Эволюция аграрных культов

Остановимся на жертвоприношениях, связанных с аграрными культами, и проследим их эволюцию. Это исследование необходимо, чтобы связать наши общие положения с основными идеями относительно происхождения христианства и мифа о Христе, чтобы показать, что христианская мистерия, как и другие религиозные таинства, уходят своими корнями в первобытное общество; в разных общественно-экономических формациях ягненок — клановый тотем, затем пасхальный ягненок аграрного обряда и, наконец, агнец Христос религии спасения представляют собой сходные религиозные отражения. 

 

Мы будем брать примеры из областей, которые были, более или менее непосредственно, колыбелью «мистерий спасения» и мировых религий; и поскольку в этих областях были широко распространены земледелие и животноводство, выражение «аграрные культы» представляется удобным (распространение аграрных культов происходило от Индии до Средиземноморья с IV по II тысячелетие до н. э.).

 

Жертвоприношения аграрных культов как бы разрешают людям безопасно пользоваться продуктами животноводства и земледелия; они направлены к тому, чтобы сохранить жизнь стад, плодородие полей, которые, будучи оголены после сбора урожая, кажутся мертвыми и оставленными духами растений. Эти жертвоприношения обычно состоят в празднествах первинок: в жертву приносится некоторая часть стада и урожая, чтобы сохранить все остальное. 

 

После того как богу отдали то, что ему полагается, оставшееся можно безбоязненно употреблять в пищу; первинки удерживают духов данной породы животных или известного вида растений, и их надо освободить для возрождения в будущем году. Дело идет о том, чтобы помочь духам в умножении урожаев, так же как интичиума австралийцев помогала воспроизводству породы тотемных животных. Иудейская пасха на втором этапе своего развития была такого рода жертвоприношением. 

 

«Не медли (приносить Мне) начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца из сынов твоих; то же делай с волом твоим и с овцею твоею...» (Исход XXII, 29, 30). 

 

Принесение в жертву новорожденных детей, обычай, который существовал также у финикиян, у карфагенян и др. и который позже был заменен выкупом древние иудеи заимствовали у ханаанеев. Царь Манассия «провел сына своего чрез огонь» (4 Царств XXI, 6). 

 

Принесение в жертву ягненка, замещающее человеческое жертвоприношение в карфагенской (семитской) религии Ваал Хамона, выступавшего позже в латинизированном облике Сатурна, является тому свидетельством. Замещение произошло довольно поздно, потому что еще во времена Империи была установлена казнь распятием для тех, кто приносил в жертву своих детей. 

 

Закон Моисея систематизировал жертвоприношения домашних животных, их первого приплода (Исход XIII, 2, 15, XXXIV, 19, 20 и др.). Раз в то время существовали домашние животные — значит, существовало животноводство и эти установления относятся к тому времени, когда народ Израиля был еще кочевническим. 

 

Принесение в жертву пасхального ягненка — семейный обряд, восходящий к эпохе «до изгнания» — имеет очень древние корни. Теодор Рейнак не без основания видит у этого обычая тотемическое происхождение: разве ягненок не был тотемным животным клана Рахили — овцы? Подобным же образом можно объяснить пресловутый культ «золотого тельца», против которого боролся Ягве при исходе древних евреев из Египта: телец был тотемом клана Лии — коровы. После перехода евреев к оседлости в Ханаане принесение в жертву первых ягнят изменило свое значение: его стали рассматривать как замещение жертвоприношения новорожденными детьми.

 

Приведем пример, взятый из несемитской религии, где ягненок служит заместительной жертвой. Следующий текст извлечен из договора между ассирийским царем Ассурнирари (755 — 746 гг. до н. э.) и представителем сирийской династии Мати-элем: «Эта голова — это не голова ягненка... это голова Мати-эля; это голова его сыновей, его приближенных, людей его страны. Если Мати-эль [нарушит] эти обязательства, его голова будет отрезана так же, как голова этого ягненка. Эта «десница» не «десница» ягненка, это «десница» Мати-эля, «десница» [его сыновей, его приближенных] людей его страны». Отран (Autran), у которого мы заимствуем этот текст (I, 221), отмечает, что аккадское слово «пику» в частном значении «жертвенный ягненок» приобрело более общее значение жертвы вообще. 

 

С развитием земледелия возникли приношения первых плодов урожая в местные храмы, затем в Иерусалимский храм (Левит XXIII, 10, 11, 12, 14). Только гораздо позже иудейская религия связала с пасхой древним тотемическим, а затем пастушеским жертвоприношением, приношение первого снопа, с Пятидесятницей — принесение в жертву первых хлебов из зерна нового урожая и, наконец, с осенним праздником Кущей — принесение в жертву первых плодов. 

 

Фрэзер в своей «Золотой ветви» сообщает о подобной церемонии у кафров Наталя и Зулуленда, целью которой было разрешение употреблять плоды нового урожая. Мясо жертвы варится вместе с зерном, овощами и плодами; царек кладет понемногу этого кушанья в рот каждому подданному, который считается таким образом подвергшимся освящению на весь год. Если кто-либо из людей, собравшихся в крааль царька, отведает плодов нового урожая до окончания празднества, он умрет. Социальный смысл этого обряда вполне ясен; подданный зависит от своего царька, как от бога. Так же обстояло дело в Китае, где Сын Неба приносил первинки в жертву своим предкам и вкушал от них прежде всех своих подданных. 

 

Подобные жертвоприношения могут также иметь целью повышение плодородия земли; в Индии конды приносили в жертву детей, которых они похищали у крестьян долины и которых они хорошо откармливали для этой цели; жертву, украшенную цветами, нарядно одетую, вешали на ветку дерева; после наступления смерти тело жертвы разделяли между группами и зарывали на полях в землю, которая якобы становилась от этого очень плодородной. 

 

В Европе мы также можем найти многие остатки аналогичных церемоний: зарывание в землю золы от костров Ивановой ночи, костей птицы и скота, съеденных на пасху, освященного хлеба в день святого Антония и т.д. В Афинах во время празднества Буфоний первинки помещали на алтарь Зевса Полиона; к алтарю подходили быки и съедали эти первинки. Из этих быков выбирали одного и закалывали его, потому что он поглотил духа зерна. Мясо этой туши распределяли между присутствовавшими, из его шкуры набивали чучело и приступали к церемонии подражания пахоте. 

 

Овидий сообщает что в Афинах остатки от свиных туш, которые закалывались во время Фесмофорий, сохранялись как реликвии, потому что они служили, так сказать, обиталищем духа, которого жертвоприношение выпустило на волю. Фесмофорий — празднество, посвященное Деметре (Ge-Meter — Мать-Земля, ее дочь — Кора. В Риме — Церера). По Диодору Сицилийскому, был обычай во время этих празднеств обмениваться непристойными шутками. 

 

«Основным моментом в культе и мифе Осириса было... аграрное жертвоприношение, в котором жертвой был человек, воплощавший духа растительности, живой Осирис, умерщвляемый в конце года. Жертвоприношение совершалось не для того, чтобы подражать увяданию растительности, но чтобы предупредить ее полное уничтожение, чтобы обеспечить ее возрождение путем особого ухода за жертвой, в которой сосредоточивалась сила. Имея в виду эту силу, заключающуюся в жертве, отдельные ее части разбрасывали понемногу везде, чтобы они проникли в землю и в воду. В момент посева остатки жертвы собирали и совершали над ними обряды обновления, возрождения. Конечно, находили только кости; чтобы оживить заключенного в них духа, их помещали в коровью шкуру. И дух не замедливал ожить, зерно — прорасти». 

 

В обрядах аграрных культов наблюдалась определенная периодичность, и это вполне понятно, поскольку пахота и сбор урожая сменяют друг друга периодически. Потребности производства помогали человеку осознавать время и климатические явления и притом все более и более ясно, по мере того как развивалось общественное сознание. Но это осознание окружающей среды вначале не могло быть не чем иным, как религиозным воображением, поскольку освоенная область вселенной была слишком незначительной. Поэтому солнце, луна, звезды, небо, вода служили материалом для создания религиозных представлений. Регулярное возвращение к сельскохозяйственным работам было основой периодичности религиозных церемоний. Ведь и тотемическое жертвоприношение было также сезонным обрядом, поскольку оно совершалось перед началом охоты. Трудовой цикл отражался в религиозном цикле, который по мере общественного развития все усложнялся. 

 

Аграрное жертвоприношение происходит из тотемического; поэтому, исследуя аграрные культы, мы встречаем столько священных животных: Дионис был одновременно козлом, быком, козленком, в священном безумии вакханки убивали козленка, разрывали его на части и пожирали сырое мясо. По существу Дионис был божеством растительности, его культ произошел из тотемизма, и эволюция этого культа, как мы увидим дальше, не остановилась на этом. 

 

Если мы выше упоминали о культе золотого тельца в Вефиле и в Дане (3 Царств XII, 28, 29), мы должны теперь добавить, что в аграрных культах бык, древний тотем, часто превращался в бога грозы и дождя. Вот почему в Риг-веде мать-земля — корова: вода оплодотворяет землю, как бык — корову.  Адонис, разорванный кабаном, в то же время сам является божественным кабаном. Митра убивает быка, но и сам он — бык, следовательно, он сам приносит себя в жертву, как Христос. Как показали Маннгардт (Mannhardt) и Фрэзер, из аграрных жертвоприношений произошло принесение в жертву бога. Однако они не понимали социального смысла этой эволюции. 

 

«В основе всех античных религий лежит цикл празднеств, который первоначально был предназначен не освящать год, но управлять и регулировать деятельность природы, круговорот времен года и растительности мира... Именно среди обрядов аграрных культов, — продолжает Луази, который изучал проблему жертвоприношения, — встречаются наиболее ярко выраженные жертвоприношения, потому что обычно дело не ограничивалось умилостивлением богов для того, чтобы обеспечить их покровительство урожаю; требовалось еще уметь управлять деятельностью духа или духов растительности, так сказать, заставлять их жить или умирать в соответствующее время. Во время жертвоприношения духи зерна умирают, и урожай может быть предоставлен в распоряжение людей; также путем жертвоприношений духов возрождают к жизни. Анимизм преобразуется в политеизм, но старые обряды остаются как бы установленные богами, которых почитают этими обрядами и которые, как считают, поддерживают действенность этих обрядов... Состав этих богов и их обряды, ставшие таинствами бессмертия, будут поддержаны и в религиях вечного спасения». 

 

Как совершается переход от принесения в жертву зерна, первинок к принесению в жертву бога? Юбер и Мосс создали в связи с этим целую генеалогию, превосходную, если рассматривать только факты религии, но неудовлетворительную, если не забывать, что все эти факты имеют реальные корни: эволюция от одного типа к другому происходит начиная от первобытного общества, находящегося в стадии упадка, от возникновения аграрных культов к зарождению христианства, синкретической религии спасения. 

 

Дух хлеба, по замечанию двух французских социологов, почти неотделим от самого хлеба, в котором он воплощен, и он остается преимущественно аграрным представлением, какова бы ни была социальная роль жертвоприношения. Надо, чтобы мало-помалу ослабели связи, которые связывают с полями приносимые в жертву первинки. Посвящаемый в жертву сноп символизирует животное, принесение в жертву которого обеспечивает возрождение,  воскресение к новой жизни зерна; таким животным может быть корова, козел, коза, свинья, кошка, заяц. Юбер и Мосс не видят здесь остатков первобытного тотемизма; по нашему мнению, они неправы. Мы полагаем, что Соломон Рейнак правильно поставил вопрос, положив тем самым начало научному подходу к проблеме. 

 

«Повсюду, —- писал он, — где элементы мифа или обряда включают священное животное или растение, приносимого в жертву или разрываемого на части бога или героя, ряженье верующих, пищевой запрет — долг исследователя искать решение загадки в арсенале тотемизма и табу». 

 

Но это только первый шаг к научному исследованию проблемы, потому что если, с одной стороны, пережитки не ограничиваются областью тотемизма и отрицательной магии, если нельзя пренебрегать смешением, слиянием элементов, принадлежащих к обрядам, различным по своему историческому происхождению, то, с другой стороны, содержание обрядов и мифов изменяется вместе с обществом, сохраняется одна форма, да и сама она тоже более или менее меняется. 

 

С другой стороны, возникновение института вождей и царей, момент, забытый нашими дюркгеймовцами, у которых понятие «общество» носит совершенно абстрактный характер, помогает индивидуализации аграрного духа. Жертвой становится человек или символ, и миф изменяется; включается момент смерти, страданий, страстей. Все системы мифологии показывают нам, что жертвоприношение приводит к обоготворению жертвы. Геракл, например, не был взят на Олимп до тех пор, пока он не покончил с собой на Эте. Аттис стал божеством после своей смерти. 

 

Юбер и Мосс с полным правом пишут: «Апофеоз, связанный с жертвоприношением, есть не что иное, как возрождение жертвы». Далее они делают очень тонкое замечание: «Повторение этих церемоний, в которых через правильные интервалы появляется одна и та же жертва, создало нечто вроде непрерывно существующей личности» Но человечество знало и смертных богов. На Крите показывали могилу Зевса у подножия горы Юктас. Это был «бог, рожденный в гроте, бог — божественный супруг, бог общественных трапез, бог хлеба и вина, бог смерти и воскресения» 

 

Создание благодаря периодическим обрядам фантастической личности породило мифы, которые в деформированной, легендарной форме объясняли жертвоприношение. 

 

Вот пример — миф, возникший на фригийской земле: Агдитис был гермафродит; боги позавидовали ему и, воспользовавшись его опьянением, отрезали ему мужские половые органы, бросив их на землю. Из них выросло миндальное дерево, плоды которого съела Нана, дочь бога одной реки. Нана зачала и родила Аписа. Аттис пас коз; его заметила мать богов Кибела, которая была не кем иным, как Агдитисом, превратившимся в женщину. Кибела влюбилась в Аттиса, но последний обманул ее со смертной. В наказание за измену он сам себя кастрировал под сосной и умер от раны, но затем воскрес. В другом тотемическом варианте мифа Аттиса убивает кабан, который был воплощением духа растительности. Став великим богом, богом солнца, Аттис соединился с Кибелой; эта пара напоминает других божественных супругов — Ваала и Астарту в Сидоне, Осириса и Исиду в Египте и т. д. 

 

Аграрные мифы как бы пронизаны сексуальными мотивами, часто они содержат непристойные детали; большую роль играет в них изображение половых органов. Поля должны быть оплодотворены: половые органы являются символом этого необходимого момента оплодотворения. Рассказ о смерти Таммуза в вавилонской легенде есть переложение обряда жертвоприношения. Таммуз — по-шумерийски «настоящий сын, сын с правой стороны», которого обычно наделяли следующими эпитетами: «Господин», «Господин пастушеского дома» (Добрый Пастырь), «Человек», «Помазанник» 2. Миф рассказывает, что Таммуз умер; Иштар, его мать и в то же время супруга, которая раньше была дикой коровой, жрицы которой были священными проститутками, сошла в ад в поисках живой воды, чтобы, оросив ею труп Таммуза, воскресить его Несомненно, это еще один бог, происшедший из аграрных культов. 

 

Далее, миф стал оказывать воздействие на обряд, образ бога вторгся в культ. Например, на празднестве мексиканского бога Уицилопочтли «фигуру бога, сделанную из сладкого теста, политую человеческой кровью, разламывали на части, делили между верующими и съедали». 

 

Итак, «миф выводит... бога живым из испытаний только для того, чтобы снова подвергнуть его испытаниям, и повествует о его жизни как о непрерывной цепи страданий и воскресений. Астарта воскресила Адониса, Иштар — Таммуза, Исида — Осириса, Кибела — Аттиса, Иолао — Геракла. Первоначальная цель жертвоприношения остается в тени. Это больше ни аграрное, ни пастушеское жертвоприношение. Бог, который выступает как жертва, продолжает существовать сам в себе... Далее следует, что жертвоприношение становится репетицией и воспоминанием о жертвоприношении бога». 

 

То же принесение в жертву, но е иным социальным содержанием мы находим, как это будет видно из дальнейшего, в христианстве. Принесение в жертву бога-посредника Иисуса продолжается в ежедневной службе, оно торжественно справляется на пасху, и мы знаем, что в момент причащения Христос «реально присутствует» в хлебе и вине. Но религиозная сущность обряда осталась все той же, анимистической: очистить, освободить человека от злых духов, от болезни, от несчастий, то есть заставить его терпеливо переносить ярмо, лежащее на нем, боязливое бессилие, которое он испытывает перед лицом природы, гнет, который с выделением господствующего класса и возникновением государства все больше давит его. Впрочем, другие жертвенные обряды способствовали преобразованию аграрных культов. «Первобытный человек всегда испытывает потребность подвергнуться очищению. Жертвоприношение было одним из средств очищения наравне со многими другими... 

 

Основной идеей было уклониться, избавиться от зла, перенести зло на другое существо, с удалением которого зло само по себе считается изгнанным и уничтоженным». Нужно ли напоминать об обряде изгнания козла отпущения в ритуале древних евреев? 

 

На десятый день седьмого месяца религиозного года приступали к великому очищению народа. Брали двух козлов и бросали жребий: одного, на которого выпадал жребий для Ягве, приносили ему в жертву; второй же предназначался Азазелу. На его переносили все грехи и несправедливости израильтян и выгоняли в пустыню (Левит XVI, 21). Для апостола Павла смерть Иисуса, который воплотился в человека, была средством снять с человечества грехи, которые он взял на себя. Итак, его смерть — это жертвоприношение, сходное с тем, которое имело место при изгнании козла отпущения. Отсюда богословская доктрина искупления. 

 

«Затем стали считать, что боги предписывают избавляться при помощи этого средства от нечистоты, ошибок, болезней и бедствий. Так возникла, несостоятельная сама по себе, идея искупления греха посредством крови. И эта идея нашла свое наивысшее выражение в христианском мифе об искуплении благодаря смерти Христа, мифе, который, в последнем счете, является сублимацией человеческого жертвоприношения». А также, добавим мы, — тотемических церемоний «интичиумы». 

 

И поэтому, хотя мифы омолаживаются в ходе истории, из которой они черпают псевдореальные элементы, мы не должны давать себя обманывать этой видимостью историчности. Наоборот, мы должны отыскивать в них первоначальные элементы и анализировать социальные причины изменения их содержания и формы. Установление чисто религиозной генеалогии было бы равнозначным признанию за религией сверхъестественного характера, лишению ее, согласно методу богословов, земных корней. 

Отрывок из книги Ш. Эншлена "Происхождение религии"