов Малайского полуострова одинаковы. Все верят в высшее существо…». Разбираясь в этом выводе, находим, что жизнь этих карликов, действительно, крайне груба, но далека от примитивности. Вот что пишет сам патер: «Малаец является до известной степени опекуном над лесными карликами, и нельзя сказать, чтобы он пользовался своим положением вполне добросовестно. Впоследствии семанги не раз горько жаловались мне па эксплуатацию их со стороны малайцев, которые пользуются ими в качестве рабочей силы… Простодушный дикарь берет у малайцев в счет заработка материю, рис, орудия и попадает в кабалу» 184. Если прибавить «забытый» патером гнет колонизаторов, то картина «примитивности» жизни народа сильно меняется. Примитивные условия жизни объясняются главным образом колониальным грабежом, который загнал семангов в дремучие леса. Оказывается, что семанги знали некогда лук и стрелы. Под нарушенными родовыми связями проглядывают очертания парного брака. Естественно, что семанги не могли сохранить примитивности и религиозной идеологии.

Посмотрим, однако, как, по мнению ученого патера, возникает у семангов вера в верховное существо — «монотеизм». Во-первых, оказывается, что верховное существо — это «бог грома и молнии». Во-вторых, «его личные свойства постепенно перешли на самое явление природы». Еще де Бросс потешался над такого типа «эволюцией» от абстрактного к конкретному в первобытном мышлении. Другими словами, представление о боге грома еще тесно связано у семангов с самим громом, с самим явлением природы. Да и патер Шебеста не может не заметить: «Представления о небожителях у семангов смутны и разноречивы».186 Оказывается, что бог грома Карей (верховное существо) мыслится иной раз в виде обезьяны. «Гром почти у всех семангов называется Карей. Его боятся, но еще больший страх питают они к тому существу, которое скрывается за ним и порождает гром».

Таким образом, представления о существе, отдельном от самого явления природы, крайне смутны. В них проглядывает более древнее отношение к самому явлению природы, наделение его сверхъестественными свойствами. Этого не может скрыть и Шебеста.

Бросается в глаза также наделение самих предметов сверхъестественными свойствами: «Во время разговора Пико вынул из мешка и показал мне камень, который, по его словам, он носил с собою уже пять лет. Это был неолитический клинок, который он называл „бату Карей» (камень Карея — громовая стрела)». Таким образом, и культ камней — громовых стрел принимает участие в формировании этого смутного представления о духе грома, которого Шебеста хочет выдать за верховное существо. Несмотря на деформацию древних верований в результате изменившегося общественного бытия, мы все же в этих верованиях не видим всего того, что хотят тут увидеть прамонотеисты. Наоборот, и в этом культе природы проступает еще первоначальная его предметность, чувственный характер верований.

Антинаучность всех построений сторонников клерикальной «школы» прамонотеизма в этнографии привела к тому, что большинство даже современных буржуазных ученых отвергает эту теорию. Так, например, американский ученый Пэрриш категорически заявляет: «Примитивный монотеизм — это миф».

Ни одна из разобранных теорий в силу своей идеалистической методологии не раскрывает древнейшей формы религиозных верований. Когда некоторые советские ученые (например, С. А. Токарев) высказывают предположение, что нельзя отдавать предпочтение какой-либо одной форме (магии, анимизму, тотемизму, фетишизму), ибо все такие формы возникают не одна за другой, а существуют одновременно, эти ученые до известной степени правы. Однако нельзя себе представить, что все укачанные формы чуть ли не в их современном виде существуют в первоначальных верованиях. И тотемизм, и магия, и анимизм, и фетишизм, как они изучены этнографами, являются продуктом длительного исторического процесса. Если не впадать в ап-тиисторизм, то следует признать, что первоначальной формой религии не была пи одна из этих форм, так как все они — результат дальнейшего развития. Но во всех этих формах можно наметить то древнейшее содержание, которое нам указывает, и каком направлении следует искать определение характера первоначальных религиозных верований.