Жанр, который мы потеряли
О том, зачем нужна научно-популярная литература и как сделать её доходчивой, рассказывается в книге одного из активных творцов этого жанра Карла Левитина («Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого учёного»), изданной после смерти автора. Состоявшаяся презентация не была обычным потоком восхвалений представленных книг, а превратилась в продолжительную и содержательную дискуссию о значении научно-популярной литературы, её развитии в прошлом и падении в нынешние годы. Почему же эта тема вдруг захватила внимание авторов книг и участников состоявшейся дискуссии?
Что такое «туннельный эффект»
Зачем надо популяризировать науку? Казалось бы, ответ ясен: научно-популярная литература нужна молодёжи, которая осваивает азы научных знаний. Люди моего поколения помнят, как в нашем детстве мы увлечённо зачитывались брошюрами с интригующими названиями: «Было ли начало мира?», «Необыкновенные небесные явления», «Неслышимые звуки». Среди любимых книг были тома «Занимательной физики». Языком, понятным школьникам, учёные и научные журналисты рассказывали про тайны мироздания, мир кристаллов, происхождение гор. Порой в этих книгах были отрывки из научно-фантастической литературы. Да и сама эта литература, начиная с романов Жюля Верна, нередко сбивалась на популярные лекции об астрономии, геологии, палеонтологии.
Однако сочинения о науке, понятные массовому читателю, а не узкому кругу специалистов в данном предмете, нужны не только молодёжи. По словам Карла Левитина, наука страдает от так называемого туннельного эффекта. Понятия, которыми оперируют специалисты, математизированные способы объяснений наблюдаемых ими явлений становятся недоступными для других таких же узких специалистов. Прогрессирующая специализация ведёт к тому, что научные знания являются достоянием всё более ограниченного круга лиц. Учёные уподобляются землестроителям, каждая группа которых прокладывает свой туннель, но при этом понятия не имеет о том, что происходит у соседей. В результате появления всё большего числа изолированных друг от друга «туннелей» наука может остановиться в своём развитии.
Растущая специализация научных знаний грозит тем, что учёные разных, даже смежных, направлений вскоре перестанут знать, что творится за пределами их исследовательской деятельности. Неумение изложить свои открытия общепонятным человеческим языком приводит к тому, что учёный не может даже ясно объяснить, что же он открыл или собирается открыть.
Учёный обязан быть популяризатором, доказывал К. Е. Левитин. Он привёл пример Альберта Эйнштейна, который был не только гениальным учёным, но и блестящим популяризатором. Объясняя, почему Альберт Эйнштейн опередил Анри Пуанкаре, хотя последний «очень близко подошёл к теории относительности», Левитин высказал предположение, что «очевидно, Пуанкаре в отличие от Эйнштейна не сумел в достаточной мере вырастить в своём сознании Научного Журналиста, который сумел бы объяснить ему истинный смысл его собственных работ и перспективы, открываемые ими».
Что нужно для того, чтобы учёный стал Научным Журналистом? Левитин составил математически обоснованную формулу взаимоотношения между Точностью и Понятностью. Предупреждая об опасности достижения максимальной Понятности за счёт вульгаризации науки и даже её полного искажения, он предлагал пути достижения Понятности без принесения больших жертв за счёт Точности. Карл Ефимович подчёркивал, что любое научное открытие – удивительно, а поэтому популяризатор науки должен «удивить» своих читателей, передать им ощущение «удивительности» новых свершений науки.
Лишь популяризация знаний объединяет учёных и усиливает их исследовательские возможности. Напротив, упадок «научпопа» ударяет по развитию науки: учёные не могут объяснить, что они творят, и перестают понимать, что делают их коллеги и они сами.
«Научпоп» – термометр развития общества
О том, что научно-популярная литература развивается, когда в обществе существует живой интерес к науке, ярко и подробно рассказал в своей книге А. Ваганов. Оказывается, уже в петровские времена стали появляться первые научно-популярные книги и периодические издания. Упомянул он популярные среди читающей публики «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», издававшиеся в Санкт-Петербурге с 1755 по 1764 год.
Промышленный подъём в России в конце XIX века сопровождался бурным ростом «научпопа». В книге Ваганова рассказано и о «Научно-популярной библиотеке для народа» в 40 томах, выпущенной в России в 1895 – 1905 гг., «Полезной библиотеке» в 35 томах, изданной в 1894 – 1904 гг., и о многих подобных сериях, опубликованных в те годы. Тогда множество научно-популярных книг написал замечательный и плодовитый автор Н. А. Рубакин. Они были переведены на 28 языков.
В 1889 – 1913 гг. издавались различные научно-популярные журналы: «Природа и люди», «Вестник воспитания», «Наука и жизнь», «Журнал новейших открытий и изобретений», «Общедоступный техник», «Научное обозрение», «Природа», «Знание для всех».
Стремительное же развитие научно-популярной литературы началось после установления Советской власти, а особенно после начала индустриализации. Поэтому Ваганов назвал СССР «страной победившего научпопа». Серия «Занимательная наука», которая стала выходить в 1926 году, за короткое время набрала тираж более двух миллионов экземпляров, отмечает Ваганов. Эти и другие подобные книги были востребованы в быстро развивающейся стране. Ваганов пишет: «Страна требовала хлеба, стали и научно-популярной, шире научно-технической литературы… «Дайте книгу строителю!», «Паровозники без книг», «Нужны новые книги о красителях», «Дайте фрезеровщикам хороший учебник», «Нет книг для работников метро», «Книги для стахановцев – выпустим по-стахановски», «Расскажите о технических победах», «Нужен советский справочник по бетону»… Статьями с такого рода заголовками были переполнены журналы того времени».
В 1934 году возобновилось издание журнала «Наука и жизнь» тиражом в 50 тысяч экземпляров. С 1936 года начинается издание журнала «Техника – молодёжи» тиражом в 150 тысяч экземпляров.
В 1931 году по инициативе академика С. И. Вавилова создаётся академическая серия научно-популярной литературы. За 10 лет в ней вышло 113 книг. Помимо этого «научпоп» издавали в «Машметиздате», «Авиаиздате» и множестве других ведомственных издательств. В марте 1935 года была создана Главная редакция юношеской и научно-популярной литературы, руководившая изданием серий для учащихся 4 – 6-х классов («Природа вокруг нас», «Для умелых рук»), для читателей со средним образованием («Наука и техника наших дней», «Наука и техника прошлого и будущего», «Техника и оборона», «Наша Родина», «Занимательная наука», «Путешествия и экспедиции»). Существовали также серии для взрослых читателей с начальным образованием. Самой крупной серией была «Юношеская научно-техническая библиотека».
Разумеется, в условиях Великой Отечественной войны произошло сокращение числа издательств, возник острый дефицит бумаги и, как следствие этого, вдвое снизились тиражи научно-популярной литературы. Но всё-таки такую литературу продолжали выпускать. Ваганов приводит слова директора издательства «Наука» В. Васильева: «Поражает не только разнообразие тематических направлений – в массиве изданных работ были представлены все основные области науки и техники, – но и значительные для военных лет тиражи научно-популярных трудов… Так, 50-тысячными тиражами выпущены такие разные по целевому назначению издания, как книга Н. Ф. Гамалея «Грипп и борьба с ним» и К. Е. Вейгелина «Отец русской авиации – Н. Е. Жуковский»… Понятно, когда в 1942 году 25-тысячным тиражом издаётся «Очерк развития русского противогаза». Но таким же тиражом распространяются работы С. И. Вавилова («Глаз и солнце…») и… «История римской литературы» М. Н. Покровского. И это в один из самых тяжёлых периодов войны!»
Ваганов обращает внимание на то, что в разгар войны, в 1944 году, Академия наук СССР опубликовала книги академика Б. Л. Грекова «Культура Киевской Руси» и «Киевская Русь», книгу академика Н. С. Державина «Племенные и культурные связи болгарского и русского народа». Издательство «Молодая гвардия» в годы войны издавало серию «Великие люди русского народа». Вышло 26 книг.
Даже в разгар Сталинградской битвы в стране отметили 300-летие со дня рождения Исаака Ньютона. Несмотря на острый дефицит бумаги, было выпущено пять книг о нём. В разных городах страны состоялись научные сессии, посвящённые этому событию. В юбилейных мероприятиях участвовали не только учёные. Руководитель Дальневосточного пароходства Морского флота Строчков телеграфировал из Владивостока организатору юбилейных торжеств академику С. И. Вавилову, просил выслать все его печатные работы о Ньютоне. Строчков также просил: «Письмом сообщите подготовке выхода остальных сочинений переписки Ньютона предварительно послали двести рублей расходы пересылке».
Так же активно страна откликнулась на состоявшиеся в годы войны 400-летие со дня смерти Коперника и 300-летие со дня смерти Галилея. Сейчас, после вяло отмеченного в современной России юбилея М. В. Ломоносова, трудно представить себе то внимание, которое Советское государство уделило этим датам, связанным с историей науки, в годы тяжелейшей войны.
Эти юбилеи проводились не только для пропаганды знаний среди молодёжи, стремившейся к освоению научных и технических профессий. В юбилейных сессиях принимали участие маститые учёные, желавшие узнать глубже историю науки.
Но вот наступило время «новой России», когда «реформаторы» сломали «старые устои». Одной из жертв этого процесса стала научно-популярная литература. В первых же строках своей книги Карл Левитин писал о возникшей ныне острой проблеме, которая, к сожалению, игнорируется широкой общественностью: «Каких-то двадцать лет назад тиражи научно-популярных книг не опускались ниже 50 тысяч экземпляров, а журналы и вообще выходили миллионными тиражами: «Наука и жизнь» – 2,5 миллиона, «Техника – молодёжи» – 1,5 миллиона, «Знание – сила» – 700 тысяч, и сотнями тысяч расходились «Химия и жизнь»… и многие другие издания. Отдел науки обязательно был в любой уважающей себя газете и журнале, был он на радио и на телевидении… Вдобавок работали не покладая рук несколько студий научно-популярных фильмов – в Москве, Ленинграде, Свердловске… Сегодня тиражи изданий, касающихся научной тематики, упали в сотни раз, журналы и газеты уделяют науке так мало места на своих полосах, что научный журналист даже очень высокой квалификации рискует оказаться на бирже труда, и «золотые перья» потянулись в рекламу, PR и прочие хлебные в настоящий момент края».
Ваганов уточняет: тираж журнала «Наука и жизнь» в начале XXI века составил 40 тысяч экземпляров, у журнала «Знание – сила» сократился до 5 тысяч, также «Химия и жизнь» похудела до 5 тысяч. А потому последнюю часть своей книги Ваганов назвал: «Страна, победившая научпоп».
Хотя нет сомнения в том, что повсеместное падение тиражей этой литературы отчасти объясняется влиянием электронных средств информации, особенно Интернета, оно не оказало столь катастрофического воздействия за пределами нашей страны. Тиражи наиболее популярных периодических изданий по науке и технике сократились в США за последние 20 лет не более чем в два раза, и они по-прежнему имеют миллионы читателей.
К сожалению, огромные информационные возможности Интернета часто не используются теми, кто мог бы обогатить свои знания. Хотя в Интернете размещено огромное количество книг, в том числе научных, всё большее число людей не читают научно-популярных книг ни в обычном их виде, ни в электронной версии. В лучшем случае к Интернету прибегают, чтобы выхватить отдельные сведения по тому или иному предмету. Но такое общение с Всемирной паутиной не даёт целостных знаний о науке.
В то же время современный студент нередко прибегает к Интернету для того, чтобы в считанные минуты соорудить реферат для сдачи экзамена. Поэтому спортивного вида юноша сдаёт реферат, в котором написано: «В заключение своей книги я хотела бы сказать несколько слов…» Очевидно, что этот студент даже не позаботился прочитать толком текст, который он перегнал из Интернета.
На протяжении всей своей книги А. Ваганов не устаёт повторять, что интерес к науке, её истории велик, а тиражи научно-популярной литературы растут, когда общество развивается. Эта литература перестаёт издаваться, когда наука, техника, производство страны переживают спад. Поэтому он считает, что научно-популярная литература – это термометр развития общества. Совершенно очевидно, что показания этого термометра приблизились к точке замерзания.
Нужна ли нам наука?
Прежде всего надо выяснить: нужна ли современной России наука?
Факты свидетельствуют о том, что постоянная болтовня правителей страны о высокой ценности науки, необходимости развивать «наукоёмкие производства», приоритете научных подходов и оценок скрывает катастрофическое падение престижа науки. Ваганов приводит такие данные: лишь 57 % населения России в ходе опроса сочли, что научные знания нужны в повседневной жизни (в США таких было 85 %), лишь 36 % россиян хотели видеть своего ребёнка научным работником (среди американцев – 80%).
Наука стала вызывать неприязнь. Опросы выявили, что у 58 % опрошенных студентов старших курсов технического, естественного и гуманитарного профиля наука вызывает негативные ассоциации. Проведённые ранее опросы выявили неприязненное отношение студентов к учёным. 57 % студентов Санкт-Петербурга считали, что учёные больше думают о своих абстрактных проблемах, чем об интересах простых людей, 42,2 % решили, что учёные удовлетворяют свою любознательность за государственный счёт. Это значит, что в достоинства науки и благородные помыслы учёных не верили большинство из тех, кто изучает в высших учебных заведениях научные дисциплины и может превратиться в учёных (данные А. Ваганова).
А ведь ещё недавно отношение к науке и учёным было совершенно другим. По данным, приведённым советским социологом В. В. Шубкиным, в 1966 году наиболее престижными профессиями среди молодёжи считались те, что были связаны с научной работой, особенно в области математики, физики, химии. В своей книге «Начало пути» В. В. Шубкин отмечал, что с 1966 по 1972 год «на первое место выдвинулся вместо учёного-физика научный работник в области медицины. На второе место вышел писатель, восемь лет назад занимавший восьмое место. Повысили свой ранг учёный-историк, журналист, преподаватель… У молодёжи от 17 до 25 лет за последние годы растёт популярность занятий в области медицины, гуманитарных наук, образования». Несмотря на некоторые перемены в предпочтениях, с середины 60-х до начала 70-х годов советская молодёжь из нескольких десятков профессий ставила на первые места те, что были связаны с наукой и культурой.
Андрей Ваганов писал: «По данным Центра исследований и статистики науки Министерства образования и науки РФ (2005 г.), из 13 оценивавшихся с точки зрения престижности занятий в России профессия учёного оказалась на 11-м месте». Получается, что в то время, в 60 – 70-х годах, учёные лидировали в списке из нескольких десятков профессий, а ныне в коротком перечне из 13 занятий учёный оказался на одном из последних мест.
Это неудивительно. Падение престижа науки произошло одновременно с упадком её роли в обществе. В 70-х треть всех учёных мира работала в СССР. Тогда на 10 тысяч человек, занятых в народном хозяйстве Советского Союза, приходилось 100 научных сотрудников, в США – 71, в Великобритании – 49. А теперь учёных в России ценить перестали. За первые пять лет постсоветского времени число научных сотрудников в РФ сократилось в три раза – на 800 тысяч. Численность НИИ и КБ уменьшилась с 1991 года на 60 %.
Карл Левитин так вспоминал советское время: «Иметь хотя бы малое отношение к науке значило пользоваться уважением и заботой общества, пусть даже не совсем заслуженными». Говоря же о нынешних временах, Левитин сокрушался: «Что касается докторов и кандидатов наук, а также младших научных сотрудников, инженеров, доцентов и профессоров и тех, кто науку не творил, но писал о ней реалистические репортажи или фантастические повести, то в самых мрачных, заведомо нереальных прогнозах будущего развития страны они не стали бы даже рассматривать возможность такого положения, при котором всем им, чтобы выжить и прокормить семью, пришлось бы превращаться в таксистов, официантов, грузчиков, торговать пивом или привезённым из далеких азиатских стран низкосортным товаром, а то и вообще покидать места, где они родились и надеялись умереть». Только с 1991 по 1997 год в Израиль, США, страны Евросоюза выехали свыше 100 тысяч учёных.
Несмотря на постоянные заявления правителей страны о том, что её будущее будет обеспечено не экспортом сырья, а наукоёмким производством, за годы «реформ» финансирование науки сократилось и стало ниже, чем в США, в 200 раз. Правда, с 1996 года оно удвоилось, но далеко не достигло уровня 1989 года. Российская академия наук (РАН) получает меньше средств, чем в США выделяется одному университету. Вся РАН и все её 450 институтов получают за год меньше денег, чем Роман Абрамович истратил за два месяца на покупку футбольной команды «Челси» и персональной яхты.
Между тем потенциал отечественной науки ещё велик. Из 100 приоритетных в мире направлений РФ имеет по 17 результаты выше мирового уровня. Ещё в 22 направлениях сохраняется возможность выйти на мировой уровень через 5 – 7 лет.
Однако в настоящее время доля РФ на международном рынке гражданской наукоёмкой продукции составляет около 0,3 %. Объём мирового рынка наукоёмкой продукции – 2 триллиона 300 миллиардов долларов. США имеют 39 % этого рынка и получают от экспорта наукоёмкой продукции 700 миллиардов долларов. Япония – 30 % этого рынка, Германия – 16 %.
Сколько было сказано о необходимости развивать нанотехонологии! Между тем академик Юрий Третьяков писал: «Вклад российских учёных в мировую нанотехнологическую науку за последние пять-шесть лет заметно снизился и составляет сейчас 1,5 % по сравнению с 6 % в 2000 году».
Падение роли науки и её престижа в нашей стране сопровождается деградацией научных знаний. Даже те знания, которые были даны в школе и за которые были получены хотя бы удовлетворительные оценки, распадаются и вылетают из голов выпускников.
Хотя в нашей стране существует всеобщее среднее образование и основные представления о строении Вселенной, физике, химии получили все выпускники школ, с утверждением о том, что Солнце вращается вокруг Земли, не согласились лишь 67 % россиян. Это не значит, что треть населения безусловно разделяет концепцию Птолемея и верит тому, что Солнце вращается вокруг Земли. Но очевидно, что они не имеют твёрдого мнения относительно идей Коперника и Галилея, правильность которых им доказывали в школе. Вполне возможно, что им глубоко безразлично, почему день сменяется ночью, а ночь днём.
Лишь 61 % опрошенных возразили против утверждения о том, что полный оборот вокруг Солнца Земля совершает за один месяц. А это означает, что 39 % согласились с абсурдным утверждением.
«Радиоактивное молоко можно сделать безопасным, если его прокипятить» – с этим не согласились лишь 67 %. Но на самом деле не треть, а большинство населения не представляют себе природу радиоактивности. С утверждением «вся радиоактивность – дело рук человека» не согласились только 30 %.
О том, что более половины бывших учащихся забыли изученные ими предметы, говорят следующие ответы. Заявление «электроны меньше атомов» поддержали лишь 48 %. «Первые люди жили в ту же пору, что и динозавры» – только 45 % не согласились с этим утверждением. Лишь 31 % не согласились с тем, что «лазер работает, фокусируя звуковые волны».
Это означает, что знания, которые юнцам вдалбливают в течение 10 или 11 лет учёбы, у многих легко вылетают из памяти, как только они покидают школу. Информация, которой якобы перегружены выпускники школ, недолго их обременяет, и они с необыкновенной лёгкостью разбрасывают обретённые ими сокровища человеческого опыта.
Несмотря на уроки в школах, многие учащиеся не усвоили элементарных знаний о великих учёных России. В ходе одного из опросов выяснилось, что средний школьник знает 12 видов жвачки, 15 марок автомобилей, 11 пород собак и лишь две фамилии русских и советских учёных (обычно называют Ломоносова и Менделеева).
Знания, заученные в школе, вытесняются вздорными представлениями, суевериями, которые активно распространяются средствами массовой информации. Продолжая сокрушаться по поводу случившейся катастрофы, Карл Левитин писал: «Подняли голову паразитирующие на авторитете точных знаний и никогда не умирающей тяге к ним разного сорта оккультные науки и ремёсла – хиромантия, астрология, ясновидение, гадание. Гороскоп стал частью джентльменского набора даже для серьёзных изданий, не говоря уж о чисто развлекательных. Объявления о приворотах, снятии и наведении порчи, предсказании судьбы, чудесных исцелениях, мгновенных обучениях языкам, музыке и менеджменту, воинственные в своей антинаучности, стали столь же частыми и откровенными, как соседствующие с ними предложения «досуга», массажа и саун, тоже не прикрытые даже фиговым листком благопристойности».
О степени влияния лженаук говорят данные опросов: 48 % россиян считают астрологию наукой (в Финляндии 77 % не согласились с этим). В ходе опроса, проведённого под руководством М. Тарусина и опубликованного в книге «Реальная Россия» в 2006 году, выяснилось, что 19,3 % населения «безусловно верили в амулеты, оберёги», 31,6 % «скорее верили» в них. То есть таковых было более половины населения. А. Ваганов приводил данные ВЦИОМ о том, что 21 % населения России верит в приметы, 8 % – в колдовство и магию, 6 % – в инопланетян. Впрочем, как указывал он, есть данные других опросов, которые свидетельствуют о значительно более широком влиянии уфологии, астрологии и других паранормальных мифологем, охватывающем до 80 % населения. А ведь ещё недавно эти бредовые представления с успехом разоблачались в обильной научно-популярной литературе.
Крушение научно-популярного жанра – это ещё одно из проявлений деградации нашего общества, продавшего социализм за «чечевичную похлёбку» капитализма. Продолжение нынешних тенденций общественного развития приведёт к сужению и изоляции ещё сохраняющихся оазисов научно-исследовательской работы и к растущей зависимости нашей страны от зарубежных науки и техники. В то же время нельзя не согласиться с главным выводом Андрея Ваганова о том, что без решительного поворота в сторону динамичного развития страны нельзя и думать о расцвете науки и техники, об их популяризации в широких народных массах.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
Что такое «туннельный эффект»
Зачем надо популяризировать науку? Казалось бы, ответ ясен: научно-популярная литература нужна молодёжи, которая осваивает азы научных знаний. Люди моего поколения помнят, как в нашем детстве мы увлечённо зачитывались брошюрами с интригующими названиями: «Было ли начало мира?», «Необыкновенные небесные явления», «Неслышимые звуки». Среди любимых книг были тома «Занимательной физики». Языком, понятным школьникам, учёные и научные журналисты рассказывали про тайны мироздания, мир кристаллов, происхождение гор. Порой в этих книгах были отрывки из научно-фантастической литературы. Да и сама эта литература, начиная с романов Жюля Верна, нередко сбивалась на популярные лекции об астрономии, геологии, палеонтологии.
Однако сочинения о науке, понятные массовому читателю, а не узкому кругу специалистов в данном предмете, нужны не только молодёжи. По словам Карла Левитина, наука страдает от так называемого туннельного эффекта. Понятия, которыми оперируют специалисты, математизированные способы объяснений наблюдаемых ими явлений становятся недоступными для других таких же узких специалистов. Прогрессирующая специализация ведёт к тому, что научные знания являются достоянием всё более ограниченного круга лиц. Учёные уподобляются землестроителям, каждая группа которых прокладывает свой туннель, но при этом понятия не имеет о том, что происходит у соседей. В результате появления всё большего числа изолированных друг от друга «туннелей» наука может остановиться в своём развитии.
Растущая специализация научных знаний грозит тем, что учёные разных, даже смежных, направлений вскоре перестанут знать, что творится за пределами их исследовательской деятельности. Неумение изложить свои открытия общепонятным человеческим языком приводит к тому, что учёный не может даже ясно объяснить, что же он открыл или собирается открыть.
Учёный обязан быть популяризатором, доказывал К. Е. Левитин. Он привёл пример Альберта Эйнштейна, который был не только гениальным учёным, но и блестящим популяризатором. Объясняя, почему Альберт Эйнштейн опередил Анри Пуанкаре, хотя последний «очень близко подошёл к теории относительности», Левитин высказал предположение, что «очевидно, Пуанкаре в отличие от Эйнштейна не сумел в достаточной мере вырастить в своём сознании Научного Журналиста, который сумел бы объяснить ему истинный смысл его собственных работ и перспективы, открываемые ими».
Что нужно для того, чтобы учёный стал Научным Журналистом? Левитин составил математически обоснованную формулу взаимоотношения между Точностью и Понятностью. Предупреждая об опасности достижения максимальной Понятности за счёт вульгаризации науки и даже её полного искажения, он предлагал пути достижения Понятности без принесения больших жертв за счёт Точности. Карл Ефимович подчёркивал, что любое научное открытие – удивительно, а поэтому популяризатор науки должен «удивить» своих читателей, передать им ощущение «удивительности» новых свершений науки.
Лишь популяризация знаний объединяет учёных и усиливает их исследовательские возможности. Напротив, упадок «научпопа» ударяет по развитию науки: учёные не могут объяснить, что они творят, и перестают понимать, что делают их коллеги и они сами.
«Научпоп» – термометр развития общества
О том, что научно-популярная литература развивается, когда в обществе существует живой интерес к науке, ярко и подробно рассказал в своей книге А. Ваганов. Оказывается, уже в петровские времена стали появляться первые научно-популярные книги и периодические издания. Упомянул он популярные среди читающей публики «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», издававшиеся в Санкт-Петербурге с 1755 по 1764 год.
Промышленный подъём в России в конце XIX века сопровождался бурным ростом «научпопа». В книге Ваганова рассказано и о «Научно-популярной библиотеке для народа» в 40 томах, выпущенной в России в 1895 – 1905 гг., «Полезной библиотеке» в 35 томах, изданной в 1894 – 1904 гг., и о многих подобных сериях, опубликованных в те годы. Тогда множество научно-популярных книг написал замечательный и плодовитый автор Н. А. Рубакин. Они были переведены на 28 языков.
В 1889 – 1913 гг. издавались различные научно-популярные журналы: «Природа и люди», «Вестник воспитания», «Наука и жизнь», «Журнал новейших открытий и изобретений», «Общедоступный техник», «Научное обозрение», «Природа», «Знание для всех».
Стремительное же развитие научно-популярной литературы началось после установления Советской власти, а особенно после начала индустриализации. Поэтому Ваганов назвал СССР «страной победившего научпопа». Серия «Занимательная наука», которая стала выходить в 1926 году, за короткое время набрала тираж более двух миллионов экземпляров, отмечает Ваганов. Эти и другие подобные книги были востребованы в быстро развивающейся стране. Ваганов пишет: «Страна требовала хлеба, стали и научно-популярной, шире научно-технической литературы… «Дайте книгу строителю!», «Паровозники без книг», «Нужны новые книги о красителях», «Дайте фрезеровщикам хороший учебник», «Нет книг для работников метро», «Книги для стахановцев – выпустим по-стахановски», «Расскажите о технических победах», «Нужен советский справочник по бетону»… Статьями с такого рода заголовками были переполнены журналы того времени».
В 1934 году возобновилось издание журнала «Наука и жизнь» тиражом в 50 тысяч экземпляров. С 1936 года начинается издание журнала «Техника – молодёжи» тиражом в 150 тысяч экземпляров.
В 1931 году по инициативе академика С. И. Вавилова создаётся академическая серия научно-популярной литературы. За 10 лет в ней вышло 113 книг. Помимо этого «научпоп» издавали в «Машметиздате», «Авиаиздате» и множестве других ведомственных издательств. В марте 1935 года была создана Главная редакция юношеской и научно-популярной литературы, руководившая изданием серий для учащихся 4 – 6-х классов («Природа вокруг нас», «Для умелых рук»), для читателей со средним образованием («Наука и техника наших дней», «Наука и техника прошлого и будущего», «Техника и оборона», «Наша Родина», «Занимательная наука», «Путешествия и экспедиции»). Существовали также серии для взрослых читателей с начальным образованием. Самой крупной серией была «Юношеская научно-техническая библиотека».
Разумеется, в условиях Великой Отечественной войны произошло сокращение числа издательств, возник острый дефицит бумаги и, как следствие этого, вдвое снизились тиражи научно-популярной литературы. Но всё-таки такую литературу продолжали выпускать. Ваганов приводит слова директора издательства «Наука» В. Васильева: «Поражает не только разнообразие тематических направлений – в массиве изданных работ были представлены все основные области науки и техники, – но и значительные для военных лет тиражи научно-популярных трудов… Так, 50-тысячными тиражами выпущены такие разные по целевому назначению издания, как книга Н. Ф. Гамалея «Грипп и борьба с ним» и К. Е. Вейгелина «Отец русской авиации – Н. Е. Жуковский»… Понятно, когда в 1942 году 25-тысячным тиражом издаётся «Очерк развития русского противогаза». Но таким же тиражом распространяются работы С. И. Вавилова («Глаз и солнце…») и… «История римской литературы» М. Н. Покровского. И это в один из самых тяжёлых периодов войны!»
Ваганов обращает внимание на то, что в разгар войны, в 1944 году, Академия наук СССР опубликовала книги академика Б. Л. Грекова «Культура Киевской Руси» и «Киевская Русь», книгу академика Н. С. Державина «Племенные и культурные связи болгарского и русского народа». Издательство «Молодая гвардия» в годы войны издавало серию «Великие люди русского народа». Вышло 26 книг.
Даже в разгар Сталинградской битвы в стране отметили 300-летие со дня рождения Исаака Ньютона. Несмотря на острый дефицит бумаги, было выпущено пять книг о нём. В разных городах страны состоялись научные сессии, посвящённые этому событию. В юбилейных мероприятиях участвовали не только учёные. Руководитель Дальневосточного пароходства Морского флота Строчков телеграфировал из Владивостока организатору юбилейных торжеств академику С. И. Вавилову, просил выслать все его печатные работы о Ньютоне. Строчков также просил: «Письмом сообщите подготовке выхода остальных сочинений переписки Ньютона предварительно послали двести рублей расходы пересылке».
Так же активно страна откликнулась на состоявшиеся в годы войны 400-летие со дня смерти Коперника и 300-летие со дня смерти Галилея. Сейчас, после вяло отмеченного в современной России юбилея М. В. Ломоносова, трудно представить себе то внимание, которое Советское государство уделило этим датам, связанным с историей науки, в годы тяжелейшей войны.
Эти юбилеи проводились не только для пропаганды знаний среди молодёжи, стремившейся к освоению научных и технических профессий. В юбилейных сессиях принимали участие маститые учёные, желавшие узнать глубже историю науки.
Но вот наступило время «новой России», когда «реформаторы» сломали «старые устои». Одной из жертв этого процесса стала научно-популярная литература. В первых же строках своей книги Карл Левитин писал о возникшей ныне острой проблеме, которая, к сожалению, игнорируется широкой общественностью: «Каких-то двадцать лет назад тиражи научно-популярных книг не опускались ниже 50 тысяч экземпляров, а журналы и вообще выходили миллионными тиражами: «Наука и жизнь» – 2,5 миллиона, «Техника – молодёжи» – 1,5 миллиона, «Знание – сила» – 700 тысяч, и сотнями тысяч расходились «Химия и жизнь»… и многие другие издания. Отдел науки обязательно был в любой уважающей себя газете и журнале, был он на радио и на телевидении… Вдобавок работали не покладая рук несколько студий научно-популярных фильмов – в Москве, Ленинграде, Свердловске… Сегодня тиражи изданий, касающихся научной тематики, упали в сотни раз, журналы и газеты уделяют науке так мало места на своих полосах, что научный журналист даже очень высокой квалификации рискует оказаться на бирже труда, и «золотые перья» потянулись в рекламу, PR и прочие хлебные в настоящий момент края».
Ваганов уточняет: тираж журнала «Наука и жизнь» в начале XXI века составил 40 тысяч экземпляров, у журнала «Знание – сила» сократился до 5 тысяч, также «Химия и жизнь» похудела до 5 тысяч. А потому последнюю часть своей книги Ваганов назвал: «Страна, победившая научпоп».
Хотя нет сомнения в том, что повсеместное падение тиражей этой литературы отчасти объясняется влиянием электронных средств информации, особенно Интернета, оно не оказало столь катастрофического воздействия за пределами нашей страны. Тиражи наиболее популярных периодических изданий по науке и технике сократились в США за последние 20 лет не более чем в два раза, и они по-прежнему имеют миллионы читателей.
К сожалению, огромные информационные возможности Интернета часто не используются теми, кто мог бы обогатить свои знания. Хотя в Интернете размещено огромное количество книг, в том числе научных, всё большее число людей не читают научно-популярных книг ни в обычном их виде, ни в электронной версии. В лучшем случае к Интернету прибегают, чтобы выхватить отдельные сведения по тому или иному предмету. Но такое общение с Всемирной паутиной не даёт целостных знаний о науке.
В то же время современный студент нередко прибегает к Интернету для того, чтобы в считанные минуты соорудить реферат для сдачи экзамена. Поэтому спортивного вида юноша сдаёт реферат, в котором написано: «В заключение своей книги я хотела бы сказать несколько слов…» Очевидно, что этот студент даже не позаботился прочитать толком текст, который он перегнал из Интернета.
На протяжении всей своей книги А. Ваганов не устаёт повторять, что интерес к науке, её истории велик, а тиражи научно-популярной литературы растут, когда общество развивается. Эта литература перестаёт издаваться, когда наука, техника, производство страны переживают спад. Поэтому он считает, что научно-популярная литература – это термометр развития общества. Совершенно очевидно, что показания этого термометра приблизились к точке замерзания.
Нужна ли нам наука?
Прежде всего надо выяснить: нужна ли современной России наука?
Факты свидетельствуют о том, что постоянная болтовня правителей страны о высокой ценности науки, необходимости развивать «наукоёмкие производства», приоритете научных подходов и оценок скрывает катастрофическое падение престижа науки. Ваганов приводит такие данные: лишь 57 % населения России в ходе опроса сочли, что научные знания нужны в повседневной жизни (в США таких было 85 %), лишь 36 % россиян хотели видеть своего ребёнка научным работником (среди американцев – 80%).
Наука стала вызывать неприязнь. Опросы выявили, что у 58 % опрошенных студентов старших курсов технического, естественного и гуманитарного профиля наука вызывает негативные ассоциации. Проведённые ранее опросы выявили неприязненное отношение студентов к учёным. 57 % студентов Санкт-Петербурга считали, что учёные больше думают о своих абстрактных проблемах, чем об интересах простых людей, 42,2 % решили, что учёные удовлетворяют свою любознательность за государственный счёт. Это значит, что в достоинства науки и благородные помыслы учёных не верили большинство из тех, кто изучает в высших учебных заведениях научные дисциплины и может превратиться в учёных (данные А. Ваганова).
А ведь ещё недавно отношение к науке и учёным было совершенно другим. По данным, приведённым советским социологом В. В. Шубкиным, в 1966 году наиболее престижными профессиями среди молодёжи считались те, что были связаны с научной работой, особенно в области математики, физики, химии. В своей книге «Начало пути» В. В. Шубкин отмечал, что с 1966 по 1972 год «на первое место выдвинулся вместо учёного-физика научный работник в области медицины. На второе место вышел писатель, восемь лет назад занимавший восьмое место. Повысили свой ранг учёный-историк, журналист, преподаватель… У молодёжи от 17 до 25 лет за последние годы растёт популярность занятий в области медицины, гуманитарных наук, образования». Несмотря на некоторые перемены в предпочтениях, с середины 60-х до начала 70-х годов советская молодёжь из нескольких десятков профессий ставила на первые места те, что были связаны с наукой и культурой.
Андрей Ваганов писал: «По данным Центра исследований и статистики науки Министерства образования и науки РФ (2005 г.), из 13 оценивавшихся с точки зрения престижности занятий в России профессия учёного оказалась на 11-м месте». Получается, что в то время, в 60 – 70-х годах, учёные лидировали в списке из нескольких десятков профессий, а ныне в коротком перечне из 13 занятий учёный оказался на одном из последних мест.
Это неудивительно. Падение престижа науки произошло одновременно с упадком её роли в обществе. В 70-х треть всех учёных мира работала в СССР. Тогда на 10 тысяч человек, занятых в народном хозяйстве Советского Союза, приходилось 100 научных сотрудников, в США – 71, в Великобритании – 49. А теперь учёных в России ценить перестали. За первые пять лет постсоветского времени число научных сотрудников в РФ сократилось в три раза – на 800 тысяч. Численность НИИ и КБ уменьшилась с 1991 года на 60 %.
Карл Левитин так вспоминал советское время: «Иметь хотя бы малое отношение к науке значило пользоваться уважением и заботой общества, пусть даже не совсем заслуженными». Говоря же о нынешних временах, Левитин сокрушался: «Что касается докторов и кандидатов наук, а также младших научных сотрудников, инженеров, доцентов и профессоров и тех, кто науку не творил, но писал о ней реалистические репортажи или фантастические повести, то в самых мрачных, заведомо нереальных прогнозах будущего развития страны они не стали бы даже рассматривать возможность такого положения, при котором всем им, чтобы выжить и прокормить семью, пришлось бы превращаться в таксистов, официантов, грузчиков, торговать пивом или привезённым из далеких азиатских стран низкосортным товаром, а то и вообще покидать места, где они родились и надеялись умереть». Только с 1991 по 1997 год в Израиль, США, страны Евросоюза выехали свыше 100 тысяч учёных.
Несмотря на постоянные заявления правителей страны о том, что её будущее будет обеспечено не экспортом сырья, а наукоёмким производством, за годы «реформ» финансирование науки сократилось и стало ниже, чем в США, в 200 раз. Правда, с 1996 года оно удвоилось, но далеко не достигло уровня 1989 года. Российская академия наук (РАН) получает меньше средств, чем в США выделяется одному университету. Вся РАН и все её 450 институтов получают за год меньше денег, чем Роман Абрамович истратил за два месяца на покупку футбольной команды «Челси» и персональной яхты.
Между тем потенциал отечественной науки ещё велик. Из 100 приоритетных в мире направлений РФ имеет по 17 результаты выше мирового уровня. Ещё в 22 направлениях сохраняется возможность выйти на мировой уровень через 5 – 7 лет.
Однако в настоящее время доля РФ на международном рынке гражданской наукоёмкой продукции составляет около 0,3 %. Объём мирового рынка наукоёмкой продукции – 2 триллиона 300 миллиардов долларов. США имеют 39 % этого рынка и получают от экспорта наукоёмкой продукции 700 миллиардов долларов. Япония – 30 % этого рынка, Германия – 16 %.
Сколько было сказано о необходимости развивать нанотехонологии! Между тем академик Юрий Третьяков писал: «Вклад российских учёных в мировую нанотехнологическую науку за последние пять-шесть лет заметно снизился и составляет сейчас 1,5 % по сравнению с 6 % в 2000 году».
Падение роли науки и её престижа в нашей стране сопровождается деградацией научных знаний. Даже те знания, которые были даны в школе и за которые были получены хотя бы удовлетворительные оценки, распадаются и вылетают из голов выпускников.
Хотя в нашей стране существует всеобщее среднее образование и основные представления о строении Вселенной, физике, химии получили все выпускники школ, с утверждением о том, что Солнце вращается вокруг Земли, не согласились лишь 67 % россиян. Это не значит, что треть населения безусловно разделяет концепцию Птолемея и верит тому, что Солнце вращается вокруг Земли. Но очевидно, что они не имеют твёрдого мнения относительно идей Коперника и Галилея, правильность которых им доказывали в школе. Вполне возможно, что им глубоко безразлично, почему день сменяется ночью, а ночь днём.
Лишь 61 % опрошенных возразили против утверждения о том, что полный оборот вокруг Солнца Земля совершает за один месяц. А это означает, что 39 % согласились с абсурдным утверждением.
«Радиоактивное молоко можно сделать безопасным, если его прокипятить» – с этим не согласились лишь 67 %. Но на самом деле не треть, а большинство населения не представляют себе природу радиоактивности. С утверждением «вся радиоактивность – дело рук человека» не согласились только 30 %.
О том, что более половины бывших учащихся забыли изученные ими предметы, говорят следующие ответы. Заявление «электроны меньше атомов» поддержали лишь 48 %. «Первые люди жили в ту же пору, что и динозавры» – только 45 % не согласились с этим утверждением. Лишь 31 % не согласились с тем, что «лазер работает, фокусируя звуковые волны».
Это означает, что знания, которые юнцам вдалбливают в течение 10 или 11 лет учёбы, у многих легко вылетают из памяти, как только они покидают школу. Информация, которой якобы перегружены выпускники школ, недолго их обременяет, и они с необыкновенной лёгкостью разбрасывают обретённые ими сокровища человеческого опыта.
Несмотря на уроки в школах, многие учащиеся не усвоили элементарных знаний о великих учёных России. В ходе одного из опросов выяснилось, что средний школьник знает 12 видов жвачки, 15 марок автомобилей, 11 пород собак и лишь две фамилии русских и советских учёных (обычно называют Ломоносова и Менделеева).
Знания, заученные в школе, вытесняются вздорными представлениями, суевериями, которые активно распространяются средствами массовой информации. Продолжая сокрушаться по поводу случившейся катастрофы, Карл Левитин писал: «Подняли голову паразитирующие на авторитете точных знаний и никогда не умирающей тяге к ним разного сорта оккультные науки и ремёсла – хиромантия, астрология, ясновидение, гадание. Гороскоп стал частью джентльменского набора даже для серьёзных изданий, не говоря уж о чисто развлекательных. Объявления о приворотах, снятии и наведении порчи, предсказании судьбы, чудесных исцелениях, мгновенных обучениях языкам, музыке и менеджменту, воинственные в своей антинаучности, стали столь же частыми и откровенными, как соседствующие с ними предложения «досуга», массажа и саун, тоже не прикрытые даже фиговым листком благопристойности».
О степени влияния лженаук говорят данные опросов: 48 % россиян считают астрологию наукой (в Финляндии 77 % не согласились с этим). В ходе опроса, проведённого под руководством М. Тарусина и опубликованного в книге «Реальная Россия» в 2006 году, выяснилось, что 19,3 % населения «безусловно верили в амулеты, оберёги», 31,6 % «скорее верили» в них. То есть таковых было более половины населения. А. Ваганов приводил данные ВЦИОМ о том, что 21 % населения России верит в приметы, 8 % – в колдовство и магию, 6 % – в инопланетян. Впрочем, как указывал он, есть данные других опросов, которые свидетельствуют о значительно более широком влиянии уфологии, астрологии и других паранормальных мифологем, охватывающем до 80 % населения. А ведь ещё недавно эти бредовые представления с успехом разоблачались в обильной научно-популярной литературе.
Крушение научно-популярного жанра – это ещё одно из проявлений деградации нашего общества, продавшего социализм за «чечевичную похлёбку» капитализма. Продолжение нынешних тенденций общественного развития приведёт к сужению и изоляции ещё сохраняющихся оазисов научно-исследовательской работы и к растущей зависимости нашей страны от зарубежных науки и техники. В то же время нельзя не согласиться с главным выводом Андрея Ваганова о том, что без решительного поворота в сторону динамичного развития страны нельзя и думать о расцвете науки и техники, об их популяризации в широких народных массах.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
3349
2012.09.08 13:01:47
