Нравственны от рождения

Многие интуитивные представления о нравственности — это быстрые автоматические суждения о поведении, которые связаны с глубокими чувствами справедливости и целесообразности. Они обычно возникают не в результате обдуманной, сознательной оценки под влиянием определенной причины. Если вы станете свидетелем того, как человек намеренно нарушает один из перечисленных выше универсальных моральных принципов, вероятнее всего, на интуитивном уровне у вас возникнет отторжение такого поведения. Вопиющий пример: ребенок, мирно игравший в песочнице, получает оплеуху от своей бабушки. Если вы такое увидите, у вас мгновенно возникнет суждение об этом поступке как о плохом, неправильном, недопустимом — и вы будете справедливо возмущены. Если спросить о вашем суждении, вы без труда его объясните. Такой пример, однако, плохо помогает ответить на вопрос Юма. Хайдт придумал другую историю и стал преподносить ее самым разным людям:
 

Правильно ли, что они занялись любовью? Хайдт хорошо продумал детали, чтобы задеть все глубинные инстинкты и моральные устои. Он определяет нравственную интуицию как “внезапное появление в сознании или на его периферии оценочного чувства (нравится — не нравится, хорошо — плохо) о личности или поступках человека, без осознавания того, что были пройдены какие-то этапы поиска и оценки доказательств, некие шаги для выведения заключения”. В своем сценарии Хайдт заранее дал вразумительные ответы на любое возражение. Он не сомневался, что большинство людей сочтет поступок брата с сестрой неправильным и отвратительным (так почти все и говорили), однако хотел добраться до истоков таких суждений (если они вообще существуют), по-видимому, общих для всех нас. Почему это неправильно? Что говорит ваш рациональный мозг? Как и ожидалось, многие отвечали, что в результате кровосмешения могли родиться увечные дети или что этот опыт мог ранить брата с сестрой эмоционально. Однако в истории содержатся опровержения обоих предположений. Хайдт обнаружил, что большинство опрошенных в конце концов говорили: “Не могу объяснить, просто знаю, что это неправильно”. Рациональное это суждение или интуитивное? Мы усвоили моральный принцип, что инцест недопустим, благодаря своим родителям, религии или культуре или это врожденное, естественное правило, которое нам с трудом удается преодолеть с помощью рациональных аргументов?
 

Во всех культурах инцест табуирован. Общепризнанно, что это дурное поведение человека. В 1891 году финский антрополог Эдвард Вестермарк выдвинул следующую гипотезу: поскольку люди не способны автоматически распознавать своих родных братьев и сестер по виду (отсюда все эти фильмы, в которых сестра и брат росли порознь, случайно встретились и влюбились друг в друга), у человека появился врожденный механизм, который препятствует инцесту и обычно работает. Он вызывает у человека равнодушие или отвращение при мысли о сексуальных отношениях с людьми, с которыми он ребенком провел много времени. Получается, что друзья детства и сводные братья и сестры, выросшие вместе, помимо родных, тоже не должны жениться друг на друге. И это подтверждается соответствующими исследованиями.
 

Специалист по эволюционной психологии Дебра Либерман продолжила изучение этого вопроса. Ее интересовало, каким образом личный запрет на инцест (“Секс с моим родственником предосудителен”) обобщается (“Инцест неприемлем для всех”) и происходит ли это спонтанно изнутри или приобретается в процессе научения. Она обнаружила, что чем больше времени человек провел под одной крышей с братьями и сестрами (родными, приемными или сводными), тем, как правило, сильнее его индивидуальная моральная установка против инцеста, которая при этом не зависит ни от усвоения установок общества или родителей, ни от степени родства.
 

Избегание инцеста — не рационально усвоенное поведение или позиция, которую нам внушили родители, друзья или религиозные наставники. Если бы этот запрет был рациональным, то не распространялся бы на приемных и сводных братьев и сестер. Это признак, отобранный эволюционно, поскольку во многих ситуациях он предотвращал рождение потомства, менее здорового из-за кровосмешения и экспрессии рецессивных генов. Он врожденный, вот почему он универсален для всех культур.
 

Однако ваш сознательный, рациональный мозг понятия не имеет о том, что в вас действует врожденная система избегания инцеста. Он знает лишь, что в истории Хайдта брат и сестра вступили в сексуальные отношения и что это ПЛОХО. И когда вас спрашивают, почему же это плохо, ваш интерпретатор, который работает только с имеющейся у него информацией (в которую обычно не входит последняя научная литература об избегании инцеста, зато входят неприятные чувства), пытается дать объяснение и выдает целый ряд соображений.

Другой подход к вопросу, существуют ли универсальные моральные суждения, избрал Марк Хаузер со своими коллегами. Они прибегли к интернету и классической проблеме вагонетки, разработанной философами Филиппой Фут и Джудит Джарвис Томсон. Хаузер предположил, что если нравственные суждения — результат рационального процесса, то люди различных возрастов и культур по-разному разрешат абстрактные моральные дилеммы. А каково ваше решение?

Неуправляемая вагонетка несется на пятерых человек, которые погибнут, если она продолжит свое движение. Единственная возможность их спасти есть у Дениз, пассажирки поезда, — она может переключить стрелку, что направит вагонетку на запасной путь, где та убьет одного человека вместо пяти. Должна ли Дениз переключить стрелку, чтобы спасти пять жизней ценой одной?
 

Из более чем 200 тысяч людей по всему миру, отвечавших на вопрос, 89% согласились, что Дениз следует перенаправить вагонетку. Но затем всем дали другую задачу:

На этот вопрос 89% людей ответили отрицательно. Между разными возрастными и культурными группами наблюдается удивительное единодушие: на вторую дилемму все дают ответ, противоположный ответу на первую, хотя арифметика (спасти пять жизней, допустив одну смерть) одинакова в обеих. Когда людей спрашивают, почему они дали такой ответ (какой бы ни был), они приводят множество объяснений, не слишком логичных. Учитывая, что мы узнали о нашем модуле интерпретации, вполне ожидаемо, что объяснения звучат самые разные. Специалистам по нейронаукам не очень интересно, что это за объяснения, им важно понять, существуют ли в мозге центры или системы нравственных суждений, какого рода дилеммы их активируют и какие зоны мозга работают, когда принимаются моральные решения.
 

Джошуа Грин и его коллеги взялись выяснить, задействуются ли одни и те же части мозга при решении обеих задач. Они сканировали мозг испытуемых, пока те решали, что ответить. В случае первой дилеммы, безличной (переключить стрелку), усиливалась активность зон мозга, относящихся к абстрактному мышлению и решению задач, а в случае второй, личностной (незнакомца надо физически коснуться и столкнуть), — активность областей, связанных с эмоциями и социальным познанием. Существуют две интерпретации этих результатов. Я уже намекнул, в чем, по мнению Грина, разница — безличное против личностного. Однако Марку Хаузеру это не кажется убедительным, он считает, что в двух дилеммах слишком много переменных, чтобы сводить все к противопоставлению личностного и безличного. Реакции людей можно также объяснить с той точки зрения, что средства не оправдывают цель, — философским принципом, согласно которому допустимо причинить вред, если это побочный результат достижения большего блага, но нельзя вредить просто так. Тогда дело сводится к оцениванию поступка, основанного на намерении. С какой бы интерпретацией мы ни соглашались, главное, что в человеке существуют универсальные сдерживающие начала, которые срабатывают в определенных ситуациях и останавливают его от совершения каких-то действий.

Антонио Дамасио вместе со своей группой помог ответить на вопрос, играют ли эмоциональные реакции причинную роль в вынесении моральных суждений. Он работал с группой пациентов, у которых была повреждена часть мозга, необходимая для нормального возникновения эмоций, — вентромедиальная префронтальная кора. Они испытывали проблемы как с проявлением эмоций, так и с управлением ими, однако имели совершенно нормальные общий интеллект, логическое мышление и декларативные знания о социальных и моральных нормах. Команда Дамасио предположила, что если эмоциональные реакции (опосредованные вентромедиальной префронтальной корой) влияют на моральные суждения, то у таких пациентов решения личностных моральных дилемм (вроде проблемы вагонетки во втором варианте) будут прагматическими, а решения безличных задач — обычными. Во время сканирования мозга пациенты сначала отвечали на вопросы, связанные с разрешением низкоконфликтных ситуаций, например “Правильно ли будет убить вашего начальника?”. Как здоровые испытуемые из контрольной группы, так и пациенты с поврежденным мозгом отвечали:

“Нет, неправильно, это безумие”.

Однако все изменилось, когда речь пошла о высококонфликтных, личностных нравственных дилеммах (допустимо ли причинить вред одним людям ради блага других), которые обычно вызывают у людей сильные эмоции. Помимо второго варианта проблемы вагонетки, испытуемым предлагалась такая ситуация: “Идет жестокая война, вы прячетесь от вражеских солдат в комнате с десятью другими людьми, включая маленького ребенка. Тот начинает плакать, а это выдаст ваше тайное место. Правильно ли будет задушить ребенка, чтобы остальных девятерых человек не обнаружили и не убили?” При такой постановке вопроса суждения и реакции пациентов с поражениями вентромедиальной префронтальной коры существенно отличались от обычных (в контрольной группе). Не испытывая эмоциональных реакций на эти сюжеты, они давали быстрые и прагматические ответы: конечно, толстяка надо столкнуть на рельсы; естественно, ребенка следует задушить.

Хайдт и Крейг Джозеф создали список универсальных составляющих нравственности, сравнив работы об универсалиях человека, культурных различиях в сфере морали и о зачатках нравственности у шимпанзе. Выделенные ими пять пунктов связаны со страданием (надо помогать другим и не причинять им вреда), взаимностью (из нее рождается чувство справедливости), иерархией (уважением к старшим и к тем, кто имеет отношение к законной власти), сплоченностью (верностью своей группе) и чистотой (восхвалением чистоты и избеганием оскверняющего и развратного поведения). Интуитивные моральные суждения основываются на этих составляющих, которые возникли, чтобы улаживать особые жизненные ситуации наших предков охотников-собирателей. Они жили в социальном мире, складывавшемся из групп, каждую из которых составляли преимущественно родственники, объединившиеся ради выживания. Время от времени они наталкивались на другие группы людей, иногда враждебные, иногда с более тесными внутренними связями, но все решали одинаковые проблемы выживания: ограниченные ресурсы, как поесть и не оказаться самому съеденным, поиск укрытий, размножение и забота о потомстве. В процессе взаимодействия друг с другом наши предки нередко оказывались перед выбором, и в некоторых ситуациях им приходилось решать проблемы, которые мы сегодня называем моральными и этическими. Выживание человека зависело и от выживания группы, которая обеспечивала ему защиту своей численностью, и от его личных навыков в составе социальной группы и в физическом мире. Отдельные люди и группы, которые выживали и оставляли потомство, были теми, кто успешно справлялся с моральными задачами. Дарвин писал:
 

Список составляющих нравственности, созданный Хайдтом и Джозефом, а стало быть, то, что они считают нравственными устоями разных обществ, обширнее, чем аналогичные перечни других западных психологов. Они приписывают это влиянию не только западной культуры, но и культуры политически либеральных университетов, откуда выпустились исследователи. По их мнению, два первых пункта, которые сосредоточены на отдельном человеке, составляют основу западной культуры и идеологию либерализма, тогда как остальные три, ориентированные на выживание группы, включены в мораль других мировых культур и консерваторов.
 

Хотя составляющие нравственности универсальны, этого нельзя сказать о добродетелях, основанных на их переплетении. Добродетели — это то, что ценится в определенном обществе или культуре как благонравное поведение, которое можно усвоить. В разных культурах по-разному ценятся различные аспекты этих пяти составляющих. Семья, социальная среда и культура каждого из нас влияют на наше мышление и поведение. Следовательно, то, что определенная культура, политическая партия или даже семья считает добродетельным (нравственным достоинством), не универсально. Вот что определяет культурные различия в отношении морали и может объяснить вариант проблемы вагонетки, придуманный Пинкером. Хайдт полагает, что за отличиями политических партий Америки друг от друга стоят различия в том, какую ценность имеют для них пять составляющих нравственности.

Нейробиолог Ребекка Сакс предположила, что, когда мы пытаемся понять принципы и моральные установки другого или стараемся вычислить его представления и повлиять на них, дело не ограничивается просто симулированием эмоций. Чтобы проверить эту гипотезу, она с группой коллег сканировала мозг испытуемых, которые в это время решали классическую задачу на понимание ложных убеждений. В ней Салли и Энн находятся в комнате. Салли прячет шар в голубую коробку на глазах у Энн, а затем выходит из комнаты. Тогда Энн встает и перекладывает шар в красную коробку. Салли возвращается в комнату. Вопрос: где, по мнению Салли, находится шар? Дети младше четырех лет отвечают, что Салли думает — шар в красной коробке. Они не понимают, что существуют ложные представления. Дети от четырех до пяти лет — уже начинают понимать и говорят, что Салли считает, будто шар в голубой коробке. Эта способность, которая развивается и начинает работать в возрасте от 4 до 5 лет, позволяет осознавать, что представления других людей могут быть ложными. Сакс обнаружила, что у взрослых испытуемых активизируется определенная зона правого полушария, когда они размышляют о представлениях других людей; когда им напрямую сообщают о чьих-то взглядах в письменной форме; когда они следуют нестрогим указаниям, чтобы понять представления другого, и когда им нужно предугадывать поступки человека, который придерживается ложного убеждения.
 

Впервые услышав об этих результатах, я поразился, что такой механизм располагается в правой половине мозга. Ведь если информация о представлениях других людей размещается в правом полушарии, значит, у пациентов с расщепленным мозгом она не может дойти до левого, которое решает задачи и обладает языковой способностью. Получается, у них должен нарушаться процесс вынесения моральных суждений. Но этого не происходит. В этом смысле пациенты с расщепленным мозгом ведут себя, как все остальные. Мы с коллегами снова протестировали наших безгранично терпеливых пациентов. Мы уже знали, что информация о целях других людей находится в левом полушарии, и пока приняли на веру, что способность судить о представлениях других располагается в правом. И предложили нашим испытуемым с расщепленным мозгом ответить на такие вопросы:
 

1. Секретарша Сьюзи думает, что кладет сахар в кофе своего начальника, но на самом деле это яд, случайно оставленный одним химиком. Начальник выпивает кофе и умирает. Допустимо ли было действие Сьюзи?

2. Секретарша Сьюзи хочет “убрать” своего начальника и подсыпает ему в кофе яд, который в действительности оказывается сахаром. Начальник выпивает кофе и чувствует себя прекрасно. Было ли действие Сьюзи допустимым?

Обеспокоит ли слушателя этих историй только их развязка, или же он будет оценивать все, исходя из представлений действующего лица? Если бы эти вопросы задали вам или мне, мы сочли бы первое действие допустимым, поскольку Сьюзи думала, что с кофе все в порядке. Однако во втором случае мы назвали бы ее поведение неприемлемым, поскольку секретарша считала, что дает начальнику отравленный кофе. Мы судим на основании намерений Сьюзи, ее представлений. А что скажут пациенты с расщепленным мозгом? Ожидалось, что их будет заботить только исход событий, поскольку у них область мозга, связанная с представлениями других, отделена от зон, ответственных за решение задач, язык и речь. Именно это мы и увидели: их суждения опирались исключительно на результаты.
 

Например, пациенту JW предложили такую историю. Официантка думает, что у посетителя ресторана сильная аллергия на семена кунжута, и намеренно подает ему еду с ними. Все кончается хорошо, так как в итоге оказывается, что никакой аллергии у посетителя не было. JW тут же рассудил, что поступок официантки допустим. Поскольку пациенты с расщепленным мозгом совершенно нормально функционируют в реальном мире, нас не удивило то, что произошло дальше. Спустя несколько секунд, после того как его сознательный мозг обработал только что сказанное, JW попытался логически обосновать (интерпретатор спешит на помощь) свой ответ: “Кунжутные семена такие крохотные — они не могут никому навредить”. Ему пришлось приспосабливать собственный автоматический ответ, который не учитывал информацию о представлениях официантки, к тому, что он на рациональном и сознательном уровне знает о допустимом поведении.

Мы часто считаем дилеммы, имеющие отношение к справедливости, моральными. Одно интереснейшее и широко известное открытие связано с так называемой игрой в ультиматум. Единственный раунд, двое участников. Одному из них дают 20 долларов, он должен поделиться ими с другим игроком, причем самостоятельно решить, какую часть денег отдать. Обоим достается такая сумма, какую первой предложит обладатель 20 долларов. Однако, если игрок, которому предлагают часть денег, от нее отказывается, никто ничего не получает. С рациональной точки зрения игрок, которому предлагают деньги, должен соглашаться на любую сумму, потому что это единственный способ остаться с прибылью.

Тем не менее люди реагируют иначе. Они принимают деньги, только если находят предложение справедливым — когда им предлагают по крайней мере 6-8 долларов. Эрнст Фер и его коллеги использовали транскраниальную электростимуляцию, чтобы временно вывести из строя префронтальную кору. Они обнаружили, что, когда работа ее правой дорсолатеральной части нарушена, игроки соглашаются на предложения меньшей суммы, хотя по-прежнему считают их несправедливыми. Если подавление этой зоны мозга усиливает корыстные реакции на несправедливые предложения, значит, в норме она подавляет эгоизм (готовность принять любое предложение) и снижает влияние шкурных побуждений на процесс принятия решений, то есть играет ключевую роль в осуществлении справедливых действий.
 

Исследования, проведенные группой Дамасио, подтвердили, что правая дорсолатеральная часть префронтальной коры подавляет эгоистические реакции. Ученые предлагали пройти тест на моральные принципы взрослым, у которых с детства была повреждена эта зона. Их ответы, как и поведение, носили безмерно эгоцентрический характер. Они плохо сдерживали проявления эгоизма и не могли принять чужую точку зрения. Люди же с подобными поражениями мозга, произошедшими во взрослом возрасте (другая группа пациентов Дамасио), адаптированы лучше. По-видимому, нейронные системы, поврежденные в раннем возрасте, были критически важны для приобретения социального знания.
 

Обнаружилось немало моральных схем, которые, похоже, распределены по всему головному мозгу. Нам свойственно множество врожденных реакций на социальный мир (включая автоматическое сопереживание, безотчетную оценку других людей и эмоциональные реакции), которые влияют на наши моральные суждения. Впрочем, обычно мы не думаем об этих автоматических реакциях и не опираемся на них, когда объясняем свои решения. В большинстве случаев люди в своих действиях руководствуются моральными принципами, но настаивают на иных причинах собственных поступков. Все дело в какофонии факторов, управляющих нашим поведением и суждениями. В их числе — эмоциональные системы и особые системы нравственных суждений. Сначала проявляется наше врожденное моральное поведение, а затем мы его интерпретируем. Мы сами верим в эту интерпретацию, так что она становится значимой частью нашей жизни. Однако инициируются наши реакции теми универсальными свойствами, которыми мы все наделены.
 

Похоже, все мы имеем общие нравственные сети и системы и склонны одинаково реагировать на сходные задачи. Мы отличаемся друг от друга не поведением, а своими теориями, которыми объясняем собственные реакции, и весом, который придаем разным системам морали. Я думаю, людям с разными системами взглядов стало бы гораздо проще ладить друг с другом, если бы они поняли, что источники всех конфликтов — наши теории и ценность, которую мы им приписываем.
 

Наш мозг создал нейронные сети, которые позволяют нам благополучно развиваться в социальном контексте. Даже младенцами мы выносим суждения, делаем выбор и основываем свое поведение на действиях других. Людям, которые нам мешают, мы предпочитаем тех, кто готов нам помогать или хотя бы не вредит. Мы понимаем, когда другому нужна помощь, и охотно помогаем из альтруистических побуждений. Наша обширная система зеркальных нейронов дает нам возможность понимать намерения и эмоции других людей, а модуль интерпретации на основании этой информации создает о них теории. Тот же модуль мы используем, чтобы сочинять историю о самих себе. Поскольку социальный контекст меняется по мере накопления знаний об истинной природе человека, возможно, мы захотим перемен в том, как проживаем и понимаем нашу социальную жизнь — особенно в отношении правосудия и наказания.