Это весьма озадачило Юрия Николаевича, поскольку ему были известны и другие, весьма авторитетные мнения. Так, английский лорд и министр Болингброк, живший в 18-м веке, в отличие от наших спорщиков "Библию" осилил, после чего пришел к выводу, что "это - жалкое сплетение небылиц, в которых каждое слово есть или верх смешного, или верх ужасного". А великий умница Вольтер после ознакомления с притчами и премудростями царя Соломона заявил, что "приходится благочестиво бороться с естественным отвращением, которое вызывает их чтение". По его мнению, древнееврейский народ "видится со страниц "Библии" как носитель ужасающе суеверных предрассудков, гнусного разврата, зверского разбоя, непроходимой тупости и благочестивой кровожадности". Язвительный Лео Таксиль сокрушался, что "люди слишком мало читают "Библию"! Читать ее - значит перестать верить ей и презирать ее".
Каково же было после этого удивление Юрия Николаевича, когда он обнаружил, что в школьном учебнике для старшеклассников "Библия" отнесена к гуманистическим ценностям европейских цивилизаций за то, что "ее чтение помогает увидеть достойную цель в жизни и освещает ярким светом путь к ней". В подтверждение в учебнике приводились обширные цитаты. Теперь стало объяснимым неожиданно трепетное отношение к религии некоторых молодых людей. Видимо, они были очень прилежными учениками школьных историчек, поспешивших сдать материалистические позиции после повышения педагогического мастерства в петербургской академии, издавшей этот учебник. То-то возрадовалась церковь, мечтающая о преподавании в школе "Закона Божьего".
После такого поворота событий в средней школе естественно было поинтересоваться, как теперь освещается религиозная тема в школе высшей, каких взглядов по этой проблеме придерживаются вузовские преподаватели философии. Поразмыслив, Юрий Николаевич дерзнул направиться в самый главный и старый из петербургских университетов, где есть не просто кафедра, а целый философский факультет.
Были летние каникулы, и двери большинства факультетских помещений оказались запертыми. Наконец одна из них поддалась, и Юрий Николаевич увидел за ней двух девушек, блондинку и брюнетку, занятых чаепитием. Извинившись за несвоевременное вторжение и пожелав приятного аппетита, он сказал:
- Милые дамы, в отличие от вас я человек уже далеко не молодой, сдавал экзамены по философии еще в советские времена и сильно подозреваю, что теперь эта наука преподается, мягко говоря, несколько иначе. С кем бы я мог побеседовать на эту тему? Сами-то вы тоже преподаватели?
- Нет, - ответила брюнетка, - мы только что окончили филологический, а сюда временно устроились лаборантками.
- Ну что ж, это даже лучше, - обрадовался незваный гость. - В таком случае, вы, как недавние студентки, быть может, еще помните, рассказывали ли вам на лекциях о материализме?
Юрий Николаевич очень надеялся услышать в ответ: "Еще бы не помнить. Ведь материализм - основополагающее философское учение". Вместо этого в комнате воцарилась пауза, во время которой девушки обменивались вопрошающими взглядами. Наконец, основательно порывшись в памяти, блондинка промолвила:
- О материализме? Это, кажется, что-то, связанное с Карлом Марксом? Но больше я, извините, уже ничего не помню. Вам лучше обратиться на кафедру онтологии. Ее преподаватели читают лекции на нефилософских факультетах.
К счастью, дверь у онтологов тоже оказалась незапертой. Узнав, какие проблемы волнуют гостя, молодой человек, перелистывавший бумаги за столом в углу комнаты, как оказалось, тоже временный лаборант, любезно предложил Юрию Николаевичу ознакомиться с программой университетского курса по основам философии и даже позволил взять брошюру на пару дней домой. Нетерпеливо раскрыв ее еще на ступенях университетской лестницы, Юрий Николаевич быстро убедился, что такой курс философии, какой преподают нынешним студентам, он никогда не проходил.
В бытность студентом он слушал лекции, выступал на семинарах и сдавал экзамены по предмету, кратко обозначенному в институтском расписании занятий аббревиатурой ОМЛ, означавшей "основы марксизма-ленинизма". Знания каких-либо иных философских концепций, кроме обозначенной в этом названии, на лекциях не сообщались и при сдаче экзамена не требовались. То же повторилось и при сдаче кандидатского экзамена во время обучения в аспирантуре. Философская наука показалась Юрию Николаевичу довольно скучной, и после второго экзамена он к ней больше не возвращался. Но убеждение в первичности материального мира, который всего лишь осмысливается, отражается в сознании, являющемся по этой причине категорией, вторичной по отношению к материи, крепко засело в голове Юрия Николаевича, и он по сей день продолжал откровенно посмеиваться над так называемыми идеалистами, утверждавшими, что ничего из того, что мы видим, слышим, осязаем и обоняем, в действительности не существует, а является не более чем плодом нашего воображения. Он считал это лишь забавным плодом чьей-то не вполне здоровой фантазии, вздорной гипотезой, поскольку реальная жизнь никогда не давала и не могла дать нормальному человеческому разуму никаких ее подтверждений. В то же время он видел в этой гипотезе черты, роднившие ее с религией, и подозревал, что выдвинута она на потребу последней, для придания ей наукообразного вида. Надо же было как-то обосновать исходное библейское утверждение о происхождении всего сущего, гласящее, что "вначале было Слово" (то есть не материя).
И вот, раскрыв брошюру, Юрий Николаевич обнаружил, что ее страницы пестрят словами и фразами, свидетельствующими, что нынешние питомцы старой питерской "альма-матер" призваны впитывать и нести в жизнь и школу, где многим из них суждено трудиться, отнюдь не только материалистически-атеистическое мировоззрение. Наряду с практическими способами освоения мира требовалось воздать должное и "духовным", усвоить "религиозное мировоззрение и формы религии", вникнуть в сущность "веры в сверхъестественное" и "идеи Бога". Слова "дух" и "душа" встречались в тексте программы гораздо чаще слова "разум". Ознакомившись всего лишь мимоходом с диалектическим материализмом, требовалось познать также и "диалектическое богословие". Не обошли составители программы и неведомое Юрию Николаевичу понятие "теодицеи". Уже дома, заглянув в словарь, он узнал, что оно означает попытку оправдать одновременное существование доброго, справедливого Бога и зла на Земле. Миллионы верующих испокон веков, обратив взоры к небу, тщетно вопрошали: "Боже милостивый, почему ты, который может все, допускаешь, чтобы на Земле совершались преступления и лилась людская кровь?", и так как несуществующий адресат их молитв упорно безмолвствовал, ответ за него взялись придумать "философы" от церкви. И теперь узнать его и многое другое из области теологии можно было из университетского курса философии, постигнув заодно, чем отличается "плоть" от "духа", в чем состоят "акты духа" и "философия духа" и как успешно преодолевается досадный разрыв "наук о природе и наук о духе".
Проштудировав программу и ощутив всю глубину своей отсталости в философском познании мира, Юрий Николаевич понял, что без повторного визита в университет ему не обойтись, и не только потому, что надо возвратить брошюру. Требовалось услышать живое слово весьма компетентного человека. И ему повезло - кроме знакомого лаборанта он застал на кафедре моложавого профессора, который в паре с коллегой принимал кандидатский экзамен у аспиранта. Когда экзамен закончился, оказалось, что профессору надо везти куда-то дочку, тихо сидевшую с книжкой в углу комнаты. Поэтому с Юрием Николаевичем он говорил чуть ли не на ходу.
- А что, собственно, Вас так удивляет в нашей программе? - усмехнулся он. - Сейчас очень многие философы в России отошли от примитивного материализма, в том числе и Ваш покорный слуга. За последнее столетие трудами в основном западных ученых запрещенный в СССР идеализм продвинулся далеко вперед и выглядит теперь гораздо последовательнее и логичнее, чем во времена Вашей молодости. У нас на факультете твердокаменные материалисты сохранились как реликты только на одной второстепенной кафедре, да и те в основном помалкивают. И все же мы отвели диамату в нашем курсе основ философии целых две лекции. Вы горюете, что упал уровень атеистической пропаганды? А он просто соответствует количеству сохранившихся атеистов. Что касается меня лично, то я индифферентен, мне тема веры в Бога безразлична. И вообще верить или нет - дело совести каждого отдельного человека, право, закрепленное в нашей Конституции. Почему вы решили, что рост религиозности общества затормозит развитие науки? Подавляющее большинство ученых в мире верили и верят в Бога, и это им нисколько не мешает познавать тайны природы. В их числе и Чарльз Дарвин, и Менделеев, и Иван Петрович Павлов, и наша современница Наталья Петровна Бехтерева. Сейчас в продаже есть новый философский словарь, где Вы найдете ответы на многие вопросы.
Упомянутый словарь Юрий Николаевич обнаружил в киоске университета и не удержался тут же у прилавка отыскать страницу со словом "душа", желая узнать, как авторы относятся к ее бессмертию. Оказалось, что свою точку зрения ни по этому, ни по другим вопросам авторы принципиально не излагают, сохраняя, подобно университетскому профессору, полный нейтралитет. О "душе" было сказано, что это "нематериальная сущность", которая "бессмертно существует в загробном мире (христианство, ислам) либо бесконечно переселяется из тела в тело (буддизм)". И никаких комментариев по поводу того, правильно это или чушь. Принимай, читатель, то представление о "душе", которое тебе больше по душе, или отвергай само это понятие. В другом разделе того же словаря "душа" толковалась как "совокупность психических характеристик личности", то есть практически как синоним слова "психика". Здесь уже не было ни мнимого бессмертия, ни загробного мира, и такой смысл вполне устраивал материалистов, но словарь вовсе не навязывал его верующим. В книжке приводилось целых пять доказательств существования Бога, например, такое: "Бог существует, потому что существует вера в него у всех народов мира", но отнюдь не утверждалась ни неопровержимость, ни вздорность подобных "доказательств". Ну что ж, для словаря, подумал Юрий Николаевич, это вполне логично. Он и не должен вести одностороннюю пропаганду, это, так сказать, не его жанр. Другое дело - учебник, изданный для светского образовательного учреждения, который обязан нести людям научное знание. Тут уж ученые должны сказать свое веское слово, дать отпор религиозному мракобесию.
В поиске свежих, написанных уже после ликвидации коммунистической цензуры, учебников по философии Юрий Николаевич обошел не одну библиотеку города, пока не наткнулся на двухтомник, изданный одной из столичных академий, носящей имя выдающегося российского марксиста. Изрядную долю оптимизма вселило в Юрия Николаевича предисловие, в котором было сказано, что учебник подготовлен в соответствии с государственными требованиями. Уж если в дело вмешалось само государство, решил заскучавший было безбожник, углубляясь в текст, то здесь должна быть только настоящая наука и никакой поповщины. Как он ошибся!
Отметив, что не только крупнейшие мыслители прошлого, но и определенная часть современных исследователей являются верующими, авторы выражали "сожаление в связи с замалчиванием влияния идеи Бога на развитие научного знания" и утверждали, что эта идея "была плодотворной для развития научных представлений, а существование божественного идеала подвигало естествоиспытателей на поиск причин гармонии в природе". Оказывается, наука и религия всегда шагали и шагают чуть ли не плечом к плечу, "помогая человеку в осмыслении окружающего мира, наполняют смыслом его земное существование и дают надежду на бессмертие". Вот даже как! Но, несмотря на то, что религия милостиво позволяет науке быть своей соратницей, ученым не следует особенно обольщаться, ибо "научное познание мира не в состоянии опровергнуть истины религии". Занятая анализом отдельных элементов реального мира, наука не дает, якобы, целостного знания о мире, в то время как религия с успехом делает это "путем постижения Бога". "Знакомая мысль, - вспомнил Юрий Николаевич высказывание монахини из кельи. - Интересно, кто у кого ее слямзил - затворница у горе-философов или наоборот". Досадное для себя безбожие части человечества авторы учебника объяснили не успехами естественных наук, а "психологическими переживаниями людей по поводу покинутости мира Богом". Выражалось сожаление, что "наука, отгораживающая Бога от реального мира, лишает себя возможности общения с Ним". Вот так заявленьице после фанфар по поводу шагания плечом к плечу!
И такое вот явно церквоугодное издание, да еще в ранге учебника для высшей школы, увидело свет не только без противодействия, но фактически с благословения государства. У Юрия Николаевича давно возникло, а теперь окрепло подозрение, что, как бывало во времена тотального господства коммунистического Политбюро, когда все идеологические кампании проводились по "закрытым" указаниям из Москвы и дружно и немедленно поддерживались и одобрялись по всей стране, так и сейчас религиозное наводнение происходит не без участия новой российской власти. Было ощущение, что по стране распространена тайная директива способствовать возрождению религии и церкви, а о наличии в обществе атеистов нигде в средствах массовой информации даже не упоминать, на радио и телевидении ввести негласную цензуру и допускать к микрофонам только тех, кто соглашается подтверждать свою веру в Бога.
Но если такая тайная директива действительно существует, то где можно узнать о ее существовании? А что если попробовать в качестве пробного шара выяснить хотя бы, кто приказал убрать слово "атеизм" из названия популярного петербургского музея.
Не долго думая, Юрий Николаевич в ближайший выходной направился в музей. Давненько не бывал он в этих стенах. Удовлетворив некогда раза два-три свою любознательность и склонив голову перед могилой Кутузова, он не испытывал большой потребности в новых визитах сюда, предпочитая другие художественные, исторические и мемориальные музеи, которых в городе не счесть. В отличие от прошлых раз внутрь собора он вошел бесплатно. Оказалось, что теперь обширная площадь в районе бывшего алтаря возвращена церкви, ее отгородили от музея невысоким барьером и здесь возобновили службы. Посетителей по обе стороны "границы" в этот час было мало, и женщина-экскурсовод скучала в ожидании желающих воспользоваться ее услугами. Интерес, проявленный Юрием Николаевичем к фреске "Тайная вечеря", расположенной наверху алтарной стены, оживил ее. Завязалась беседа, плавно перешедшая на проблемы музея, переживающего, мягко говоря, не лучшие времена. Музейщики уже давно смирились с требованием клерикалов покинуть стены собора, но ремонт предназначенного для переселения светского здания из-за нехватки денег протекает очень вяло. Учитывая это, церковные иерархи согласились пока терпеть присутствие музея в храме, но несколько лет назад его существование буквально висело на волоске, когда появилась назвавшаяся "общественностью" группа верующих, в которой выделялись (не только поведением, но и маскарадной внешностью) так называемые "казаки Невской станицы". Звучали угрозы силового решения проблемы: музей из храма изгнать, богоугодные и благопристойные экспонаты раздать церквам и другим музеям, а остальное выбросить на свалку. Тогда-то перепуганный насмерть коллектив и решил на своем собрании сократить экспозицию за счет дразнящей церковников части и "урезать" название музея, опустив в нем "богомерзкое" слово.
- Но это не единственная причина, почему мы расстались с атеизмом, - продолжила собеседница. - Дело еще в том, что мы - музей государственный. А согласно Конституции государство гарантирует каждому гражданину право исповедовать любую религию. Как же можем мы, государственная организация, пропагандировать отрицание Бога и веры. Для нас это было бы нарушением закона. Другое дело, если бы кто-нибудь создал частный музей атеизма, тогда он выражал бы точку зрения не государства, а хозяев музея, то есть частных лиц, которым по той же Конституции антирелигиозная пропаганда не запрещена. Но даже в названии такого музея слово "атеизм" лучше не употреблять. Не знаю, по какой причине, но и законотворцы не решились употребить это слово в тексте, и там написано, что разрешается распространять не только религиозные, но и "иные" убеждения. Казалось бы, яснее ясного, что в иные, чем религиозные, входят, прежде всего, антирелигиозные, то есть атеистические взгляды, но напрямую об этом не сказано, и есть возможность двойного толкования закона, а у церкви и верующих - формальное основание оспаривать название "Музей атеизма". Между тем, у философов в ходу более широкий и менее радикальный, чем "атеизм", термин, выражающий критическое отношение к религии, - "свободомыслие", который и следовало бы предпочесть. Но пока такого музея, увы, нет.
- А мне кажется, - возразил Юрий Николаевич, - что если быть последовательными, то государство не должно демонстрировать в "своем" музее только религиозные экспонаты. В результате получается, что мы имеем в городе нечто вроде еще одной, но только государственной, церкви. А это, согласитесь, нонсенс, ибо по закону церковь от государства отделена.
- Нет, наш музей не церковь, хотя все экспонаты в нем имеют к ней отношение. Мы - один из многих исторических музеев страны, раскрывающий одну из граней общей истории России и человечества - историю религии. Почитайте-ка наши письменные комментарии в экспозиции. Разве в них есть хотя бы малейший намек на призыв верить в Бога? Мы даем посетителю понять, что нам совершенно безразлично, с каким отношением к Богу он пришел и уйдет от нас. Между тем, среди наших сотрудников есть и верующие, и атеисты. Я, кстати, в числе последних.
- И все же я не понимаю, - не сдавался Юрий Николаевич, - как можно, рассказывая посетителям об истории отношения людей к Богу, вспоминать только о той части человечества, которая в Бога верит, и совершенно умалчивать о безбожниках, как будто их в истории никогда не было. Строго говоря, история религии и история атеизма - это две стороны одной медали, их нельзя искусственно разрывать. Это все равно, что, рассказывая о ходе военной битвы, сообщать о действиях только одной из противоборствующих сторон. И почему в экспозиции по истории религии надо обязательно показывать церковь только в слащаво-розовом свете, умалчивая о тех страданиях и бедах, которые причинило людям насаждение ею слепой веры в Бога? Разве религиозные войны, гонения, обрушивавшиеся на свободомыслящих, вплоть до пыток и костров инквизиции, проявления религиозного экстремизма - не страницы истории религии?
- Да, это тоже ее история, и мы стараемся в меру сил ее отражать. Например, планируем упомянуть о факте службы немецким оккупантам части священников на захваченной врагом территории CCCP. Но по "черным" страницам истории церкви у нас нет или почти нет экспонатов. Надо же что-то повесить на стены и выставить в витринах, а есть в основном книги, демонстрация которых - дело библиотек, а не музеев. И все-таки после переезда в светское помещение мы, возможно, будем показывать историю религии более объективно, чем сейчас.
- Говорите, нет экспонатов, а куда же они подевались? Ведь были раньше и картины, и макеты, и орудия инквизиторских пыток и оружие, которые церковь использовала как аргументы в борьбе с иноверцами и безбожниками. Неужели все это теперь уничтожено?
- Нет, кое-что лежит у нас в запасниках... Но извините, меня зовет работа, кажется, появилась потребность в экскурсоводе.
То, как проворно собеседница воспользовалась удобным предлогом, чтобы удалиться, не осталось не замеченным Юрием Николаевичем. Но он не обиделся, так как понимал, что в дискуссионном запале стал задавать слишком трудные с точки зрения нынешнего положения музея вопросы, почти на грани провокационных. Откуда было музейной даме знать, что перед ней действительно простой безбожник, а не человек, подосланный церковью для того, чтобы получить повод обвинить государственный музей в антирелигиозной пропаганде, да еще на церковной "территории".
Итак, с музеем все было более или менее ясно. Рассчитывать на его объективность в просветительской работе пока не приходилось, а будущее скрывалось за неблизким, похоже, горизонтом. Недаром экскурсовод, женщина, еще не пожилая, полушутя заметила, что мечтает дожить до переезда музея на новое место. Но Юрий Николаевич не забыл о главной цели, ради которой приходил в музей - обнаружить существование негласного прорелигиозного давления на него со стороны государственной власти. Этой цели он не достиг, потому что, если даже такое давление и было, то музей руководствовался не им. Он сам отрекся от атеизма из страха испортить отношения с хозяином "жилплощади" и быть выброшенным на улицу. Государство можно было винить лишь в том, что оно не проявило должной активности в защите интересов "своего" учреждения культуры.
"А с чего это я вообще взял, - засомневался вдруг Юрий Николаевич, - что у государства есть потребность поддерживать церковь? Зачем это власти, состоящей по большей части из вчерашних коммунистов-безбожников? Не может быть, чтобы они вдруг искренне уверовали в Бога и стали на его сторону". Согласно исследованиям ученых-психологов, искавших разгадку феномена внезапного религиозного обращения, ему часто предшествуют чувства греха и вины, духовный кризис, нравственные и мировоззренческие поиски, неудовлетворенность прежним образом жизни, конфликт с обществом и окружающими. Из всего этого букета к власти приложимо, разве что, возможное ощущение вины перед народом за грубые ошибки в проведении экономических реформ, приведшие к его обнищанию и выражениям протеста. Но вряд ли это чувство могло заставить государство искать дружбы с Богом и обратиться за помощью в небесную канцелярию.
Среди причин внезапного богоискательства известны также случаи, когда людей, прежде равнодушных к Богу, увлекал в его объятия глубокий эмоциональный срыв, вызванный горем, тоской, невосполнимой утратой, сопровождаемый чувством одиночества и беззащитности. Так, из литературы Юрий Николаевич узнал о случае с известной петербургской женщиной-академиком, упомянутой университетским профессором философии. Внучка выдающегося русского психоневролога, Наталья Петровна сама добилась больших результатов в исследовании мозговой деятельности человека. Уж кому, казалось бы, как не ей, знать, что так называемая душевная или, что то же, психическая деятельность есть не что иное, как физиологическая функция головного мозга, и не содержит ничего сверхъестественного и нематериального. И, тем не менее, именно этот человек, стоящий, можно сказать, на переднем крае научного познания природы, пришел к тому, что стал истово молиться в церкви. Причиной этого, как видно из книги, написанной самой нововерующей, стало "измененное состояние сознания", вызванное глубочайшей личной трагедией - одновременным уходом из жизни двух самых близких людей: сына и мужа. "Произошло нечто, прямо показавшее мне, что есть Зазеркалье", - написала она после того, как ей стали мерещиться души умерших.
И если российская власть на исходе 20-го века стала ближе к церкви, чем был двумя веками раньше отпетый атеист - прусский король Фридрих II, то тоже не иначе, как по причине "измененного состояния сознания". Но что могло послужить для этого толчком, какие призраки и фантомы? Уж явно не мистические, ибо в сверхъестественное посткоммунистическая власть едва ли верит. А вот политические, - пожалуй. Тени разных исторических фигур, от французского императора Людовика XVI до последнего российского царя, утративших политическую власть, порою вместе с головой, вследствие недостаточной популярности в массах, витают перед глазами тех, кто уже находится у власти или только рвется к ней. Любой деятель современной российской политической арены твердо знает, что будет обречен на неуспех без заигрывания с массой избирателей, а в ней изрядную долю составляют люди, искренне или под влиянием моды стоящие на процерковных позициях. Какую именно долю? Ответ услужливо подсказала в одной из газет сама церковь, заинтересованная в том, чтобы эта доля считалась как можно более внушительной. "В Московском Патриархате, - известила газета, - дали информацию, что православными верующими в России считает себя 60% населения". И это только православными, а есть ведь и другие конфессии. В такой обстановке проявлять холодность к церкви значит отталкивать от себя весомый пласт электората, следовательно, не иметь должной опоры под ногами и будущего. Какая же власть или претенденты на нее хотят себе такой судьбы? Значит, причина подыгрывать церковникам, если не явно, то завуалированно, все-таки есть. Это поняли даже коммунисты, поспешившие исключить из своего устава требование быть атеистом, а их лидер стал даже опережать Президента в поздравлениях россиян с Рождеством и Пасхой.
В качестве следующего шага в поиске проявлений предполагаемого заигрывания государства с клерикалами Юрий Николаевич выбрал проверку отношения к религии тех печатных органов, которые в доперестроечные времена твердо стояли на естественнонаучных, значит, антирелигиозных позициях. Поскольку в ту пору о частной собственности да еще на средства информации не могло быть и речи, то все газеты и журналы издавались на средства государства или щедро дотируемых им общественных организаций. Так, финансируемое из госкармана всесоюзное общество "Знание" издавало научно-популярный журнал "Наука и религия", пользовавшийся большим интересом у читателей. Но в последние годы Юрий Николаевич почему-то перестал встречать его на прилавках и в киосках торговцев периодикой. С чего бы это? Неужели его перестали издавать? С таким вопросом Юрий Николаевич отправился по излюбленному адресу - в Публичку.
Эта знаменитая российская научная библиотека еще недавно носила имя русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и гордилась этим. Но в одночасье она стала безымянной, превратившись просто в Российскую национальную (в отличие от Российской государственной, бывшей Ленинки). Нельзя сказать, что Юрий Николаевич сразу обратил внимание на этот, в общем-то, довольно странный факт. Странный потому, что Михаил Евграфович не принадлежал к числу тех, кому россияне могли предъявить политический счет и вычеркнуть из списка почитаемых. Но в контексте последних событий Юрий Николаевич невольно задумался над возможной причиной этого переименования. Припомнилось, что некоторым городским больницам, даже не старым, а построенным совсем недавно, кто-то вдруг распорядился присвоить имена разных святых страдальцев, чем, несомненно, порадовал церковь. Так, может быть, и переименование библиотеки вызвано тем, что у церкви есть какие-то претензии к известному писателю-сатирику? К своему стыду, Юрий Николаевич знал творчество Салтыкова-Щедрина лишь в объеме школьной программы и не мог припомнить, были ли среди тех, в кого летели его сатирические стрелы, лица духовного сана. Заглянув в "Энциклопедию", он узнал, что Салтыков-Щедрин разделял взгляды Белинского, был его идейным учеником. А какие в таком случае отношения с религией были у "Неистового Виссариона"? Так и есть, выдающийся критик и публицист был еще и философом-материалистом, следовательно, попов не жаловал, их симпатией не пользовался и не мог не передать это своему идейному последователю.
Вступив с такими мыслями под своды Публички, Юрий Николаевич первым делом обратился к дежурному библиографу с вопросом о причине переименования библиотеки. Сотрудница, не мешкая, вызвала на экран компьютера текст соответствующего документа. Им оказался не больше, не меньше, как Указ самого Президента страны, где вместо слова "переименовать" стояло слово "преобразовать", но о причине преобразования не было ни слова. Раз так, то гипотеза Юрия Николаевича, что в переименовании госучреждений в России проявляется все тот же церквоугодный подход, сохраняла право на существование.
Ну а что же все-таки произошло с журналом всесоюзного общества? После распада Союза учредитель перестал упоминаться в выходных данных этого издания, но сам журнал, переболев несколькими сдвоенными номерами, сохранился. Убедившись в этом, Юрий Николаевич повеселел: "Значит, осталось в стране, сознательно или бездумно направляемой кем-то в сторону, обратную естественнонаучному прогрессу, хоть одна трибуна для высказывания здравых мыслей о сущности и вреде религиозного умопомрачения". Его настроение еще больше поднялось, когда он увидел в рубрике "Слово редактора" заголовок: "Сохраним лицо при любой погоде!". Это обещание и сохранение в названии слова "наука", да еще впереди слова "религия", говорило о том, что журнал остался и намерен оставаться впредь голосом ученых-материалистов. Но радость Юрия Николаевича была, увы, недолгой. Из текста статьи под многообещающим заголовком он узнал, что к редактору поступают упреки в изменении курса журнала, начавшего обработку читателей в религиозном духе. Читатели, многие годы выписывавшие журнал, сообщали об отказе от дальнейшей подписки. Так о каком же "сохранении" и какого "лица" писал в таком случае редактор? Оказалось, что некоторое время назад журнал решил изменить свою прежнюю направленность и взял курс на "плюрализм мнений атеистов и верующих различных конфессий и мнений по вопросам информационных сил Вселенной". Редактор успокаивал тех, кто заклинал в письмах не менять нового лица журнала, бодрым возгласом: "Не изменим!". В том, что под этим флагом журнал перешел к почти исключительно религиозным публикациям, было нетрудно убедиться, даже не вчитываясь в тексты статей, а просмотрев лишь оглавление и иллюстрации. От настоящей науки в журнале осталась только все та же, что и в музее, история религии. Зато появились псевдонаучные статьи, имеющие целью придать религии "научную" обоснованность. Например, якобы присущая человеку (понимай, его душе) способность путешествовать в пространстве и времени, переживать ощущение выхода за пределы своего "Я" и "возврата в культурное и историческое прошлое человечества и мира" объяснялась в рамках теории так называемого "трансперсонального опыта", утверждающей, что человек не просто материален, но представляет собой "единство материального тела (биомашины) и бесконечного поля сознания". В статье некоего доктора экономических наук, по совместительству "народного академика Русской академии наук, искусств и культуры", откровенно озаглавленной "Лептонная концепция мироздания - синтез науки и религии", сообщалось, что душа потому, якобы, обладает способностью беспрепятственно проникать сквозь любые стены и тела, что она является квантовой голограммой человека, его "стоячей лептонной волной". Вслед за гипотезой о существовании лептонных душ людей автор провозглашал существование лептонного Бога, чья "энергоинформационная мощность прямо пропорциональна числу верящих в Него людей и силе их веры".
"Да это же чуть ли не дословное повторение одного из "доказательств" существования Бога, которое я нашел в философском словаре, - подумал Юрий Николаевич. - Только то придумали сами церковники, а это выдается за плод философских раздумий народного академика экономических наук". Хорошо еще, что автор признавал необходимость проверки своей "теории" экспериментами, хотя вполне возможно, что это делалось лишь с целью придания ей большей наукообразности. "А что? Если о Боге и душе стало возможно говорить с позиций новейшей науки, значит, не такая уж это мистика, значит, в этом что-то есть", - могли подумать люди без твердых материалистических убеждений, даже не заметив, что уже попали в сеть, расставленную для них хитроумными религиозными проповедниками.
Юрий Николаевич зримо представил себе, как радостно потирает руки, читая журнал, та монахиня из кельи. Теперь, решит она, у нее есть еще больше оснований называть безбожников безумцами, а то и "клиническими идиотами", как еще более изящно выразился в интервью один художник слова, снискавший известность тем, что раскопал останки последнего "божьего помазанника" на российском троне. "А ведь сами-то они, пожалуй, не очень похожи на настоящих верующих, - подумал Юрий Николаевич. - Те должны брать пример со своего кумира и терпимо относиться к инакомыслящим, считая их "заблудшими овцами". А тут такие громогласные, на всю страну, ругательные обвинения в отсутствии ума как раз у тех людей, которые решают для себя вопрос о Боге по-умному, на основе размышлений, а не слепого фанатизма. Кто же после этого настоящие безумцы?"
Защищая новую ориентацию бывшего антирелигиозного журнала, ее горячий приверженец написал: "Как же мало надо уважать человека, чтобы считать, что взрослого, думающего читателя повергнет в фантастическую веру религиозная публикация?". Похоже, этому господину было невдомек, что, во-первых, не все читатели взрослые, а во-вторых, далеко не все даже в солидном возрасте прибегают в вопросах веры в Бога к помощи рассудка. В том-то и дело, что немало и таких, кто руководствуется в этом случае не столько разумом, сколько эмоциями. "Истинная вера - прочел Юрий Николаевич нравоучение автора очередной "научной" статьи, - вера сердечная", то есть опирающаяся не на интеллект, а на чувства. Вот почему среди верующих преобладают люди с повышенной эмоциональностью: женщины по сравнению с мужчинами и представители художественной интеллигенции ("лирики") по сравнению с технарями ("физиками"). Чаще всего толчком, повергающим людей в искренюю веру (не путать с лицемерной, обусловленной модой), является страдание: болезни, несчастья, то, что называют "ударами судьбы". Один глубоко верующий современный писатель, озабоченный падением нравов в России, заявил: "Чтобы человек остался человеком, нужна церковь, а чтобы душа оцерковилась, нужно страдание". Другими словами, если не хочешь озвереть, изволь "оцерковливаться", а для этого старайся испытывать только отрицательные эмоции, страдай. А если ты счастлив, весел, удовлетворен жизнью и хочешь петь, а не молиться, то твоей нравственности хана и дорога тебе одна - в мир разврата и преступности. Прочитав это откровение, Юрий Николаевич, душа которого за долгие годы так и не "оцерковилась", стал с тревогой присматриваться и прислушиваться к себе - уж не тянет ли уже его выйти с кистенем на большую дорогу. Но нет, даже тайком сунуть в карман кусок мыла в магазине самообслуживания почему-то до сих пор не тянуло. И как это ему удалось с детства усвоить основные принципы нормальной человеческой морали типа "не убий" или "не укради" без помощи церкви, воспитываясь в безбожной семье, атеистической школе, атеистическом обществе и только недавно, опять-таки из атеистической литературы, узнав, что церковь приписывает авторство этих принципов Богу, начертавшему, якобы, их на каменных "скрижалях", подаренных вождю древних евреев?
Из книг психологов Юрий Николаевич узнал, что кроме самого страдания религиозному "обращению" способствует также его предчувствие и вызванный им страх. Отсюда ощущение личной неуверенности и незащищенности, рабское желание снять с себя и переложить на всесильного Бога ответственность за свою жизнь, за свои поступки и ошибки. Размышляя над этим, Юрий Николаевич пришел к парадоксальной мысли, что тому, что сейчас народ ударился в религию, весьма поспособствовали самые "заклятые" из атеистов - коммунисты ("заклятые" в том смысле, что, вступая в партию, клялись не верить в Бога). Это они за многие десятилетия отучили советского человека от самостоятельности в принятии принципиальных жизненных решений. Известная фраза "фюрер думает за нас" из сатирических куплетов военных лет, высмеивающих гитлеровскую диктатуру, была вполне применима и к представлению о жизни советского обывателя, приученного к тому, что за него думает и решает некто по имени "партия и правительство".
Далее>>
