Динозавры взлетают

Археоптерикс
 

За моим окном сидит динозавр. Я пишу и смотрю на него. Не фотография на рекламном щите, или копия скелета из музея, или одна из этих мерзких аниматронных моделей из парка развлечений. Настоящий, взаправдашний, живой, дышащий динозавр. Потомок тех отважных динозавроморфов, появившихся на Пангее 250 млн лет назад, часть той же родословной, что и бронтозавр с трицератопсом, двоюродный брат тираннозавра и велоцираптора.

Ростом с домашнего кота, но с длинными передними лапами, сложенными на груди, и с короткими тонкими задними. Большая часть его ярко белая, как свадебное платье, но передние лапы серые по краям, а самые кончики — черные. Динозавр стоит на соседней крыше с гордо поднятой головой, его королевский профиль резко выделяется на фоне темных облаков Восточной Шотландии. Когда солнце на миг прорывается сквозь тучи, его глаза-бусинки блестят и посматривают туда-сюда. Несомненно, передо мной существо с острыми чувствами и развитым интеллектом и оно что-то замышляет. Может быть, динозавр знает, что я за ним наблюдаю.

 

Затем, без предупреждения, он широко открывает рот и испускает тонкий визг — сигнал тревоги для соплеменников, а может, брачный призыв. А может быть, угроза мне. Что бы это ни было, сигнал ясно слышен даже через двойное остекление, и сейчас я рад, что нас разделяет стекло.
 

Покрытое пухом и перьями создание снова замолкает, поворачивает шею, и теперь оно смотрит прямо на меня. Существо определенно знает, что я здесь. Жду еще одного крика, но, к моему удивлению, оно закрывает рот, его челюсти собираются вместе и образуют острый желтый клюв с крючком на конце. Зубов нет, вид у клюва неприятный, таким оружием можно нанести серьезный урон. Ощущая себя в безопасности, я легонько постукиваю по стеклу.
 

И тогда существо отправляется в путь. С изяществом, которое можно лишь попытаться описать, оно отталкивается перепончатыми ногами от черепицы, распахивает оперенные передние лапы и прыгает навстречу бризу. Существо исчезает из виду среди деревьев, вероятно на пути к Северному морю.
 

Динозавр, которого я увидел, — чайка. Вокруг Эдинбурга их тысячи. Я вижу их каждый день, иногда — как они ныряют в море за рыбой в километре к северу от моего дома, но чаще — как они копаются в мусоре на улицах Старого города. Иногда я замечаю, как одна из них пикирует и выхватывает кусочек картошки фри у ничего не подозревающего туриста, а потом взмывает обратно в небо. Такое поведение — хитрость, ловкость, вредность — выдает внутреннего велоцираптора в ничем не примечательной чайке. Чайки и все остальные птицы произошли от динозавров. Они и есть динозавры. Другими словами, птицы могут проследить свою родословную до общего предка динозавров, и поэтому они такие же динозавры, как тираннозавр, бронтозавр или трицератопс. Аналогично, мои двоюродные братья и я — Брусатти, потому что мы можем проследить свою родословную до одного и того же деда. Птицы — это просто подгруппа динозавров, как тираннозавры или завроподы, одна из ветвей на генеалогическом древе динозавров.
 

Это настолько важная мысль, что ее стоит повторить. Птицы — динозавры. Да, это может быть трудно осознать. Я часто вижу людей, которые пытаются спорить со мной и говорят: конечно, птицы, может, и произошли от динозавров, но они настолько отличаются от тираннозавра, бронтозавра и других знаменитых динозавров, что их нельзя относить к одной группе. Они мелкие, у них есть перья, они летают — не надо называть их динозаврами.
 

На первый взгляд звучит разумно. Но у меня всегда наготове ответ. Летучие мыши выглядят и ведут себя совершенно иначе, чем мыши, лисы или слоны, но никто не будет утверждать, что они не млекопитающие. Нет, летучие мыши — просто странные млекопитающие, которые отрастили крылья и научились летать. Птицы — просто странные динозавры, которые сделали то же самое.
 

И чтобы точно не было путаницы, я сейчас говорю о птицах — настоящих, истинных птицах. Речь не о других знаменитых жителях эпохи динозавров, птерозаврах. Их часто называют птеродактилями. Эти рептилии парили в воздухе на длинных кожистых крыльях, опирающихся на удлиненный четвертый (безымянный) палец. Большинство из них были размером со среднюю современную птицу, но некоторые размахом крыльев превосходили небольшие самолеты. Птерозавры возникли примерно одновременно с динозаврами в триасовой Пангее и вымерли с большинством динозавров в конце мелового периода, но они не являлись динозаврами, и они не были птицами. Птерозавры — близкие родственники динозавров. Птерозавры стали первой группой позвоночных животных, которые отрастили крылья и научились летать. Динозавры — в виде птиц — стали вторыми.
 

Значит, динозавры и сегодня среди нас. Мы привыкли говорить, что динозавры вымерли, но на самом деле более 10 000 видов динозавров остаются неотъемлемой частью современных экосистем. Для нас они служат пищей или домашними животными, а в случае чаек — и вредителями. Действительно, подавляющее большинство динозавров погибло 66 млн лет назад, когда меловой мир тираннозавра и трицератопса, гигантских бразильских завропод и трансильванских островных карликов погрузился в хаос. Царство динозавров закончилось, и началась революция, в которой они уступили верховенство другим. Но кое-кто выжил — несколько динозавров, которые обладали нужными качествами, чтобы уцелеть. Их потомки сегодня живут в виде птиц — наследие мертвой империи, существовавшей более 150 млн лет.
 

Понимание, что птицы являются динозаврами, вероятно, наиважнейший факт, который установили палеонтологи. Но хотя мы много узнали о динозаврах за последние десятилетия, это не какая-то радикальная новая гипотеза, предложенная учеными моего поколения. Как раз наоборот: это теория, которая появилась давным-давно, в эпоху Чарльза Дарвина.
 

Шел 1859 г. Через два десятка лет после путешествия на бриге «Бигль», обдумав сделанные тогда наблюдения, Дарвин наконец был готов опубликовать свое потрясающее открытие: виды не являются фиксированными структурами; они эволюционируют со временем. Дарвин даже мог объяснить механизм эволюции, процесс, который он назвал естественным отбором. В ноябре того же года он описал его в «Происхождении видов».

Вот как это работает. Все организмы в популяции немного различаются. Например, если посмотреть на стаю кроликов в природе, шкурка у них будет несколько отличаться по цвету, даже если все они относятся к одному и тому же виду. Иногда какое-то из отличий дает преимущество, например, более темный мех помогает кроликам прятаться, тогда особи с этим признаком выживут и оставят потомство. Если изменение наследуется — может быть передано потомству, то со временем оно распространится по всей популяции и весь вид кроликов станет с темным мехом. Темный мех был выбран естественным образом, и кролики эволюционировали.
 

Этот процесс даже порождает новые виды: например, если популяция каким-то образом разделяется и каждая группа идет своим путем, развивая собственные естественно отобранные признаки, то со временем эти группы станут настолько различаться, что не смогут скрещиваться друг с другом и превратятся в отдельные виды. Все живые существа в мире появились в ходе этого процесса за миллиарды лет. А значит, все живые существа — современные и вымершие — связаны между собой, все мы двоюродные братья на одном великом родословном древе.
 

Элегантная в своей простоте, но дающая огромный простор для исследований, сегодня теория эволюции Дарвина при помощи естественного отбора считается одним из фундаментальных законов, которые лежат в основе известного нам мира. Естественный отбор создал динозавров, породил фантастическое разнообразие их видов и позволил им так долго править планетой, адаптироваться к перемещению континентов, изменению уровня моря и температуры, а также охранять свою корону от конкурентов.
 

Мы тоже плод естественного отбора, и не сомневайтесь, он действует прямо сейчас, постоянно, повсюду. Именно поэтому мы так беспокоимся из-за микроорганизмов, которые вырабатывают устойчивость к антибиотикам, вот почему нам постоянно нужны новые лекарства, чтобы оставаться на шаг впереди вредоносных бактерий и вирусов.
 

Некоторые люди до сих пор спорят с фактом существования эволюции (не буду вдаваться в подробности), но, какие бы разногласия у нас ни были сегодня, они блекнут по сравнению с тем, что творилось в 1860-х гг. Книга Дарвина, написанная красивым, доступным для широкой публики языком, вызвала ярость. Одни из самых заветных представлений общества о религии, духовности и месте человечества во Вселенной внезапно оказались ошибочными. Доказательства и обвинения появлялись то тут, то там, и обе стороны искали непобедимый козырь. Для многих сторонников Дарвина окончательным доказательством его новой теории стало бы «недостающее звено», переходная окаменелость, в которой как на стоп-кадре был бы запечатлен переход одного типа животных в другой. Такое ископаемое не только продемонстрировало бы теорию эволюции в действии, но и наглядно донесло ее до общественности лучше любой книги или лекции.
 

Дарвину не пришлось долго ждать. В 1861 г. в Баварии рабочие нашли нечто необычное. Они добывали известняк, распадающийся на тонкие листы, которые в то время использовались для литографической печати. Один из шахтеров, чье имя история не сохранила, расколол плиту и увидел скелет «чудовища Франкенштейна» возрастом 150 млн лет. Острые когти и длинный хвост придавали ему сходство с рептилией, а перья и крылья — с птицей. В других известняковых карьерах, которых немало располагалось в баварской сельской местности, вскоре нашли окаменелости того же животного, в том числе впечатляющий экземпляр с почти полностью сохранившимся скелетом. У него была вилочковая кость, как у птиц, но челюсти оказались усеяны острыми зубами рептилии. Чем бы оно ни было, внешне оно походило на помесь птицы и рептилии.
 

Этот юрский гибрид получил название археоптерикс и стал сенсацией.
 

Дарвин включил его в более поздние издания «Происхождения видов» как доказательство того, что у птиц была долгая история, которую можно объяснить только эволюцией. Странная окаменелость привлекла внимание одного из лучших друзей и самых ярых сторонников Дарвина. Томаса Генри Гексли, пожалуй, лучше всего помнят как человека, который придумал термин «агностицизм» для описания своих религиозных взглядов, но в 1860-х гг. он был широко известен как Бульдог Дарвина. Так он сам себя назвал, потому что неустанно защищал теорию Дарвина, бросаясь на каждого, кто критиковал ее, будь то в разговоре или в печати. Соглашаясь, что археоптериксстал переходным звеном между рептилиями и птицами, Гексли пошел на шаг дальше. Он заметил, что археоптерикс жутко похож на другое ископаемое из тех же литографских известняков Баварии — небольшого плотоядного динозавра под названием компсогнат. Поэтому он предложил собственную радикально новую идею: птицы произошли от динозавров.
 

Дебаты продолжились в следующем столетии. Некоторые ученые последовали за Гексли; другие не принимали связь между динозаврами и птицами. Даже когда с американского Запада хлынул поток новых динозавров — юрские динозавры Моррисона вроде аллозавра с его соотечественниками-завроподами, тираннозавр с трицератопсом из мелового Хелл-Крика, — данных все равно не хватало, чтобы решить вопрос окончательно. Затем, в 1920-х гг., книга одного датского художника провозгласила, что птицы не могли произойти от динозавров, так как у динозавров будто бы не имелось ключиц (которые у птиц срастаются в вилочковую кость), и, хотя звучит немного абсурдно, эта точка зрения держалась до 1960-х гг. (а сегодня мы знаем, что ключицы у динозавров на самом деле были, так что аргумент изначально оказался неактуален). Пока битломания шагала по планете, на американском Юге шли протесты за гражданские права, а во Вьетнаме начиналась война, общепринятый консенсус заключался в том, что динозавры не имеют ничего общего с птицами. Они являлись очень далекими родственниками, которые с виду были чуть-чуть похожи.

 

Все изменилось в 1969 г., в бурный год Вудстока. Мир стоял на пороге революции, а традиционные устои сотрясались по всему Западу. Бунтарский дух просочился и в науку, и палеонтологи взглянули на динозавров по-новому. Не как на блеклых вялых тугодумов из бессмысленной доисторической эпохи, а как на активных, динамичных, энергичных животных, которые хозяйничали в мире благодаря таланту и изобретательности, как на животных, которые оказались во многом похожи на современных — особенно птиц. Новое поколение во главе со скромным профессором из Йельского университета по имени Джон Остром и его буйным учеником Робертом Бэккером полностью переосмыслило то, что было известно о динозаврах. Высказывались даже доводы в пользу того, что динозавры жили вместе в стадах, имели острые чувства, заботились о потомстве и, возможно, являлись теплокровными, как мы.

 

Катализатором этого так называемого «Ренессанса динозавров» стала серия ископаемых, найденных Остромом и его командой чуть раньше, в середине 1960-х гг. Они находились в далекой Южной Монтане, недалеко от границы с Вайомингом, исследовали цветные отложения, образовавшиеся в речной пойме в раннем мелу между 125 и 100 млн лет назад, и нашли более 1000 костей динозавра — удивительно птицеподобного динозавра. У него были длинные передние лапы, очень похожие на птичьи крылья, и изящное телосложение активного, энергичного существа. После нескольких лет изучения костей Остром в 1969 г. объявил, что это новый вид: дейноних, раптор. Он приходился близким родичем велоцираптору, которого нашли в 1920-х гг. в Монголии, и описан Генри Фэрфилдом Осборном (нью-йоркским аристократом, который дал название тираннозавру), но тогда, до выхода «Парка юрского периода», название велоцираптор еще не вошло в язык.
 

Остром осознал важные последствия своей находки. Благодаря дейнониху он воскресил идею Гексли о происхождении птиц от динозавров и начал продвигать ее в серии знаковых научных работ в 1970-х гг., как адвокат, который ведет дело с тщательным представлением неопровержимых доказательств. Между тем его яркий бывший ученик Бэккер пошел другим путем. Это дитя 1960-х, в ковбойской шляпе, с длинными волосами хиппи, стало пропагандистом. Он проповедовал родство динозавров и птиц, а также новый образ динозавров как теплокровных, сообразительных животных, настоящую эволюционную историю успеха, в статье в журнале Scientific American в 1975 г. и очень успешной книге 1980-х гг. «Ереси о динозаврах». Разница в подходах вызвала значительные трения между Остромом и Бэккером, но вместе они преобразили публичное восприятие динозавров. К концу 1980-х. большинство ученых-палеонтологов приняли их видение этого вопроса.
 

Признание того, что птицы произошли от динозавров, вызвало провокационный вопрос. Возможно, предположили Остром с Бэккером, некоторые из наиболее значимых признаков современных птиц впервые появились у динозавров. Возможно, хищники вроде дейнониха — птицеподобные по строению скелета и пропорциям тела — даже имели самую главную «птичью» черту: перья. В конце концов, так как птицы произошли от динозавров, а полуптица-полудинозавр археоптерикспокрыта перьями, то перья должны были появиться где-то по пути их эволюционной линии — возможно, у динозавров, задолго до того, как на сцену вышли птицы. Более того, если бы у некоторых динозавров нашлись перья, это стало бы последним гвоздем в крышке гроба ретроградов, которые не принимали связь между динозаврами и птицами. Вот только Остром и Бэккер не могли быть уверены, что динозавры вроде дейнониха были оперенными. Ведь были найдены только кости. Мягкие ткани — кожа, мышцы, сухожилия, внутренние органы — и да, перья — обычно разлагаются после смерти и крайне редко подвергаются окаменению. Археоптерикс, которого Остром и Бэккер считали самой древней птицей в летописи окаменелостей, стал счастливым исключением, ведь он был быстро погребен в тихой лагуне и превратился в камень. Может быть, им так и не довелось бы узнать это точно. Оставалось только ждать, пока кто-то где-то найдет динозавра с перьями.
 

Затем, в 1996 г., на закате карьеры Остром посетил ежегодное заседание Общества палеонтологии позвоночных в Нью-Йорке, где собираются охотники за ископаемыми со всего мира, чтобы представить новые открытия и обсудить свои исследования. Пока Остром бродил по Американскому музею, к нему подошел Фил Карри, канадский ученый из первого поколения после 1960-х гг., которое выросло с мыслью, что птицы — динозавры. Эта гипотеза совершенно очаровала Карри, и большую часть 1980-х гг. и 1990-х гг. он искал мелких птицеподобных хищников в западной части Канады, Монголии и Китая. Более того, он только что вернулся из поездки в Китай.
 

Там до него дошли слухи о необычайной окаменелости. Он достал фотографию из кармана и показал Острому. Взгляду ученого предстал небольшой динозавр, окруженный пушистым нимбом из перьев, так безукоризненно сохранившийся, будто он умер только вчера. Остром расплакался. У него ослабли ноги, и он чуть не упал. Его пернатого динозавра нашли.
 

Динозавр, которого Карри показал Острому — позднее его назвали синозавроптерикс, — только начало. Ученые устремились в провинцию Ляонин на северо-востоке Китая, где его обнаружили, как старатели во времена золотой лихорадки. Но настоящими властями были местные фермеры. Они прекрасно знали местность и понимали, что, продав музею всего один хороший образец, можно заработать больше денег, чем за всю жизнь в поле. За несколько лет фермеры со всей округи сообщили о нескольких других пернатых динозаврах, которые сегодня известны как каудиптерикс, протархеоптерикс, бэйпяозавр и микрораптор. К настоящему времени, спустя два десятилетия, обнаружено уже более 20 таких видов, представленных тысячами отдельных окаменелостей. Этим динозаврам не повезло жить в густом лесу в чудесной стране древних озер, где регулярно извергались вулканы. В таких случаях оползни из пепла, смешанного с водой, засыпали все вокруг. Как в Помпеях, динозавры погребены в ходе повседневных занятий. Поэтому перья сохранились во всех подробностях.
 

Остром оказался в ситуации, когда несколько часов ждешь автобуса на остановке, а потом подходит сразу пять. Теперь у него была целая экосистема пернатых динозавров, которая доказала его правоту: птицы действительно произошли от динозавров, они относились к тому же семейству, что тираннозавр и велоцираптор. Пернатые динозавры Ляонина сегодня по праву считаются одними из самых знаменитых окаменелостей в мире. Если говорить о новых открытиях динозавров, ничто на моей памяти не приближается к их значению.
 

Одна из самых больших привилегий, выпавших на мою долю, — изучение пернатых динозавров Ляонина в музеях по всему Китаю. Мне даже выпал шанс назвать и описать нового динозавра, хищного чжэньюаньлуна, с которым мы встретились на первых страницах нашей книги, это крылатое животное размером с осла. Динозавры Ляонина — великолепные окаменелости, которые так же уместно смотрелись бы в художественной галерее, как и в музее естественной истории, но важны они не только этим.
 

Они помогают разгадать одну из самых больших загадок биологии: как эволюция порождает совершенно новые группы организмов — с видоизмененными телами, способными к новым формам поведения. Появление мелкоразмерных, быстрорастущих, теплокровных летающих птиц из предков вроде тираннозавра и аллозавра — яркий пример того, что биологи называют крупным эволюционным преобразованием.
 

Для изучения крупного преобразования нужны окаменелости, потому его нельзя воссоздать в лаборатории или пронаблюдать в природе. Динозавры Ляонина почти идеальный пример. Их много, и они демонстрируют большое разнообразие размеров, формы и структуры пера. Найдена целая гамма: растительноядные цератопсы ростом с собаку и с простыми перьями, похожими на иглы дикобраза, 9-метровые примитивные сородичи тираннозавра, покрытые пухом (как ютираннус), рапторы вроде чжэньюаньлуна с настоящими крыльями и даже чудные создания размером с ворону, у которых крыльями были и руки, и ноги, чего не бывает ни у каких современных птиц. Каждый из этих динозавров — как мгновенный снимок, а если их соединить и поместить на генеалогическое древо, они демонстрируют эволюционное преобразование в действии.
 

Самое главное: окаменелости Ляонина показывают, на какой именно ветви семейного древа динозавров сидят птицы. Птицы — тероподы, то есть входят в ту же группу свирепых хищников, куда и знаменитые тираннозавр и велоцираптор, а также многие другие хищники, которых мы встречали: стайный целофизис из Гост-Ранч, мясник-аллозавр из Моррисона, кархародонтозавры и абелизавриды, которые терроризировали южные континенты. Ровно то, что предположил Гексли, а потом Остром. Ляонинские находки поставили точку в вопросе, показав, как много признаков есть только у птиц и других теропод: не только перья, но и вилочковая кость, трехпалые передние лапы, которые могут складываться вдоль тела, и сотни других особенностей скелета. Ни одна другая группа животных — будь то современная или вымершая — не разделяет эти признаки с птицами или тероподами. А значит, птицы произошли от теропод. Любой другой вывод потребует сложной дополнительной аргументации.

 

 

Среди теропод птицы находятся в продвинутой группе, называемой Paraves. Эти хищники разрушают стереотипы насчет динозавров, особенно теропод. Они были не огромными чудовищами, как тираннозавр, а гораздо более мелкими, проворными и сообразительными, большинство из которых не превышали размера человека. По сути, это была подгруппа теропод, которая пошла своим путем, обменяв силу и габариты предков на более крупный мозг, острые чувства и компактный и легкий скелет, что позволило им вести более активный образ жизни. К Paraves относятся дейноних Острома, велоцираптор, мой птицеобразный чжэньюаньлун и все прочие дромеозавриды и троодонтиды. Эти динозавры — ближайшие родственники птиц. У всех были перья, у многих были крылья, и наверняка выглядели они и вели себя как современные птицы.
 

Где-то внутри этой «стаи» оперенных животных проходит граница между птицей и не-птицей. Как и в случае разделения между динозавром и нединозавром в триасе граница размыта. И она все менее отчетлива с каждой новой окаменелостью из Ляонина. По правде говоря, это всего лишь вопрос семантики: сегодняшние палеонтологи определяют птицу как нечто из группы, включающей археоптерикса Гексли, современных птиц и всех потомков их общего предка. Это скорее историческая договоренность, чем отражение какого-то биологического различия. По этому определению дейноних и чжэньюаньлун чуть-чуть залезают на нептичью сторону границы.
 

Давайте забудем об этом на секунду. Определения отвлекают от сюжетной линии. Сегодняшние птицы выделяются среди всех современных животных. Перья, крылья, беззубые клювы, вилочковая кость, большая голова на конце S-образной шеи, полые кости, тоненькие ножки — список можно продолжать и продолжать. Эти характерные признаки определяют так называемый план строения тела птицы: чертеж, который делает птицу птицей. Это строение тела обеспечивает знаменитые птичьи суперспособности: умение летать, суперскоростные темпы роста, теплокровную физиологию, высокий интеллект и острые чувства. Мы хотим знать, откуда взялся такой план строения тела.
 

Пернатые динозавры Ляонина дают ответ. И он поразительный: многие особенности, якобы характерные для современных птиц, — компоненты их чертежа — сначала появились у их динозавровых предков. Эти признаки отнюдь не уникальны для птиц, а возникли гораздо раньше у наземных теропод по причинам, никак не связанным с полетом. Перья — лучший пример, мы через мгновение к ним вернемся, но они просто наглядно показывают более общую закономерность. Чтобы ее увидеть, нужно начать с основания генеалогического древа и двинуться вверх.
 

Начнем с центрального признака птичьего тела. Длинные прямые ноги с тремя тонкими главными пальцами — отличительные черты силуэта современной птицы — впервые появились более 230 млн лет назад у самых примитивных динозавров, когда их тела были перестроены для вертикальной постановки конечностей, что дало скорость и позволило обогнать и превзойти соперников. Фактически, такое строение задних конечностей является одной из определяющих характеристик всех динозавров, которые помогли им править миром так долго.
 

Немного позже некоторые из этих динозавров с вертикально поставленными ногами — самые древние тероподы — срастили левую и правую ключицы в новую структуру, вилочку. Такое вроде бы незначительное изменение стабилизировало плечевой пояс и, вероятно, смягчало удар, когда эти скрытные хищники размером с собаку хватали добычу. Много позже у птиц вилочка станет пружиной, которая запасает энергию при взмахе крыльев. Однако древние прототероподы этого не знали, как изобретателю пропеллера было невдомек, что братья Райт установят его изобретение на самолет.
 

Прошли еще десятки миллионов лет, и подгруппа этих теропод с прямыми ногами и вилочкой, называемая манирапторы, обзавелась изящной изогнутой шеей по неизвестным причинам. Я предполагаю, что это было как-то связано с высматриванием добычи. Тем временем некоторые из них уменьшились в размере, вероятно потому, что меньший размер позволил освоить новые экологические ниши — кроны деревьев, кустарники, а может, даже подземные пещеры и норы, недоступные для гигантов вроде бронтозавра или стегозавра. Позднее подмножество этих мелких теропод с вертикальными ногами, вилочкой и изогнутой шеей научились складывать передние лапы вдоль тела, вероятно чтобы защитить нежные перья, которые развились примерно в то же время. Это были Paraves — подгруппа манирапторов и непосредственные предки птиц.

Это лишь несколько примеров; есть много других. Суть в том, что, когда я смотрю на чайку за окном, многие из признаков, которые позволяют сразу назвать ее птицей, на самом деле не являются неотъемлемыми птичьими свойствами. Это признаки динозавров.
 

Закономерность не ограничивается анатомией. Многие из наиболее заметных видов поведения и биологических характеристик современных птиц также имеют давнее динозавровое происхождение. Одни из лучших доказательств поступили не из Ляонина, а от другой серии поразительных окаменелостей, найденных в монгольской пустыне Гоби. Последние четверть века совместная команда из Американского музея естественной истории и Монгольской академии наук организует ежегодные летние экспедиции в пустынные просторы Центральной Азии. Окаменелости, которые они собрали, относятся к позднему мелу, между 84 и 66 млн лет назад, и дают беспрецедентное понимание образа жизни динозавров и ранних птиц.
 

Руководитель гобийского проекта — один из самых именитых палеонтологов Америки, Марк Норелл, куратор коллекции динозавров Американского музея и мой бывший научный руководитель. Юность Марка прошла в Южной Калифорнии, он носил длинные волосы, занимался серфингом, боготворил Джимми Пейджа, но при этом был одержим сбором окаменелостей. Он работал в Йельском университете под руководством Острома, и ему едва стукнуло 30, когда его взяли на кураторский пост, который некогда занимал Барнум Браун, — считается, что это лучшая работа, какую только может получить исследователь динозавров.

 

 

 

Марк не сухой кабинетный ученый, напротив, он объездил весь мир в поисках двух вещей, которые он любит больше всего: динозавров, а еще произведений азиатского искусства. Истории, которые с ним случались по пути — в аукционных домах, китайских танцевальных клубах, монгольских юртах, дорогих европейских отелях и провинциальных барах, — звучат настолько невероятно, что кажутся выдумкой, но в результате Марк — один из лучших рассказчиков, которых я знаю. Несколько лет назад Wall Street Journal опубликовал «житие» Марка, назвав его «самым крутым чуваком из ныне живущих». Марк и правда одевается как хипстерская версия Энди Уорхола (еще одного своего кумира), заседает в величественном офисе с окнами на Центральный парк, может похвастаться коллекцией древнего буддийского искусства, которой позавидовали бы многие музеи, и возит с собой в экспедиции в пустыню переносной холодильник, чтобы можно было делать суши прямо в поле. Достаточно ли этого, чтобы считаться самым крутым в мире? Не мне судить.
 

Но я точно знаю, что Марк — один из лучших научных руководителей в мире. У него острый ум, он масштабно мыслит и поощряет студентов задавать фундаментальные вопросы о ходе эволюции, например: как динозавры превратились в птиц? Он не занимается мелким менеджментом и не присваивает чужие заслуги. Наоборот, он старается привлечь мотивированных студентов, выдает им крутейшие окаменелости, а сам отходит в сторонку. И еще он никогда не позволяет своим ученикам платить за пиво.
 

Как и многие ученики Марка, в начале карьеры я изучал динозавров, добытых им в Гоби. Среди них есть скелеты динозавров, которых внезапные песчаные бури засыпали на гнездах, где они высиживали яйца, прямо как современные птицы. Значит, птицы унаследовали свои превосходные родительские навыки от предков-динозавров, и эти навыки можно проследить как минимум до небольших крылатых манирапторов. Экспедиции под руководством Марка также нашли множество черепов динозавров, в том числе хорошо сохранившиеся черепа велоцираптора и других манирапторов. Их томограммы, выполненные бывшей ученицей Марка Эми Баланофф, показали, что у этих динозавров был крупный мозг с развитым передним отделом. Именно крупный мозг делает современных птиц такими сообразительными и работает как бортовой компьютер, позволяя контролировать полет и прокладывать курс в сложном трехмерном воздушном пространстве. Мы точно не знаем, зачем манирапторам понадобился столь высокий интеллект, но окаменелости Гоби говорят нам, что предки птиц поумнели раньше, чем поднялись в небо.
 

Продолжаем список. Многочисленные тероподы из Гоби и других мест имели кости, пронизанные воздушными мешками, — а мы уже знаем, что это достоверный признак ультра-эффективных «сквозных» легких, которые поглощают кислород и на вдохе, и на выдохе, ценнейшее свойство птиц, необходимое для поддержания активного образа жизни. Микроскопическая структура костей динозавров свидетельствует о том, что многие виды — в том числе все известные тероподы — имели темпы роста и скорость обмена веществ, промежуточные между медленными, холоднокровными рептилиями и быстрорастущими, теплокровными современными птицами. Таким образом, теперь мы знаем, что сквозное легкое и относительно быстрый рост возникли более чем за 100 млн лет до полета, когда первые быстрые длинноногие динозавры осваивали подвижный энергичный образ жизни, столь отличный от их вялых конкурентов — амфибий, ящериц и крокодилов. Мы даже знаем, что типичная птичья поза сна и умение запасать кальций в костях для скорлупы яиц впервые появились у динозавров задолго до птиц.
 

Так что птичий план строения тела был не столько фиксированным чертежом, сколько набором лего, который собирался, кирпичик за кирпичиком, по ходу эволюции. Это же можно сказать о классическом поведенческом, физиологическом и биологическом репертуаре современных птиц. То же самое касается перьев.
 

Когда я приезжаю в Китай, то всегда нахожу время для встречи с Сюй Сином. Это вежливый, уравновешенный выходец из бедной семьи; его детство прошло в Синьцзяне, клочке Западного Китая с бурной историей, через который когда-то проходил Шелковый путь. В отличие от большинства западных детей, Сюй в детстве не интересовался динозаврами. Он вообще не знал об их существовании. Когда он выиграл престижную стипендию для поступления в колледж в Пекине, правительство сообщило, что ему предстоит изучать палеонтологию — область, о которой он никогда не слышал раньше. Сюй подчинился, более того, он полюбил палеонтологию, а затем продолжил обучение под руководством Марка Норелла в Нью-Йорке. Сегодня Сюй — величайший в мире охотник за динозаврами. Он дал название более чем 50 новым видам, больше, чем кто-либо еще из ныне живущих.
 

По сравнению с президентским люксом Марка в башне Американского музея естественной истории офис Сюй в Институте палеонтологии и палеоантропологии в Пекине выглядит по-спартански. Но здесь хранятся одни из самых удивительных окаменелостей в мире. Помимо динозавров, которых Сюй находит сам, ему регулярно присылают кости, собранные фермерами, строителями и другими людьми со всего Китая. Среди них много новых пернатых динозавров из Ляонина. Всякий раз по приезде, когда я подхожу к дверям Сюй, я волнуюсь, как ребенок у входа в магазин игрушек.
 

Окаменелости, которые я видел в офисе Сюй, рассказывают историю развития перьев. С точки зрения того, как появились птицы и их уникальные способности, например полет, никакая особенность птичьей биологии, никакая часть птичьего тела не сравнится с перьями. Перья — это естественный «швейцарский нож», многофункциональный инструмент, позволяющий привлекать брачных партнеров, отпугивать соперников, задерживать тепло у поверхности тела, согревать яйца и птенцов и, конечно же, летать. На самом деле у них так много применений, что раньше было трудно понять, для чего они появились и как трансформировались в аэродинамические профили, но сегодня окаменелости Ляонина проливают свет на эту загадку.
 

Перья не появились внезапно, когда на сцену вышли первые птицы; они появились у их прапредков-динозавров. Возможно, оперенным был даже общий предок всех динозавров. Мы не знаем точно, потому что не можем изучать этого предка напрямую, но это вывод, основанный на наблюдении: ведь так много мелких хорошо сохранившихся динозавров из Ляонина найдены с каким-то видом покровов — и множество хищников вроде синозавроптерикса, и компактные растительноядные пситтакозавры. Эти различные динозавры либо отрастили перья независимо, что маловероятно, либо унаследовали их от общего предка. Но эти древнейшие перья сильно отличались от перьев современных птиц.
 

Тело синозавроптерикса и большинства других динозавров Ляонина покрывал пух, состоявший из тысяч нитевидных протоперьев. Эти динозавры, разумеется, не летали — их перья были слишком просты, да и крыльев у них не было. Так что изначально перья должны были появиться с какой-то другой целью, возможно чтобы эти маленькие динозавры размером с шиншиллу могли согреться или спрятаться от врагов.
 

Для большинства динозавров — подавляющего большинства из тех, кого я изучал в кабинете Сюй и в других китайских музеях, — покров ограничивался щетинками и пухом. Тем не менее у одной подгруппы — тех самых манирапторов с вилочкой и лебединой шеей — нитевидные перья удлинились и стали ветвиться, сначала в простые пучки, а затем в более упорядоченную систему бородок, отходящих от центрального стержня. Так появилось перо (или, строго говоря, контурное перо). Уложенные слоями, как черепица, на передних лапах, сложные перья сформировали крылья. У многих теропод, особенно Paraves, были крылья различных форм и размеров. У некоторых, например у дромеозаврида микрораптора — одного из первых пернатых динозавров, которых описал Сюй, — крыльями были и передние, и задние лапы, нечто неслыханное для нынешних птиц.
 

Крылья, конечно, необходимы для полета. Это аэродинамические профили, которые обеспечивают подъем и тягу. Поэтому издавна считалось, что крылья должны были появиться специально для полета и манирапторы превратили примитивный дино-пух в слои контурных перьев специально, так как они перестраивали тела в самолеты. Это объяснение интуитивно, но, видимо, неверно.
 

В 2008 г. группа канадских ученых исследовала бесплодные земли на юге Альберты, область, богатую окаменелостями тираннозавров, цератопсов, утконосых и других последних позднемеловых динозавров Северной Америки. Руководила ими вежливая, уравновешенная исследовательница Дарла Зеленицки, мировой эксперт по размножению и яйцам динозавров. Ее команда нашла скелет орнитомимозавра размером с коня — изящного, всеядного страусоподобного теропода, чье тело окружено тонкими темными полосками, некоторые из которых, казалось, доходили до самых костей.
 

Дарла усмехнулась и сказала коллегам: находись мы в Ляонине, можно было бы назвать их перьями и объявить о главной находке в карьере. Но это не могли быть перья. Орнитомимозавр оказался погребен в песчаных речных отложениях, а не внезапно засыпан вулканическим извержением, как в Ляонине. И потом, до сих пор в Северной Америке не находили пернатых динозавров.

 

Шутка перестала быть шуткой через год, когда Дарла и ее команда, в которую также входил ее муж Франсуа Террьен, специалист по экологии динозавров, обнаружили почти идентичную окаменелость. Еще один орнитомимозавр, в песчанике, с ореолом из «сахарной ваты» вокруг. Происходило что-то странное, поэтому пара отправилась в хранилище Королевского Тиррелловского музея палеонтологии, где Франсуа работал куратором, чтобы проверить других орнитомимозавров в коллекции. Там оказался третий покрытый пухом скелет, который нашли еще в 1995 г. — за год до того, как Фил Карри сделал тот самый снимок первого пернатого теропода из Ляонина и показал его Джону Острому. Палеонтологи, раскопавшие альбертскую окаменелость в середине 1990-х гг., еще не знали, что перья динозавров могут сохраняться, но Дарла и Франсуа увидели: нитевидные пучки на трех орнитомимозаврах почти такие же по размеру, форме, структуре и расположению, как и перья на многих тероподах Ляонина. Это может означать только одно: они нашли первых пернатых динозавров в Северной Америке.
 

У орнитомимозавров Дарлы и Франсуа присутствовали не только перья. У них были и крылья. Хорошо видны черные пятна на костях рук, к которым крепились большие маховые перья, аккуратная серия точек и тире, расположенных линиями вдоль предплечий. Хотя летать этот динозавр не мог — он был слишком большой и тяжелый, его руки — слишком короткими, а крылья слишком маленькими, чтобы обеспечить достаточно большую площадь поверхности для поддержания животного в воздухе. Кроме того, у него не было огромных мышц грудной клетки, необходимых для машущего полета (у современных птиц есть массивные грудные мышцы, которые мы с удовольствием едим), а также асимметричных перьев (в которых ведущая лопасть короче и жестче, чем задняя), необходимых для движения в воздушных потоках. То же можно сказать и о многих крылатых тероподах Ляонина, в том числе о чжэньюаньлуне. Конечно, крылья у них были, но здоровенное тело, недоразвитые крылышки и слабые грудные мышцы делали их совершенно неспособными к полету.
 

Но зачем еще могли динозаврам понадобиться крылья? Это может показаться загадкой, но стоит помнить, что нынешние птицы используют крылья не только для полета (поэтому, например, нелетающие птицы вроде страусов не утратили крылья полностью). Крылья нужны для демонстрационного поведения, чтобы очаровать партнера или отпугнуть соперника, они служат стабилизаторами при лазании по деревьям, плавниками при плавании, одеялами при высиживании яиц и выполняют много других функций. Они могли бы развиться по любой из этих причин — или по какой-нибудь другой, — но демонстративная функция кажется наиболее вероятной, и доказательств в ее пользу становится все больше.
 

Когда я работал в Нью-Йорке с Марком Нореллом, другой студент писал диссертацию в нескольких часах езды на север, в Йельском университете, в том же отделе, где Остром преподавал до самой своей смерти в 2005 г. Якоб Винтер приехал из Дании, и выглядит он соответственно — высокий, с песочными волосами, густой бородой и пронзительным взглядом викинга. Якоб никогда не собирался изучать динозавров: его влечет кембрий — период за несколько сотен миллионов лет до динозавров, когда жизнь в океанах развивалась взрывными темпами. Изучая древних обитателей океана, Якоб задумался, как фоссилизация работает на микроскопическом уровне. Он начал рассматривать различные окаменелости под мощным микроскопом и понял, что во многих из них сохранились небольшие пузырьковидные структуры. Сравнение с современными тканями животных показало, что это меланосомы, в которых содержатся пигменты. Так как меланосомы разного размера и формы соответствуют разным цветам (вытянутые содержат черный пигмент, округлые — ржаво-красный и так далее), Якоб рассудил, что по меланосомам окаменелостей можно сказать, какого цвета доисторическое животное было в жизни. Нам всегда говорили, что это невозможно, но Якоб доказал ошибочность таких утверждений. Это одна из самых остроумных догадок, которую когда-либо делал палеонтолог на моей памяти.
 

Естественно, Якоб решил взглянуть на вновь обнаруженных пернатых динозавров. Он надеялся, что, если перья сохранились достаточно хорошо, в них могут остаться меланосомы. Вместе с китайскими коллегами они одного за другим рассмотрели динозавров Ляонина под микроскопом, и догадка Якоба оказалась верной. Меланосомы были повсюду — всех форм и размеров, ориентации и распределений — то есть у нелетающих крылатых динозавров перья были всех цветов радуги. Некоторые даже отливали металлическим блеском, как у воронов. Такие красочные крылья идеально подходили для демонстраций — как сказочный хвост павлина. Хотя это не доказывает наверняка, что динозавры использовали крылья для демонстраций, это убедительные косвенные доказательства. Совокупность данных — что крылья сначала появились у динозавров, слишком больших и неуклюжих, чтобы летать; что эти крылья были богато окрашены; и что современные птицы используют крылья для демонстраций — позволила выдвинуть принципиально новую гипотезу. Крылья первоначально появились как демонстрационные структуры — своего рода рекламные щиты на передних лапах, а иногда, как у микрораптора, на ногах и даже на хвосте. А затем эти динозавры с крыльями-украшениями неожиданно обнаружили, что их «билборды» имеют широкую поверхность, которая по нерушимым законам физики создает подъем и тягу. Самым ранним крылатым динозаврам вроде орнитомимозавров и даже большинству хищников вроде чжэньюаньлуна подъемная сила и торможение, вызываемое их демонстративными поверхностями, скорее мешали. Да и возникающей подъемной силы все равно не хватало, чтобы поднять таких крупных животных в воздух. Но у более продвинутых Paraves, с волшебным сочетанием больших крыльев и меньшего размера тела, рекламные щиты могли бы взять на себя и аэродинамическую функцию. Эти динозавры теперь могли перемещаться по воздуху, пусть поначалу и неуклюже. Появился полет — причем по чистой случайности, когда рекламные щиты трансформировались в аэродинамические профили.
 

Чем больше окаменелостей мы находим, особенно в Ляонине, тем больше усложняется история. Раннее развитие полета, похоже, было хаотичным. Не было упорядоченного прогресса, не было длинного эволюционного шествия, в ходе которого одна подгруппа динозавров постепенно становилась все более специализированными воздухоплавателями. Вместо этого эволюция создала общий тип динозавра — маленького, оперенного, крылатого, быстрорастущего, с эффективными легкими, у которого было все необходимое, чтобы пытаться летать. Как будто есть зона на генеалогическом древе динозавров, где этот тип животных мог свободно экспериментировать. Полет, вероятно, много раз возникал независимо, когда различные виды динозавров — с различными аэродинамическими характеристиками и строением перьев — обнаруживали, что крылья создают подъемную силу, когда они подпрыгивают с земли, взбираются на деревья или перепрыгивают с ветки на ветку.
 

Некоторые из них были планерами и пассивно парили в воздушных потоках. Микрораптор, несомненно, мог планировать, ведь крылья на его передних и задних лапах были достаточно большими, чтобы поддерживать тело в воздухе. Эта гипотеза подтверждена экспериментами, в которых ученые построили анатомически правильные модели в натуральную величину и поместили их в аэродинамические трубы. Мало того что они стабильно держатся в воздухе, но еще и довольно хорошо движутся в воздушном потоке. Были другие динозавры, которые могли бы планировать, но не так, как микрораптор. Крошечный и чи — возможно, самый фантастический динозавр из когда-либо найденных — имел крылья, но не из перьев. Вместо этого у него была кожистая мембрана, натянутая между пальцами и телом, как у летучих мышей. Эта мембрана наверняка была нужна для полета, но она была недостаточно гибкой, чтобы активно взмахивать крыльями, поэтому остается только планирующий полет. Настолько разные конфигурации крыльев у и чи и микрораптора доказывают, что разные динозавры развивали разные стили полета независимо друг от друга.
 

Другие пернатые динозавры освоили иной вид полета — машущий. Его еще называют активным, потому что животное активно создает подъемную силу и тягу, взмахивая крыльями. Математические модели показывают, что некоторые нептичьи динозавры, вероятно, могли взмахивать крыльями, например микрораптор и троодонтид анхиорнис, ведь их крылья были достаточно большими, а тело — достаточно легким, чтобы взмахи крыльев подняли бы их в воздух, по крайней мере теоретически. Такие первые попытки, вероятно, были неуклюжими, так как у этих динозавров не хватало силы мышц и выносливости, чтобы долго держаться в воздухе, но теперь у эволюции имелась отправная точка. Когда эти крупнокрылые мелкие динозавры порхали вокруг, естественный отбор мог начать работу и сделать из них более приличных летунов.
 

Одна из этих генеалогических линий с машущим полетом — потомки микрораптора или анхиорниса, а может, совсем другая группа — уменьшилась еще сильнее, обзавелась крупными грудными мышцами и сверхдлинными передними конечностями. Они утратили хвост и зубы, отказались от одного из яичников и сделали кости еще более полыми, чтобы уменьшить их вес. Дыхание стало эффективнее, рост ускорился, метаболизм невероятно разогнался, так что динозавры стали полностью теплокровными и научились поддерживать постоянную высокую внутреннюю температуру тела. С каждым эволюционным усовершенствованием они летали все лучше, некоторые научились оставаться в воздухе часами, а другие смогли парить в бедной кислородом тропосфере над растущими Гималаями. Эти динозавры стали нынешними птицами.

 

Эволюция сделала птиц из динозавров. И, как мы видели, это происходило постепенно, по мере того как одна линия теропод приобретала характерные черты поведения сегодняшних птиц шаг за шагом, в течение десятков миллионов лет. Тираннозавр не мутировал в курицу в одночасье, переход был настолько постепенным, что динозавры и птицы смешивались друг с другом на генеалогическом древе. Велоцираптор, дейноних и чжэньюаньлун сидят на «нептичьих» ветвях генеалогического древа, но, будь они живы сегодня, мы, вероятно, считали бы их просто еще одной разновидностью птиц, не более странными, чем индейка или страус. У них были крылья и перья, они охраняли свои гнезда и заботились о птенцах, и, черт возьми, кто-то из них, возможно, даже чуть-чуть летал.
 

Те десятки миллионов лет, пока характерные признаки птиц один за другим появлялись у динозавров, не было долгосрочного плана, не было большой цели. Не было никакой силы, направляющей эволюцию, чтобы как можно лучше приспособить динозавров к небесам. Эволюция работает только в моменте, естественным образом отбирая признаки и поведение, которые делают животное успешным в данном конкретном месте и времени. Полет — он просто случился сам собой, когда пришло время. Возможно, даже наступило время, когда он стал неизбежен. Если эволюция создала маленького длиннорукого сообразительного охотника с перьями для обогрева и крыльями для ухаживаний, ему не потребуется много усилий, чтобы начать порхать в воздухе. И тогда, взяв за отправную точку порхающего динозавра с плохонькими способностями к полету, который пытается выжить среди конкурентов, естественный отбор может включиться и постепенно слепить из его потомков все более хороших летунов. С каждым изменением они летали бы лучше, дальше, быстрее — пока не появились птицы современного вида.
 

Кульминацией этого длительного преобразования стал радикальный прорыв в истории жизни. Когда эволюция наконец завершила «сборку» мелкоразмерного летающего крылатого динозавра, оказалось, что у таких животных огромный потенциал. Первые птицы стали эволюционировать как сумасшедшие, вероятно потому, что их способности открыли им доступ к новым экологическим нишам и новым невиданным возможностям. Мы видим это (относительно) внезапное изменение в летописи окаменелостей.
 

В ходе работы над диссертацией я объединил усилия с двумя специалистами по вычислениям, чтобы оценить, как изменились темпы эволюции при переходе от динозавров к птицам. Грэм Ллойд и Стив Вонг — палеонтологи, но я не знаю, нашли ли они хоть одну окаменелость. Ребята — первоклассные статистики, математические гении, которые наслаждаются, сидя часами за компьютерами, создавая код и запуская аналитические алгоритмы.
 

Мы втроем объединили усилия, чтобы разработать новый способ расчета того, как быстро или медленно животные преобразуют особенности своих скелетов с течением времени и как эта скорость меняется на разных ветвях генеалогического древа. Начали с большой новой генеалогии птиц и их ближайших родичей-теропод, которую построили я с Марком Нореллом.
 

Затем мы создали обширную базу данных анатомических признаков, которые различаются у этих животных: у некоторых видов, например, есть зубы, а у других — клюв. По распределению признаков на генеалогическом древе мы увидели, где одно состояние признака сменилось на другое, например, вместо зубов появились клювы и так далее. Это позволило нам подсчитать, сколько изменений произошло на каждой ветви дерева. Также по возрасту окаменелостей мы смогли выяснить, сколько времени существует каждая ветвь на дереве. Количество изменений, деленное на время, — это скорость, и таким образом можно измерить темп эволюции для каждой ветви. Затем при помощи статистических ноу-хау Грэма и Стива мы проверили, были ли в какие-то интервалы времени или у каких-то отдельных групп более высокие темпы эволюции, чем у других.
 

Выводы ясны как день: большинство теропод эволюционировали очень вяло, но, как только появились летающие птицы, скорость изменений резко добавила газу. Первые птицы развивались гораздо быстрее своих предков-динозавров и продолжали быстро развиваться в течение многих десятков миллионов лет. Между тем другие исследования показали: внезапное снижение размера тела и скачок в динамике развития конечностей произошли примерно в этой же точке генеалогии, так как первые птицы быстро уменьшались в размере и увеличивали длину передних конечностей и размер крыльев, чтобы летать лучше. Эволюции понадобились десятки миллионов лет, чтобы создать летающую птицу из динозавра, но теперь все происходило очень быстро, и птицы взмыли в воздух.
 

Совсем рядом с кабинетом Сюй Сина в Пекине находится другой, яркий и не такой официальный, но с меньшим количеством окаменелостей. Здесь работает Цзинмай О’Коннор, хотя и не постоянно. Окаменелостей мало, потому что Цзинмай изучает птиц из Ляонина, неловко летавших над головами пернатых динозавров, — большинство из них расплющены на известняковых плитах, так что их можно измерять и описывать по фотографиям на экране компьютера. А значит, она легко может работать из дома, затерянного среди последних оставшихся пекинских хутунов — традиционных кварталов с узкими улочками и одноэтажными каменными домиками, соединенными вместе. Это удобно, потому что, когда Цзинмай не занимается наукой, она часто тусуется в хутунах: танцует на рейвах или диджеит в трендовых клубах неожиданно модной столицы Китая.
 

Цзинмай называет себя палеонтологиней — подходящее слово, ведь ее леопардовые легинсы, пирсинг и татуировки уместны в клубе, но резко выделяются (в хорошем смысле) среди толпы бородачей в клетчатых рубашках, которых большинство в академических кругах. Уроженка Южной Калифорнии, наполовину ирландка, наполовину китаянка, Цзинмай — это фейерверк энергии. Она то отпускает едкие афоризмы, то красноречиво рассуждает о политике, музыке, искусстве или ее собственном уникальном варианте буддийской философии. Ах да, еще она эксперт номер один в мире по тем первым птицам, которые покинули Землю и взлетели над головами своих динозавровых предков.

 

 

Многие птицы жили уже в Эпоху динозавров. Летуны с машущим полетом, должно быть, впервые возникли более 150 млн лет назад, потому что это возраст археоптерикса, гекслиевского чудовища Франкенштейна, которое до сих пор, насколько нам известно, является древнейшей в летописи окаменелостей настоящей птицей, бесспорно способной к активному полету. Скорее всего, эволюция уже собрала маленькую крылатую, машущую почти что птицу где-то в середине юрского периода, около 170–160 млн лет назад. Это значит, птицы сосуществовали со своими предшественниками-динозаврами добрых 100 млн лет.
 

100 млн лет — достаточно времени, чтобы достичь большого разнообразия, особенно если учесть высокие темпы эволюции ранних птиц по сравнению с другими динозаврами. Птицы Ляонина, которых изучает Цзинмай, являются мгновенным снимком того мезозойского птичника — лучшим портретом ранней эволюции птиц. Каждую неделю перекупщики и кураторы музеев со всего Китая отправляют Цзинмай и ее пекинским коллегам фотографии новых ископаемых птиц, которых фермеры находят в полях Северо-Восточного Китая. Тысячи их были найдены за последние два десятилетия, гораздо больше, чем пернатых динозавров вроде микрораптора или чжэньюаньлуна. Вероятно, дело в том, что целые стаи первобытных птиц задохнулись от ядовитых газов в крупных вулканических извержениях и обмякшие тельца упали в озера и леса, а потом их засыпал пепел, похоронивший и пернатых динозавров. Неделя за неделей Цзинмай открывает электронную почту, скачивает фотографии и понимает, что перед ней новый вид птиц.

 

Их бесчисленное множество: Цзинмай называет новый вид чуть ли не каждый месяц. Они жили на деревьях, на земле и даже в воде и вокруг воды, как утки. У некоторых все еще были зубы и длинные хвосты, как у их похожих на велоцираптора предков, тогда как у других были крошечные тела, огромные грудные мышцы, хвосты-обрубки и величественные крылья, как у современных птиц. Тем временем рядом с ними планировали и порхали другие динозавры, которые экспериментировали с полетом, — четырехкрылый микрораптор, динозавры с крыльями летучей мыши и так далее.
 

Примерно так дела обстояли 66 млн лет назад. Все эти птицы и другие летающие динозавры были там, порхали и планировали в небе, когда в Северной Америке сражались тираннозавр с трицератопсом, кархародонтозавры преследовали титанозавров к югу от экватора, а карликовые динозавры резвились на островах Европы. А потом они стали свидетелями того, что было дальше, того события, которое стерло с лица земли почти всех динозавров, кроме самых продвинутых, самых приспособленных, летающих птиц, которые уцелели в апокалипсисе и продолжают жить с нами — и среди них чайки за моим окном.