О тяжёлой доле популяризаторов науки

Ученый Роджер Смит (имя изменено) никогда не стремился к славе. Но несколько лет назад, опубликовав в научном журнале Science сообщение о важном открытии, решил не избегать журналистов. Неожиданно о его работе написали повсюду, включая New York Times. Его приглашали выступать на престижных «конференциях идей», и он понял, что обладает даром говорить с широкой аудиторией о науке простым языком. Его выступление на TED-конференции собрало сотни тысяч просмотров в интернете.

Впрочем, растущая популярность принесла с собой неожиданные сложности. Хотя Смит продолжал проводить высококлассные научные исследования, а престижные профессиональные журналы регулярно публиковали их результаты, некоторые его коллеги по научному сообществу начали мстить ему за его растущую славу. Смит стал получать отказы на свои заявки о финансировании новых исследований. Анонимные рецензенты, которые оценивали его грантовые заявки, оставляли, по его словам, «ужасные комментарии», например называли его работы «разрекламированными» или «слишком часто появляющимися в печати». В ответ на столь негативную реакцию он отказался от второй публичной лекции на TED-конференции и закрыл для прессы двери своей лаборатории. «С меня хватит, — думал он в тот период, — больше ни с кем не общаюсь».

Такого рода отпор со стороны профессионального сообщества, с которым столкнулся Смит, широко известен как «эффект Сагана» — по имени астронома и известнейшего популяризатора науки Карла Сагана. Во многом благодаря своей растущей известности Саган подвергался насмешкам со стороны коллег и лишился различных карьерных возможностей, например не стал профессором Гарвардского университета в 1960-х гг. и членом Национальной академии наук в 1990-х гг. «Говорили, что он тратит слишком много времени на популяризаторство в ущерб серьезным исследованиям», — рассказывает Джоэл Ливайн (Joel S. Levine), ныне профессор Колледжа Вильгельма и Марии, не разделявший тогда эти досужие вымыслы. Двое ученых подружились, когда оба участвовали в программе Viking (научной программе NASA по изучению Марса) в 1970-е гг.

Спустя четверть века после того, как Сагана не приняли в академию наук, «эффект Сагана» продолжает действовать. В последние годы было проведено несколько исследований, которые показывают, что научное сообщество по-прежнему препятствует общению отдельных исследователей с непрофессиональной аудиторией, если речь не идет об именитых ученых высокого ранга. Подобный образ мыслей лишает общество полного объема информации, необходимой для принятия осознанных решений по наиболее сложным проблемам современности — в области генной инженерии, изменения климата, альтернативных источников энергии и других.

Подавление свободы высказывания в сообществе ученых препятствует разрешению важных вопросов политики и экономики, подверженных влиянию пиарщиков всех политических направлений, и лишь строгие факты могут этому препятствовать. В частности, чем меньше ученые выступают публично, тем реже слышны аргументы, опровергающие антинаучные и псевдонаучные взгляды. Признавая право на просветительскую работу с населением лишь за наиболее опытными исследователями, «эффект Сагана» также закрепляет впечатление, что наука — это сфера, где доминируют высокостатусные белые мужчины старшего возраста. Хотя доля профессоров-женщин, имеющих докторскую степень, в течение последних 20 лет постоянно увеличивалась, а число представителей меньшинств на высших должностях росло (хотя и не так быстро), сокращение публичного участия этих групп может привести к тому, что женщины и члены меньшинств с низким общественным представительством будут отказываться от научной карьеры.

Недавно мы опросили около 200 действующих ученых, которые регулярно выступают публично — в качестве приглашенных лекторов, популярных блогеров или авторов книг, пользующихся высоким читательским спросом. Мы хотели узнать, сколько из этих передовых популяризаторов науки сталкивались с негативной реакцией профессионального сообщества в ответ на их просветительские порывы и при каких обстоятельствах. Наш неформальный опрос, согласующийся с результатами более ранних исследований, прошедших профессиональную экспертизу, показал, что долгожданные перемены в культуре сообщества, вероятно, уже не за горами. Все более широкое использование таких социальных медиа, как Twitter, Facebook и авторские блоги, помимо прочих перемен, происходящих в научном мире в последние годы, похоже, ломает некоторые из давнишних преград на пути к более широкому диалогу между учеными и обществом в целом.

Ученые-холостяки

В каком-то смысле «эффект Сагана» стал следствием многовековых представлений о том, как должны работать ученые. Например, в разгар научной революции XVII в. многие исследователи брали пример с Исаака Ньютона, который всецело посвятил себя научной деятельности и открытиям в сфере физики и математики и никогда не был женат. Этих холостяков от науки (а в то время учеными были в основном мужчины) считали безупречными искателями истины, которые не отвлекались на более приземленные заботы, такие как создание семьи.

Подобное отношение живо и по сей день. Хотя сегодня ученые гораздо охотнее женятся и заводят детей, они по-прежнему должны проводить свою жизнь в лаборатории, по крайней мере на это их настраивают многие университетские профессора и наставники. То есть все, что отвлекает их от исследований, например хобби или участие в публичной полемике, способно подорвать доверие к ним как к ученым. Как влияет участие в популяризации науки на результаты профессиональной деятельности в разных странах?

Хотя этот вопрос мало исследован, имеющиеся результаты указывают на то, что «эффект Сагана» все еще порождает трудности. Впрочем, завышенные ожидания лишь отчасти объясняют такое поведение. Многие из ученых, которых мы проинтервьюировали для этой статьи, полагают, что негатив, испытанный ими по отношению к себе, отчасти объясняется профессиональной ревностью. «Многие подобные вещи делаются у тебя за спиной», — написал нам по электронной почте Франс де Вааль (Frans de Waal), знаменитый приматолог из Университета Эмори. Он добавил, что по информации, полученной от друзей, его коллеги недовольны тем, что он ведет просветительскую работу.

Двое из нас (Сусана Мартинес-Конде и Стивен Мэкник) сталкивались с подобной критикой, занимаясь просветительскими проектами. Во время ежегодной аттестации руководитель отдела научной организации, где раньше работала Мартинес-Конде, посетовал, что ее блестящие достижения в преподавании за отчетный период уступают количеству ее публикаций на тему популярной науки. В официальном отзыве на одну из грантовых заявок, поданных Мэкником в Национальные институты здравоохранения, говорилось, что он уделяет чрезмерное внимание популяризации науки.

Хотя наша карьера в целом не пострадала, нам стало любопытно, сталкивались ли с этой проблемой другие ученые. Объединив усилия с Девином Пауэллом, мы обратились по электронной почте, по телефону и лично к 190 лучшим популяризаторам науки и получили ответы от 81 из них. Многие из опрошенных ученых сообщили, что выход на широкую публику пошел на пользу их карьере, другим он в чем-то помог, а в чем-то навредил. А некоторые, как, например, Роджер Смит, испытали на себе в основном негативные последствия. Отдельные исследователи нашли творческий выход из этого затруднительного положения в том, что ведут, по сути, двойную жизнь. Например, робототехник Деннис Хонг (Dennis Hong) из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе говорит, что в Южной Корее, где он вырос, он необычайно популярен, но в США свою известность не афиширует. «В Корее люди меня узнают и просят с ними сфотографироваться, — говорит он. — Сегодня я живу в двух режимах: общаюсь с публикой в Корее, но в США вообще не выступаю за пределами университета. Если ты слишком на виду, если постоянно выступаешь на телевидении, попадаешь на обложки журналов, то в среде ученых, в академическом сообществе тебя не считают настоящим ученым».

Неожиданный факт

Распространенное в научном сообществе мнение о том, что популяризаторы науки не могут быть серьезными учеными, не выдерживает критики, если обратиться к фактам. Множество проведенных сегодня исследований указывают на то, что ученые (причем отнюдь не второразрядные), которые регулярно выступают на публике, более успешны и в научной деятельности. В частности, в 2008 г. опрос более чем 3,6 тыс. ученых из Национального центра научных исследований Франции показал, что активные пропагандисты науки опубликовали больше статей в рецензируемых изданиях и имели более высокий индекс цитируемости, чем их коллеги, не занимающиеся распространением научных знаний.

В рамках другого исследования было подсчитано количество научных работ и научно-популярных статей, опубликованных с 2005 по 2007 г. учеными в Аргентине, Австралии, Бразилии, Канаде, Финляндии, Германии, Гонконге, Италии, Малайзии, Мексике, Норвегии, Великобритании и США. Результаты свидетельствуют, что ученые, пишущие о науке в популярных изданиях, и опубликовали больше работ в академических изданиях, и в целом трудились больше, чем основная масса их коллег (в среднем 49,3 часа в неделю против 47,8 часов у остальных). В таком режиме работал и Саган: на протяжении всей 40-летней карьеры он публиковал в среднем по одной научной работе в месяц — вплоть до своей смерти в 1996 г.

Мы ожидали, что успешные популяризаторы науки, ответившие на вопросы нашей анкеты, выразят поддержку молодым ученым, вставшим на тот же путь. Но даже они иногда высказывали свои опасения, рекомендуя ученым, желающим закрепиться на штатной позиции, по возможности воздержаться от взаимодействия с широкой публикой до тех пор, пока они не получат должность в университете. Даниэль Канеман (Daniel Kahneman), лауреат Нобелевской премии по экономике 2002 г. и автор бестселлера 2011 г. «Думай медленно… Решай быстро» (Thinking, Fast and Slow), говорит, что широкая известность на начальном этапе карьеры противоречит устоям научного сообщества. Он считает, что славу должны приносить научные публикации, а не выступления перед публикой. «Если вы пишете книги для широкой аудитории, будучи преподавателем-ассистентом, вряд ли вам дадут постоянную профессорскую должность, потому что это несерьезно, — говорит Канеман. — В исследовательских университетах такое правило. Вы должны заниматься наукой как до зачисления на штатную должность, так и после, причем довольно долгое время».

Дэниел Гилберт (Daniel Gilbert), профессор психологии Гарвардского университета и автор книги «Спотыкаясь о счастье» (Stumbling on Happiness), согласен с этим. «Я начал [писать для массовой аудитории] в 2000 г., когда был полным штатным профессором Гарварда, — говорит он. — Я бы не рекомендовал этого делать молодым ассистентам и преподавателям без постоянной должности».

Хоть и непреднамеренно, но в конечном итоге эта осторожная политика — «дождись зачисления в штат профессоров» — ударяет по женщинам и представителям меньшинств, поскольку те редко занимают высшие академические посты. Вероятно, отчасти по причине недостаточного представительства, некоторые ученые, выходцы из меньшинств, находятся под сильным институциональным давлением, подталкивающим их к общению с публикой — независимо от того, есть у них к этому склонность или нет. «В сущности, это дополнительная работа, которую, как ожидается, они должны делать в силу своего происхождения (а не из-за их желания общаться с публикой)», — написала в своем ответе Лусианна Вальковиц (Lucianne Walkowicz), астроном из Планетария Адлера в Чикаго. «Если вы хорошо умеете излагать свои мысли и более-менее прилично держитесь перед камерой, вас пригласят выступить», — говорит Дж. Маршалл Шеперд (J. Marshall Shepherd), афроамериканец, руководитель программы атмосферных исследований в Университете Джорджии и ведущий телевизионной программы.

Как шутит Рэйчел Беркс (Raychelle Burks), ассистент-преподаватель химии из Университета св. Эдуарда в Остине, штат Техас, иногда ей кажется, что журналисты находят ее, написав в строке поиска в Google «представитель меньшинств в науке». «Как чернокожая, я полностью за равные возможности, — говорит она. — Но есть разница: тебя приглашают, потому что никто лучше тебя не сделает эту работу, или ты нужен в качестве символа равных возможностей, потому что кто-то сказал, что им нужен цветной?»

Меняя устои

Некоторые ответы на нашу анкету дают основания полагать, что публичность ученого уже не представляет такого риска для его научной карьеры, как раньше, и даже может принести пользу. Сегодня социальными сетями пользуется такое количество людей, что превращение ученого в общественного деятеля уже мало кого удивит, не то что прежде. Кроме того, привычные источники финансирования не становятся щедрее, поэтому «публичность» иногда открывает новые, нетрадиционные денежные потоки для финансирования заслуживающих внимания проектов. Взрывной рост количества пользователей социальных сетей, произошедший в последнее десятилетие, обнажил, тем не менее, поколенческий разрыв между «аборигенами» цифровых технологий и более старыми учеными. «Меня спрашивают: «Зачем ты убиваешь время на Twitter?» — говорит Крис Гантер (Chris Gunter), профессор Медицинской школы Университета Эмори, известная под ником @girlscientist. — Однако в 2014 г. журнал Nature опубликовал мою статью, начало которой положила дискуссия в Twitter».

Тем не менее наш опрос наводит на мысль, что немало передовых научно-образовательных учреждений (таких как Университет Эмори или Массачусетский технологический институт), во всей видимости, начали рассматривать пропаганду научных знаний как важнейшую сферу академической деятельности — вдобавок к традиционным научным исследованиям, преподаванию и управлению. «Во время промежуточной аттестации в Университете Эмори я ясно дал понять начальству, чем занимаюсь, — говорит биолог-паразитолог Яап де Рооде (Jaap de Roode). — Мне сказали, что это очень хорошо и для меня, и для университета: таким образом достижения становятся наглядными».

Национальный научный фонд США официально поддержал политику популяризации науки, заняв исключительную для государственных грантодателей позицию. Помимо оценки интеллектуальных достоинств проекта, фонд при рассмотрении заявок на гранты также применяет критерий «массового воздействия» на общество, включая широкое распространение среди населения информации о научных открытиях. Научным организациям, не стремящимся взаимодействовать с публикой, а также ученым старшего поколения следовало бы придерживаться той же политики.

Рассказывать о наших открытиях везде, где только можно, — только так мы, ученые, сможем покинуть башню из слоновой кости и сыграть более важную роль в формировании того общества, где мы хотели бы жить, — общества, которое придает значение фактам, поощряет научные изыскания и продолжает развиваться.

Авторы: Сусана Мартинес-Конде, Стивен Мэкник и Девин Пауэлл
Перевод: С.В. Гогин
Источник: Журнал "В мире науки" 2016.12