Неужели это так унизительно быть всего лишь высокоорганизованной материей? И если в этом мире нет ничего, кроме атомов, разве это нас унижает? А может это возвышает материю?
Карл Саган
Эссе Ричарда Докинза «The future looks bright» первоначально было опубликовано в The Guardian:
Однажды я прочёл научно-фантастическую повесть, в которой астронавты, путешествующие к далёкой звезде, в тоске по дому восклицали: «Подумать только, там, на Земле, сейчас весна!» Возможно, вы не сразу поймёте, что здесь не так — настолько в нас укоренился бессознательный шовинизм жителей северного полушария. Да, «бессознательный» — лучше не скажешь. А значит, пришло время повысить нашу с вами сознательность.
Сдаётся мне, что вы могли бы приобрести в Австралии или Новой Зеландии карту, на которой Южный полюс изображен вверху, по причинам более глубоким, чем пустое зубоскальство. Вот бы такая вещь висела во всех наших классных комнатах, правда? Какой великолепный повод задуматься! Она день за днём напоминала бы детям, что не обязательно наверху должен быть север. Карта заинтриговала бы их и помогла многое осознать. Придя домой, они рассказали бы об этом родителям.
Феминизм научил нас сознательному подходу. Я, бывало, и сам смеялся, встречая фразы вроде «его или её», и по сей день я стараюсь избегать их из эстетических соображений. Но я осознаю силу и важность повышения сознательности. Теперь я вздрагиваю от «one man one vote» (прим. переводчика: букв. «один мужчина — один голос»: избирательный принцип, гласящий, что право участвовать в выборах имеют все вне зависимости от расы, религиозной принадлежности, имущественного положения и прочего). Моя сознательность выросла. Ваша, вероятно, тоже, и это важно.
Мои американские друзья-атеисты были одержимы идеей изъятия слов «по воле Божьей» из текста присяги (куда их добавили в 1954 году). Я считал это бесполезной тягой к символическим жестам. Мне не давала покоя сама шовинистическая мерзость присяги флагу, а не её текст. Они перечеркивали надпись «In God we Trust» (прим. переводчика: «на Бога уповаем») на каждой долларовой купюре, которая попадала им в руки (опять же, эта надпись появилась только в 1956 году), тогда как меня больше волновали огромные, не облагаемые налогом суммы денег, которые ряженые телепроповедники выманивают у старушек. Мои друзья, не страшась гонений со стороны знакомых, заявляли: в школьных классах не должны висеть плакаты с десятью заповедями, потому что это нарушает Конституцию. «Но ведь это всего лишь слова, — убеждал я их. — Зачем тратить столько сил на какие-то там слова, если внимания требует ещё множество проблем?». Теперь я думаю иначе. Слова не «какие-то там». Внимательное отношение к словам делает нас сознательнее.
Свой любимый пример я повторял уже много раз (и не прошу за это прощения, ведь в деле повышения уровня сознательности повторение — мать ученья). Когда мы слышим слова вроде «ребёнок-католик» или «ребёнок-мусульманин», в наших головах должны яростно бить колокола протеста, точно так же как от «one man one vote». Дети слишком юны, чтобы делать выбор в пользу одной из религий. Человек не может голосовать, пока ему не исполнится восемнадцать, — и так же свободно мы должны выбирать свой взгляд на происхождение мира и свою мораль, не позволяя обществу навязать их нам в качестве непременного наследства от родителей. Мы были бы ошеломлены, услышав о ребёнке-ленинисте, о ребёнке-неоконсерваторе или о ребёнке-последователе монетаризма Хайека. Так не насилие ли это над детьми — называть их «католическими» или «протестантскими»? Особенно в Северной Ирландии и Глазго, где подобные ярлыки, передаваемые из поколения в поколение, на века разделили жителей одной местности и из-за них могут даже гибнуть люди?
Дети-католики? Брр. Дети-протестанты? Поёживаемся. Дети-мусульмане? Бросает в дрожь. Такого уровня должна достичь наша сознательность. Иногда возникнет нужда в эвфемизме, и я предлагаю: «ребёнок родителей-иудеев», например. Если подумать, то мы это и подразумеваем в обоих случаях. Как и перевёрнутая (опять северополушарный шовинизм: передёрнуться!) карта из Новой Зеландии делает нас сознательнее в вопросе географии, так и дети должны слышать о себе не «дети-христиане», а «дети родителей-христиан». Уже одно это повысит их сознательность, поможет определиться с выбором и присоединиться, если они пожелают, к любой из религий, а не считать религией «веру в то, во что верят родители». Вполне вероятно, что эта закодированная в языке свобода выбора приведёт детей к абсолютному отказу от религии.
Пожалуйста, привлеките внимание людей к тем словам, которыми они описывают детей. Скажем, если на вечеринке вы услышите, как кто-нибудь говорит о школе для детей-мусульман или детей-католиков (а такое вы ежедневно встречаете в газетах), скажите этому человеку: «Как вы можете так говорить? Разве вы назовёте ребёнка тори или новолейбористом? Ну, а как тогда вы можете называть его католиком (мусульманином, протестантом и так далее)?» Если повезёт, то каждый из гостей, позднее услышав такую же фразу, вздрогнет или хотя бы привлечёт к ней внимание, и мем будет распространяться.
Триумф сознательности — кража гомосексуалами слова «гей» (прим. переводчика: «gay» — «радостный»). Помню, я оплакивал потерю слова «гей» в его истинном (и я до сих пор считаю его таковым) смысле. Но, с другой стороны, слово «гей» быстро вошло в обиход, и это — кульминация моей статьи. «Гей» лаконичен, радостен, позитивен — стремится вверх, тогда как слово «гомосексуал» ведёт вниз, а «гомик», «педик», «педераст» — и вовсе оскорбительны. Тем из нас, кто не принадлежит ни к одной религии; тем, кто видит Вселенную скорее естественной, чем сверхъестественной; тем, кто радуется реальному миру и презирает побег в ложный мир ирреального, нужно наше собственное слово, подобное слову «гей». Вы можете сказать: «Я — атеист», но это в лучшем случае прозвучит церемонно (вроде утверждения «Я — гомосексуал»), а в худшем — всколыхнет предрассудки (как «Я — гомик»).
Пол Гейсерт и Минга Фатрелл из города Сакраменто в Калифорнии решили придумать новое слово, подобное «gay». Они искали существительное, перешедшее в этот разряд из прилагательных, не слишком сильно поменявшее значение. Нужно было найти такое же цепкое слово, способное широко распространиться, стать мемом. Как и «gay», оно должно было быть позитивным, теплым, радостным, светлым.
Светлым («bright»)? Да, светлым. Брайт — вот то самое слово, новое существительное. Я — брайт. Ты — брайт. Она — брайт. Мы все — брайты. Не пора ли публично признаться, что ты брайт? А вот он — брайт? Не думаю, что смог бы увлечься женщиной, если она не брайт. Вебсайт www.celebatheists.com предполагает, что бесчисленное множество интеллектуалов и прочих знаменитостей — брайты. Брайты — 60% американских учёных и ошеломляющие 93% тех учёных, что удостоены чести быть избранными в элитную Национальную академию наук США (подобную Королевскому Научному Обществу Великобритании). Взгляните на вещи со светлой стороны: пусть сегодня политики не могут признаться в этом, не рискуя местом в парламенте, но Конгресс США наверняка полон тайных брайтов. Здесь, как и в случае с геями, чем больше брайтов выйдет в свет, тем проще будет остальным сделать то же самое. Люди, которым неловко использовать слово «атеист», скорее всего, будут рады назвать себя брайтами.
Гейсерт и Фатрелл настаивают, что их слово — существительное и никак не может быть прилагательным. «I’m bright» («Я — светлый ум») звучит заносчиво. Фраза «Я — брайт» — слишком непривычная, чтобы быть высокомерной — озадачивает, интригует и привлекает. Напрашивается вопрос: Кто такой брайт?», и тут — ваш выход: «Брайт — это человек, чей взгляд на мир свободен от сверхъестественного и мистического. Мораль и поступки брайта основаны на натуралистическом взгляде на вещи».
— Вы имеете в виду, брайт — это атеист?
— Конечно, некоторые брайты с готовностью признают себя атеистами. Другие предпочитают называться агностиками. Кое-кто считает себя гуманистом, а некоторые — свободомыслящими людьми. Но все брайты видят мир свободным от мистики и сверхъестественного.
— Оу, я понял. Это немного похоже на «гей». И что тогда будет антонимом для брайта? Как вы назовете религиозного человека?
— А какие есть предложения?
Конечно, как бы мы, брайты, ни настаивали на том, что наше слово — это существительное и только существительное, мы понимаем: если его подхватят, скорее всего, оно пойдет по пути «gay» и рано или поздно возродится как новое прилагательное. И когда это случится — кто знает? — мы вполне можем получить «светлую голову» в президенты.